Жил-был художник один
mark60w — 09.09.2023Фотографии работ Макса Эрнста взяты из интернета.
Жил-был художник один и звали его Макс Эрнст. Родился он в Германии в маленьком городке неподалеку от Бонна, который в то время тоже был не очень большим. Дело происходило в конце XIX века. Семья была католической и детей в семье было девять. Отец Макса Эрнста был преподавателем в школе для глухонемых. А кроме того, был художником-любителем. Вот эту любовь к живописи он и передал своему сыну. Ребенок обладал живым воображением. Может быть даже излишне живым. Так, один из его первых походов в лес привел его к мысли об опасности быть пойманным в клетку, прутьями которой являются стволы деревьев. Когда Максу исполнилось пятнадцать, родилась его младшая сестра. Рождение сестры совпало с предшествующей ему смерти любимой птички Макса. В его сознании эти два события соединились. Для рождения ребенка необходима смерть птицы. Птицы и стволы деревьев многократно отражены в творчестве Макса Эрнста. Особенно птицы. Например, название картины; «Двое детей, угрожаемых соловьем». Ну каким соловьем могут быть угрожаемы дети? Конечно, если это настоящий соловей, а не различные его производные.
Так вот ты какой дедушка Ленин. Ну надо же. Более шестидесяти трех лет еврей, а не знал, что я так выгляжу. Наверное, все дело в том, что до Северного полюса не добрался. Надо будет на своего тестя по внимательнее посмотреть. Он там был.
Ну это, так сказать, птицы в чистом виде. А ведь еще в его творчестве есть произведения, где просто птицами навеяло. Например, вот это
Ну что ж. Свежий взгляд на дизайн свадебного платья. На такой вряд ли кто откажется жениться. Опять же и сопровождающие у невесты хороши. Особенно будущая теща с копьем.
На картине «Искушение Святого Антония» многоптичие граничит с многозверием, плавно перетекающем в многочудовищием. Но впечатляет, однако. Опять же и джунгли из чудищ колоритные образовались.
Мы тут о лесах и клетках разглагольствовали. Не извольте беспокоиться.
Совсем как у Островского. А.Н. который.
А это тоже лес. Но уже забальзамированный. Вместе с птичкой.
С замечательной серией офортов «Неделя добра» те, кто не был знаком, познакомились благодаря издательству «Захаров», выпускавших Акунинские детективы о Фандорине. Одно только меня занимает- если это у него «Неделя добра», то мне трудно себе представить, что же тогда «Неделя зла».
А вот это я бы просто назвал: «Дивлюсь я на небо — та й думку
гадаю:
Чому я не сокіл, чому не літаю?»
Глядя на произведения многих современных художников-модернистов, я думаю, что многие то, что они изображают в своем творчестве-не их видение мира, а определенная проверка публики до какой степени она способны терпеть то, что им представляется. Например Кандинский, Поллак или Дали. Так вот, у Макса Эрнста, по-моему, это не так. Так и хочется воскликнуть: «Верую»!
Живое воображение Макса Эрнста имело наследственный характер. От отца. По-крайней мере, мне так показалось. Сохранилось детское изображение Макса, сделанное его отцом, на котором он изображен в образе младенца-Иисуса.
Вам это ничего не напоминает?
Славный такой Гваделуп получился у Филиппа Эрнста, не правда ли?
И в заключении, вы совершенно вправе задать вопрос-зачем он столько времени канифолил нам мозги со своим Максом Эрнстом? Отвечаю. Ради этого. Выйдя на улицу, я увидел следующую картину:
Дело Макса Эрнста живет и побеждает.