Из воспоминаний Рахманинова:

felisata — 01.07.2024

"...Во время обеда в итальянском ресторане Рахманинов сказал: — Вы читали главу из книги Александры Львовны (дочери Толстого), опубликованной в последнем номере «Современной летописи»? Она боготворит отца. Она пытается рассказать, что он пережил в последние дни, но это ей не удаётся. Толстой у неё выглядит таким маленьким, неприятным человеком. Я бывал у него несколько раз в Хамовниках. Всё это окончилось очень неприятно. У меня была рекомендация от княгини Ливен. Она была моим большим другом, очаровательная женщина. Она просила Льва Николаевича принять меня. Это было как раз после провала моей Первой симфонии.

— Глазунов был пьян, когда дирижировал ею, — вставила жена Рахманинова.

— Княгиня Ливен написала Толстому: «Будьте добры, примите его, Лев Николаевич, — продолжал Рахманинов, — молодой человек может погибнуть. Он утратил веру в свои силы, постарайтесь помочь ему». Когда я пришёл в первый раз, он играл в шахматы с Гольденвейзером.

Я пришёл с Шаляпиным. Федя пел. Невозможно описать, как он пел: он пел так, как Толстой писал. Нам обоим было по двадцати шести лет. Мы исполнили мою песню «Судьба». Когда мы кончили, чувствовалось, что все восхищены. Начали с увлечением аплодировать, но вдруг все замерли, все замолчали. Толстой сидел немного поодаль от других.

Он казался мрачным и недовольным. В течение часа я его избегал, но потом он вдруг подошёл ко мне и возбуждённо сказал: «Я должен поговорить с вами. Я должен сказать вам, как мне всё это не нравится, — и продолжал: — Бетховен — вздор, Пушкин и Лермонтов — тоже». Это было ужасно.

Сзади меня стояла Софья Андреевна, она дотронулась до моего плеча и прошептала: «Не обращайте внимания. Пожалуйста, не противоречьте, — Лёвочка не должен волноваться, это ему очень вредно».

Через некоторое время Толстой опять подошёл ко мне. «Извините меня, пожалуйста, я старик. Я не хотел обидеть вас». Я ответил: «Как я могу обижаться за себя, если не обиделся за Бетховена?»

Но я уже больше никогда не приходил. Софья Андреевна приглашала меня в Ясную Поляну каждый год, но я никогда не принимал приглашения. И подумать только, что я в первый раз шёл к нему, точно к какому-нибудь божеству!

Рахманинов молчал. Он склонился над своей тарелкой с супом и начал отодвигать в сторону макароны. Потом добавил:

— Трудно, конечно, сказать, может быть, это была ревность, — я был музыкантом, учеником Танеева,-может быть, он думал, что я буду новым звеном между Софьей Андреевной, музыкой и Танеевым.

Тогда, конечно, я этого не понимал. Я рассказал всё это Антону Павловичу Чехову. Он обожал Толстого, и если Толстой кого-нибудь любил, то, конечно, Чехова. Он мне сказал: «Если это произошло в тот день, когда Толстой страдал от желудочной боли, — он не мог работать и поэтому должен был быть в очень нервном состоянии. В такие дни он склонен говорить глупости. Но не надо обращать на это внимания. Это не важно».

Что за человек был Чехов! Теперь я читаю его письма. Их шесть томов, я прочёл четыре и думаю: «Как ужасно, что осталось только два! Когда они будут прочтены, он умрёт, и моё общение с ним кончится». Какой человек! Совсем больной и такой бедный, а думал только о других. Он построил три школы, открыл в Таганроге библиотеку. Он помогал направо и налево, но больше всего был озабочен тем, чтобы держать это в тайне.

Когда Горький хотел посвятить ему свой новый роман «Фома Гордеев», он позволил напечатать только: «Антону Павловичу Чехову». Он был настолько скромен, что боялся, что в горьковском посвящении будут какие-нибудь громкие эпитеты.

— Я думаю, что Софья Андреевна была очаровательная женщина и что Толстой её мучил, а теперь все на неё обрушиваются. Ах, один из самых трудных вопросов, какой должна быть жена великого человека!

— Творец — очень ограниченный человек. Всё время он вращается вокруг своей собственной оси. Для него не существует ничего, кроме его творчества. Я согласен с тем, что жена должна забывать о себе, о своей личности. Она должна принять на себя все заботы о его физическом существовании и все материальные хлопоты.

Единственное, что она должна говорить своему мужу, — это то, что он гений. А если жена великого человека интеллектуальна и имеет свои собственные мысли — это совсем скверно. Возьмите Жорж Санд — великая женщина, а что вышло из её отношений с великим Шопеном? Это очень сложно."

Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив