Иван vs Степан - 1

      Продолжаем продолжать повесть о внешнепролитических деяниях Tyrann'a.

      1577 г. стал годом последнего триумфа Ивана Васильевича – Ливонский поход, столь блестяще начавшийся и в общем очень хорошо закончившийся, увы, не получил продолжения. Уже в конце года прозвенел первый звоночек – Степан Обатур не собирался сдаваться и его воеводы предприняли первые шаги по возвращению утраченного имуществ в злосчастной Ливонии. Предложение Ивана не обращать внимания на ливонские дела, поскольку его, Степана то есть, избирали как короля польского и великого князя литовского (потом), но никак не во владетели ливонские, не было услышано. И как только Обатур развязал себе руки с Данцигом и почувствовал опять же себя на троне более или менее уверенно, он начал готовиться к войне с Москвой – успех в это войне должен был показать раз и навсегда, кто в Ржечи Посполитой хозяин, а попутно и порешать старый спор между Москвой и Вильно (а теперь еще и Краковым) не в пользу Москвы.
      Готова ли была Москва к отражению весьма вероятно (и чем дальше, тем более вероятной) агрессии со стороны Обатура? Сложный вопрос. Чисто теоретически – всегда готова, поскольку война эта не могла быть совершенной неожиданностью, ибо отношения с Литвой, а теперь, выходит, с Ржечью, всегда балансировали на грани, и проблем в отношениях между двумя государствами хватало выше крыши. Поставим тогда вопрос иначе – а можно было если не избежать новой войны, то хотя оттянуть ее начало? И здесь ответ на вопрос будет двусмысленным. С одной стороны, конечно можно было бы, но цена этого мира была запредельной. Ведь присланное в конце 1576 г. посольство от нового круля хотя и доставило в Москву грамоты, в целом выдержанные в довольно таки уважительном тоне по отношению к Ивану, тем не менее, непременным условием замирения выдвинуло условия, на которые в Москве пойти никак не могли.
      Чего ж хотели послы, выступая от имени своего государя? Да в общем-то все, как обычно – возврат всех ранее захваченных у ВКЛ земель, само собой Ливонии в полном виде (поскольку де Ливония «есть одным члонком Речи Посполитое и того сполного тела». На худой случай, если уж не получится заключить если не вечный, то хотя долговременный мир, можно было согласиться и на перемирие, урегулировав пограничные споры через съезд комиссаров. Само собой, нужно было обменяться пленными. Кроме того, Иван должен был заключить мир со шведами. Что же до Ливонии, то здесь Обатур предлагал на время удовлетвориться положением uti possidetis.
      Но вот что любопытно – круль Степан вовсе не собирался отказываться от войны титулов и в инструкции своим послам указывал, чтобы они ни в коем случае ни признавали за Иваном не только царский титул, но не произносить и не подписывать никакие бумаги, в которых в титулатуру Ивана включались «Смоленский», «Полоцкий» и «Лифляндский», а с царя требовать, чтобы он признал Обатура своим «братом».
      Какой должна была быть реакция Ивана? Если бы он ренессансным «принцем», избавленным от химеры, именуемой совестью, и действующим по принципу «цель оправдывает средства», то, возможно, можно было плюнуть на государскую честь (т.е. на честь Русского государства) и пойти на такой – подумаешь, какая мелочь – стоит ли из-за единого аза начинать новую войну? Точно также – хочет быть «братом» - да хоть горшком можно назвать, если это идет на пользу. Однако, как я уже писал прежде, Иван был старомоден и консервативен, и свою государскую честь (а вместе с ней и государства Русского) он блюл как зеницу ока. И равняться ему, царю Божьей милостью, от предков своих унаследовавших царский венец, с каким-то трансильванским воеводишкой (а у царя таких воевод – вагон и маленькая тележка с присыпочкой, да и в самой Литве и Польше если фамилии познатнее и побогаче трансильванца), да еще и выбранного крулем не по Божьему соизволению, а по злобесному человеческому хотенью?
      Мог ли на такое пойтить Иван? Очевидно, что нет. Он так и расценил речи послов как «непригожие», заявив им, что ему ровня только прирожденные короли и «цари» - а хоть и короли гишпанский и францовский, да кесарь римский, султан турецкий тоже может именовать себя его братом, как и крымский «царь», но Обатур? Нет, принять такие предложения, даже и выговоренные в столь вызывающем тоне Иван не мог. Есть такое мнение, что если бы Иван был поуступчивее и разговаривал бы с Обатуром помягше, то войны если бы и не удалось избежать, то мир получился по итогам ее на более выгодных условиях, поскольку конфликт не приобрел бы личностного звучания, но, представляется, это маловероятно – ставки в «Большой Игре» были слишком высоки для обеих сторон…

      Настоящий европеец - круль Стефан Баторий.



      To be continued.