Как дэнди лондонский воспет

artyom_ferrier — 30.07.2017

В своих заметках про английский (и другие языки тоже, но прежде всего английский) я не устаю повторять: для того, чтобы начать изъясняться достаточно свободно и комфортно — надо прежде всего почувствовать себя свободно и комфортно, обрести уверенность, что прекрасным образом ты сумеешь объясниться.

Ну в конце концов, человек с мало-мальски развитыми интеллектом и артистизмом — вполне сумеет объясниться с носителем даже совершенно незнакомого языка одними лишь жестами.

Знание же всего нескольких слов на каком-то языке — расширяет возможности коммуникации очень сильно.

Но английский? Как, бога ради, живя в современном мире, можно знать на нём всего «несколько» слов? Несколько сотен — будет точнее. Даже для тех, кто вообще никогда не учил его. Всё равно инглиш всюду достанет и вбухает в любую голову очень изрядную порцию своей лексики. Поэтому, строго говоря, людей, которые бы вовсе не могли объясниться на английском — в нашем мире, наверное, не существует. Ну, я не имею в виду совсем уж экзотические какие-то местности.

Другое дело, что есть много людей, которые просто этого не осознают, отказываются поверить, будто они уже прекрасно способны изъясняться на английском. И это неверие имеет вполне очевидное происхождение.

Конечно, этому учат в школе. На своём и чужом примере. Когда студент видит перед собой преподавателей, людей, которые всю жизнь посвятили изучению языка и всё равно не способны говорить на нём сколько-нибудь бегло и свободно — разумеется, ему начинает казаться, что это очень сложная задача.

Каковую убеждённость охотно (пусть бы и подсознательно) подкрепляют эти педагоги, подчёркивая, как непрост их предмет.

Но там, где работаю я, установка немножко другая. Во всех аспектах. Мы не тратим время и силы на обоснование сложности достижения какой-то задачи. Мы тратим время и силы на её достижение. И если задача - просто научиться более-менее свободно говорить на каком-то языке, то она достигается даже с нуля (что, повторю, едва ли может иметь место в случае с английским) за несколько недель. При очень интенсивной, конечно, «дрессировке». Но главное — отделаться от предрассудков и робости, обрести «кураж», поверить в то, что ты уже знаешь изучаемый язык и просто расширяешь горизонты (и когда говоришь на нём — научиться забывать, что знаешь какой-то другой).

Какой для этого требуется лексический минимум? Ну, чтобы просто поддерживать непринуждённое общение с носителями — в случае с английским будет достаточно разучить двадцать оттенков слова c'mon и пятнадцать — oh boy.

Но чтобы всё-таки выражать какие-то мысли — немножко больше.

Тут иные люди, соприкоснувшись с лексическим богатством английского, порою приходят в ужас от того, сколько в нём слов, сколько бывает значений у каждого слова, сколько уже имеется идиом и как быстро плодятся новые.

Да, есть такое дело. Много в английском слов, много идиом. Но и в русском, вообще-то, немало. Только в имеющихся толковых словарях — под сотню тысяч лексем, а туда входит далеко не всё, поскольку наши словари довольно-таки халтурные и куцые. Но — кто-то серьёзно знает их все, слова русского языка?

Не смешите. Конечно же, нет. Пассивный словарный запас у самых образованных людей — тысяч сорок. Именно пассивный. То есть, такие слова, о которых имеется хотя бы смутное представление где-то на задворках памяти.

Активный запас — гораздо меньше. Очень редко — больше десяти тысяч слов. А для повседневного общения — тысячи две в лучшем случае. В любом языке.

Поэтому верно, конечно, что английский среди всех даже очень развитых языков лидирует с большим отрывом по количеству лексем. Ну, конкретно русский — раза в четыре как минимум превосходит. Но и что с того?

Да лишь то, что из русской лексики активно используется в обиходе два-три процента от неё, а от английской — меньше одного процента. Только и всего. Этого вполне хватает для того, чтобы общаться, выражать любые мысли и не чувствовать стеснённости.

На самом же деле, если заранее себя не запугивать, если не погрязать в предрассудках — и гораздо меньшего лексикона вполне хватает для передачи каких угодно смыслов. Если с самого начала учиться делать это легко, естественно и непринуждённо. Меньше париться над «академизмом», а лучше — и просто избегать его до поры.

Серьёзно, если ты не устраиваешься на какую-то специфическую работу, где требуется действительно глубокое знание языка или владение какой-то профессиональной лексикой — лучше, набив свой запас до буквально пары-тройки сотен наиболее употребимых слов, делать упор на «обкатке» именно их, оттачивать паттерны их употребления в разных выражениях, а не хапать любую новую лексику, какая ни подвернётся. Когда же слов не хватает - «добивать» интонациями, жестами, междометиями, чувствуя себя максимально раскрепощённо.

То есть, речь идёт о подходе прямо противоположном тому, что обычно бывает в школах, где раскрепощённость и непринуждённость, как правило, душится в зародыше, «потому что». Результат (школьный) — конечно, такой, что глаза на лоб лезут. Учить язык много-много лет — и практически нифига не быть в состоянии на нём сказать (так, чтобы это мало-мальски натурально звучало), нифига не понимать натуральную беглую речь.

И вот это — вовсе ненормально. Нормально — это когда через несколько недель человек уже может вполне свободно болтать, используя несколько сотен слов. И с этим пока ещё нехитрым инструментарием — поведать практически что угодно.

Я думал, что бы изобразить в качестве примера, но наши «студенты», они же сотрудники, - ребята довольно циничные. Их монологи могут шокировать неподготовленную аудиторию. Поэтому я выбрал тот редкий случай, когда довелось подтягивать практичеки ребёнка, невинного и чистого. Попросил хороший друг поработать со своим младшим братишкой, который собирался перевестись из обычной школы в некий элитный лицей.

Сашке тогда было четырнадцать, и он был вполне развитый паренёк, но что до английского — на уровне «йес, ноу, ай доунт ноу». И преподавание в школе было очень слабое, и по жизни он был раздолбай тот ещё (хотя чертовски обаятельный).

Мы с ним позанимались пару неделек (которые он, естественно, жил у меня на хате), и когда он малость «окреп» - я попросил его пересказать на английском содержание «Евгения Онегина» (то было свежо по школьной программе). Вот так прямо сходу, экспромтом. Своими словами, сколь угодно вольно, но всё-таки по сюжету.

Сейчас, пожалуй, эту расшифровку и выложу. Она довольно забавная, на мой вкус. И главное — вот практически никаких «заумных» словей. Всё — только самый базовый лексический минимум, который действительно вполне реально освоить за несколько недель (нет, ну какие-то из этих слов, он, конечно, и раньше знал — но мы поработали над тем, что с ними можно делать).

Long-long ago in a far-far away galaxy, called Russia, there lived a guy called Eugene Onegin. And some guy he was.

Just look! He speaks French better than Napoleon. Well, actually nobody knows if Napoleon's French was good, cuz he was from Corsica, truth be told, but our Eugene's French – yessir, it is good. And he has manners, too. And he is smart and nice and knows a thing or two about them gals. And people love him. Gals do love him. And he loves them back, and generally is very busy having fun. Sex, drugs and rock'n'roll, or whatever it used to be back then.

But right now he's going to his uncle's place, cuz his uncle got ill. I mean, really ill. And Eugene – well, he's not exactly Mother Teresa type. And he's like: “Screw you, old skunk! Why wouldn't you just die – what could be simpler? Please, do me a favor! All this sitting there and watching you dying, this slowly – it's absolutely not cool!”

But it was about money, and when his uncle finally is gone, Eugene gets a shitload of dough. And there's nothing said about him killing his uncle, with a pillow or what, but nothing is said about him NOT doing it. And that's what makes a great story so great – the secret still unknown.

Anyway, Eugene gets all his uncle's stuff, including a village with some peasants. Yeah, they used to own peasants just like we own dogs and cats. I guess, it sucked to be a peasant in Russia back then. But Eugene was a lord, lucky devil, good for him. So he decides to go to this village of his. Fresh air, you know, green grass, berries in the woods. And why not? You have a village – you use a village, period.

And there he meets another guy, Vladimir Lensky, who is much younger, barely eighteen. But you can get your beer in Russia, being eighteen, and that's why this Lensky is a poet. He just takes words and makes poems of them. Like:

“Got some wine -

This is fine

Got some pot -

Thanks a lot

Got some ice -

This is nice”

And so on. Boy, isn't that sweet? Well, Lensky thinks it is.

And they become friends and have fun together. Oh, I don't mean they are gay – why? With so many peasant gals around – who would be?

And living there, they visit their neighbors, too. Say, Larins. Mom, Dad and two sisters, Tanya and Olga. All this “nice to meet you” thing, “help yourselves, guys” thing and, well, Larins are real nice.

On their way home Lensky asks: “So, how do you like Olga?” See, he's in love with the chick and wants to make sure he made no mistake.

Onegin says: “Well, she's just like the moon to me”.

“Like the moon? What the hell do you mean, bro? Is she yellow?”

“Not exactly. No, I wouldn't say she's yellow”.

“Then what? Do you want to say she makes the seas come and go?”

“Oh, no – I'm not this high at the moment. Well, she's just as stupid as the moon, if you want to know the truth”.

That really gets under Lensky's skin and he yells like hell: “Never! Never say again that the moon is “stupid”! Do you have any idea how we, poets, love the moon? Even more than vampires do. It's like a goddess to us. And I'm a poet, bitch!”

But then he calms down, trying to find a rhyme for “moon”. And they are good friends again.

Meanwhile Tanya, who is the older sister... she's all about books, you know. She loves to read them books – and now she tries to write something of her own. So, she sits by the window and writes a letter. And she likes it. And she writes another letter. And one more, and more. All the letters she knows. And when she thinks there's enough them letters on the paper, she says: “And now, please, give it to Onegin”.

So, he gets the message, which says: “Wanna dance? Come to our garden at midnight sharp”.

And he comes, and she's like: “Oh, I'm yours, take me! We can do it doggie-style, if you wish”.

And he thinks, like: “Oh, brother! Why would I want this Bambi of a chick with so many juicy peasant gals around?”

But, being the guy of good manners he is, he just says: “Look, Tanya, it's all about moral, and family values, you know, which is not what I'm really ready for, and all. You get it?”

And she thinks: “Oh, I got it. You must be gay, you sick bastard!” But what she says is: “Well, actually, I never liked it doggie-style. Just kidding, ha-ha”. Yet she's about to cry – girls are all like this.

And days and weeks are flying by, and Lensky talks Onegin into coming to Larins' again. “Rivers of wine, mountains of pot, all free, man”. And Onegin is like: “Yo, why not?”

But at Larins' he thinks: “Who are all these people? I don't like them. They suck. And this Lensky's gonna pay for getting me here”.

So he comes to Olga and says: “Wanna dance, baby?” And they are dancing like hell. And when they are done, Lensky, who is pretty stoned and no less pissed off, says to Onegin: “Man, what the heck? What do you think you are doing?”

“Nothing. Why?”

“Your dancing with Olga! Absolutely not cool at all. It's... it's like dancing with the moon!”

“Oh, c'mon, pal! Nobody can dance with the moon for she has no legs, to begin with”.

“No legs? If Olga is like the moon, you said, it means my girl has no legs, too. Is that what you want to say, pal?”

“Oh boy! Listen, man, don't be such a moron!”

“What did you call me? Okey, that does it! You know, man, I'm gonna absolutely kill you! That's what I'm doing”.

Onegin, really, was not a fighter type, but what could he do? So, he's like: “Okey, you asked for it. Let's do some killing each other tomorrow, after breakfast. And the rules are gonna be simple: he who dies is the loser”.

They both have a bad feeling about their fight. But Lensky, being a poet, writes poems. Sad poems. Like: “La-la-la-la, la-la-la-la-lie, all God's children they all gotta die”.

And the next morning they meet in the forest, and both have guns. Big guns. Very big guns. I mean, they were really huge, just like an elephant’s... some body parts – by which I mean his trunk.

Well, Onegin was the first one to shoot – BAM! - and that's it. Lensky falls down like... oh, no, I just can't say, like what. It's so sad!

Onegin cries, all tears: “OMG! Why?”

And one of their friends, who happened to be there, goes: “What do you mean, “why”? You shoot at a guy, you get the guy, he dies. That's how it is. Plain and simple”.

“I know, I know, I just cannot believe. Such a small bullet, and... Volodya, is it for real? Stop kidding me!”

“You - stop being such a crying baby! Better gimme a hand with the body”.

And so – exit Lensky. And Onegin is like: “Well, I just killed a friend. My bad. Still, it would be much worse the other way around. Either him, or me. That's how it works. A la guerre comme a la guerre”.

He thought it in French cuz he was a great French speaker, as we said earlier.

Then he had to give some money to cops, I guess. That's also how it is. You shoot somebody dead – you pay to the cops. It's called “justice” in Russia.

And off he goes, our Eugene. To some other countries, for a couple of years. For more than just a couple of years, actually. He has been somewhere out there for quite a while. But now he's back, he's in Moscow. Or should it be more like Saint Petersburg? Ah, whatever.

And he comes to a party, big-time, and what he sees? He just cannot believe it. It's amazing. It's nobody else but old good Tanya, yet now she's more like some queen, so cool she is with her golden chains and rings with gems, and all.

Onegin's like: “Hi there! Long time no see. You look awesome, Tanya. By the way, we could do it doggie-style after all”.

And she answers: “Look, I have a husband, after all, and I'm gonna be loyal, by the way”.

And that's how this story ends. But I guess it was not supposed to end just like this. There must have been something more to it. Like, you know, Tanya says: “By the way, Onegin, I heard you're damn good at killing people”.

Onegin: “And your point being..?”

“Well, I said I'd be loyal to my husband. But that's only if he lives”.

And only then enters her beloved general.

По-моему, вполне сойдёт, чтобы объяснить интересующемуся иностранцу суть «ЕО». Не спорю, у Пушкина было лучше. Но у Сашки — короче. И - «динамичнее», что ли.

Ну и вот так можно изъясняться на английском, имея весьма-весьма даже скудный лексикон. И не очень морочась какими-то вычурными грамматическими конструкциями. Для чего, конечно, повествование переводится в преимущественно настоящее время, прямая речь идёт, как есть. Но, собственно так и рассказывают истории на любом языке в непринуждённом общении. А вот почему в школах этому не учат, почему не используют такой формат монолога — тайна великая есть.

Оставить комментарий

Популярные посты:

bizantinus

Тридцать пять лет...

streletc_art

Мы были в том июле так искренне чисты

yu_sinilga

120 лет со дня рождения Наследника

prilepin

И ЕЩЁ РАЗ ПРО ПОЭТОВ-ХЛЮПИКОВ

korolevvlad

Гараж Иванова. Саратов

sagittario

Блольшая Полянка

fonzeppelin

Ray T. Heon Coyote & Drone Runner

a_nalgin

О глухой и полной изоляции России Страна-изгой?

• Ранее
• Архив