Из воспоминаний Фурманова

chhwe — 26.04.2025 Петька, мой сокурсник, так резво понял гуанъань «История КПСС — буржуазная лженаука», что после первого же занятия он влетел на кафедру, где сидел преподаватель истории КПСС и начал с жаром доказывать нам что-то про «сознание пролетариата», которое якобы было главной движущей силой истории. Петька был очень убедителен, но преподаватель истории КПСС не стал с ним спорить. Он сказал только: «Что ж вы мне тут голову морочите? Ну, хорошо. А кто вам сказал про сознание пролетариата? Гегель? Или Энгельс?» Петька задумался и ответил, что про сознание пролетариата ему никто не говорил. Но преподаватель истории КПСС уже не слушал его.

Он вынул из кармана блокнот и написал на листке: «Пролетариат, сознание пролетариата... Я вижу, вы ничего не понимаете в марксизме. Ну ладно... А вот вам пример из жизни. Вы знаете, кто такой Каганович? Он был первым секретарем московского горкома партии. А вы знаете, что он говорил? Что в Москве есть два пролетариата: московский и ленинградский... Но это еще не все пролетариаты. В Ленинграде тоже есть два пролетариата, и они совершенно разные...» Петька понял наконец — он просто забыл про сознание рабочего класса в Москве! «А кто такой Каганович?» — спросил я. Преподаватель истории КПСС посмотрел на меня, как будто видел впервые в жизни и сказал: «… Вы что думаете? Это же Ленин подробно описал в «Как нам реорганизовать Рабкрин»! Ну, Ленин и Каганович...» «А кто такой Сталин?» — спросил я. «Сталин? — переспросил преподаватель истории КПСС. - А кто это?» Я подумал, что он имеет в виду Сталина-младшего и ответил: «… Это тот самый человек... который...» «Да, да. — сказал преподаватель истории КПСС и снова что-то написал в блокноте.— Сталин... Это человек с огромной властью над массами. Но он был не один. Был еще Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, примкнувший Шепилов и другие...» «А кто такой Ленин? — спросил Петька. - Это тоже был человек с огромной властью?» «Ленин — это Первый патриарх марксизма. Он был один из вождей пролетариата. И, что, он тоже не знал, что такое сознание рабочего класса в Москве?» «А кто же такой Каганович? — спросил я. - Он тоже был вождь пролетариата?» Преподаватель истории КПСС посмотрел на меня с изумлением: «Да кто же это не знает, что такое Каганович? Я сам первый секретарь Московского горкома партии. А что такое Ленин, вы знаете? А?» «Я знаю, что Ленин — вождь пролетариата»,— ответил я. «Вот именно, вождь пролетариата. И не надо говорить мне про сознание рабочего класса в Москве! А то я сейчас напишу про Кагановича...»

Петька сник, и мы ушли. В коридоре он сказал: «Ну что ж ты так... Я же хотел как лучше! А ты...» «Да я ничего. Просто мне интересно было, что он напишет в своем блокноте про Сталина и Кагановича... Ты бы видел его лицо! Он, видимо, просто не умеет оторопевать. Это у него от партийного воспитания. Вот и всё...» «А ты не понял?» — спросил Петька с надеждой в голосе, но я покачал головой: "Не-а... Вот что, Петька. Я тебе вот чего скажу: не надо так говорить про Сталина и Кагановича — это же просто люди из одной страны! А ты говоришь... А если он про Кагановича не знает, так это потому что у него самого нет сознания пролетариата. Маркс учит нас: «Пролетариат — это не класс, а общественное сознание. Пролетарствуя, он живет в своем пролетарском сознании, и это сознание есть его единственная реальность. А всё остальное — иллюзия...» «Да? - сказал Петька с сомнением.- И что же тогда такое эта самая революция? Мы же не знаем, как она происходит. Есть мы, есть контра. Контру — к стенке. Но мы-то откуда? И что значит «пролетариат»? Мы же не знаем, кто такой рабочий класс...» Я пожал плечами.

За окном бушевал май; в окно, как будто из другой жизни или даже мира — а может быть и того же самого,— светило солнце. Но Петька не сдавался. Он сказал: «Ты сам подумай, что такое сознание пролетариата? Это когда ты стоишь у станка и думаешь про свою жизнь... всю жизнь вкалывать за гроши и вкалывать, и так всю жизнь... А потом вдруг бац — революция! И ты уже не у станка. Ты сам себе вождь пролетариата! А что такое революция? Это когда тебя зовут в другой мир и говорят, какой он красивый. И ты туда идешь — как будто по собственной воле... Но в этом мире тебе говорят, что ты не можешь туда пойти. И тогда начинается революция — как бы сама по себе...» «А если он прав? - спросил я. - Если это правда, тогда почему он так говорит?» Петька не ответил. Мы дошли до его комнаты и постучали в дверь: «Можно войти? У нас тут разговор...» — А, это вы. Заходите... Петька сел за стол, и я увидел его лицо — такое же серое от усталости, как и у меня. Разговор не клеился. Но Петька, видимо не собирался сдаваться. «А если мы сами себе врем? Плохо понимаем тайное учение Маркса, — сказал он, - и не знаем про сознание пролетариата? А если мы врем сами себе?» «Петька! Ну ты даешь... Ты что хочешь сказать?! Хочешь идти против линии партии?! Это же не просто слова, это ж идеология!» «Ну да,— сказал Петька.— А если мы врем сами себе? Может быть... Я вот думаю — а что такое коммунизм? Что такое социализм? Это ведь не то, что ты думаешь. А если мы врем сами себе? Врём кажый день, каждую секунду. Мы ведь даже не знаем, что такое коммунизм. А если мы врем всё время сами себе? И это наша единственная реальность?» Я засмеялся: «Ты совсем дурак! Так ведь не бывает...» «А я тебе говорю — случается. И вообще, ты мне скажи: что об этом думает Василий Иванович. А?» Я не знал, что ответить.

Петька продолжал: «Вот я думаю — может быть и так... Василий Иванович — он ведь тоже пролетарий, пролетает на зачётах каждый день, но оголтевает исправно. И даже, может быть... Но мы же не знаем его сознания! А если оно есть? Это значит... это значит... Это значит, что он врет себе и нам тоже. И мы врем ему — а на самом деле это не так...» Я молчал; я думал про себя: «А может быть... может быть в какой-то неведомой реальности я не вру себе, а наоборот — и это моя единственная реальность?» Петька тоже думал о чем-то таком. Он сказал: «Ты знаешь... Мне кажется... кажется, что это как раз и есть коммунизм. Вот ты сам — кто? Ты знаешь, что такое «я»? Это только твое сознание... А может быть так... так сказать, не ты сам? Может быть так — это я вру себе?» «Может быть, и так. Но мы-то знаем — не врем!»— ответил я с жаром. «Мы же всё время это говорим! А ты думаешь: ну вот он говорит... врёт, небось...» «Ну да, врет,— сказал Петька. — И все всё время врут друг другу... Но я же не говорю: „Врут!“ Я просто спрашиваю... Я не знаю, как это объяснить... Вот ты знаешь — кто такой Ленин? А?» «Ну конечно...»— сказал я.

Но на самом деле я уже не был уверен в этом. «А как же тогда ты думаешь?» — спросил Петька, и тут до меня дошло: он говорит о том самом случае с поручиком Мироном Алексеевичем фор Ржевским, под небом Аустерлица. Я не стал говорить, что я думаю. Но Петька понял и без этого: он сказал так же тихо — «ты думаешь... ты считаешь, что это не Ленин, а ты сам?» «Ну конечно!» — сказал я. Петька посмотрел на меня с таким выражением лица... Я даже испугался и хотел было сказать: ну что же такое? Но он уже не смотрел на меня.

Сгустились сумерки и за окном стал виден красный фонарь над крыльцом. Я понял, что Петька больше не будет говорить про это и ушел в свою комнату — надо было готовиться к зачету по политэкономии социализма...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив