Иван Васильевич меняет профессию
classic_art_ru — 30.05.2021 Вот это фрагмент известной картины Репина "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года" ("Иван Грозный убивает своего сына"), 1883-1885.А картина под катом - портрет (1883) Григория Григорьевича Мясоедова, художника, одного из организаторов и активных деятелей Товарищества передвижных художественных выставок.
Дело было так:
" ... — Да, любопытная история, — ответил Мясоедов и рассказал примерно следующее: — Этюды, которые вы видите, писал с меня Илья Ефимович Репин лет двадцать пять тому назад. Он в то время писал картину о том, как Иван Грозный убивает своего сына. Ему понадобилась натура для обоих действующих лиц. При всем своем мастерстве, развитой технике, богатом опыте и незаурядной творческой фантазии Репин не допускал создания образа без натуры, просто из головы. Казалось, что было ему проще, чем изобразить царя-злодея? Нет, видите ли, ему надо было написать царя и царевича обязательно с натуры. Впрочем, с точки зрения требований реалистической живописи, это правильно: все должно иметь в основе своей подлинную природу.
Для царевича он пробовал было сделать этюд с художника Менка, но потом отказался от него и остановился на писателе Гаршине. А вот для Грозного он долго не мог найти подходящее лицо, как оно рисовалось его творческому воображению. Он говорил мне, что хотел было использовать в качестве натуры для царя внешний облик композитора Бларамберга, но убедился в том, что он для этой цели не подходит... слишком, видите ли, у него мягкое выражение для лица Г розного...
И вот однажды, когда мы мирно беседовали с Репиным на разные художественные темы, и, между прочим, о его новой картине, он вдруг говорит мне: «Дон Григорио — так меня называли многие с легкой руки Николая Николаевича Ге, — а не согласитесь ли вы немного попозировать мне для Ивана Грозного? Я сделал бы с вашего лица несколько этюдов, по которым уже мог бы писать и самого царя». — «Да ну, уж и нашли натуру», — огрызнулся я». — «Нет, кроме шуток». И он объяснил мне, что, по его наблюдениям, мое лицо как нельзя больше подходит для этой цели и по общему складу, и в особенности тем, что я способен придать и всему лицу и глазам то выражение — зверское! — какое надо было показать в лице Ивана Г розного в трагический для него момент жизни, причем в этом зверстве должно
проскальзывать и выражение крайнего сожаления, раскаяния, горя и боли о содеянном злодействе... «Долго искал и всех знакомых перебрал, и на улице высматривал — нигде не найду подходящего лица, — добавил он. — Пожалуйста!» И умоляюще сложил на груди руки...
Я пытался было отнекиваться: и уезжать-де мне надо, и выставку очередную открывать. Не говоря о том, что и задание-то очень ответственное... Не тут-то было, пристал, как с ножом к горлу. А я его знал: ежели уж пристанет, то не отстанет нипочем. К своей цели стремился упорно, напролом, пока не достигнет своего. Так было и теперь. Пришлось сдаться, но, в конечном счете, я сделал это охотно и даже с удовольствием. И вот я начал позировать. Ну, знаете, и намучил же он меня во время этих сеансов. Уж раз я согласился, Репин считал, что я поступил в полное его распоряжение в качестве собственности, и распоряжался мной, как хотел. Раз десять, а то и больше, он писал меня с разными поворотами головы, при разнообразном освещении, на различном фоне, заставлял подолгу оставаться без движения в самых неудобных позах и на диване и на полу, ерошил мои волосы, красил лицо киноварью, имитируя пятна крови, муштровал в выражении лица, принуждая делать, как он говорил, «сумасшедшие глаза», примерно вот этак (рассказчик широко раскрыл и вытаращил глаза). Взыскательный художник упорно продолжал поиски и не замечал моих мук. Наконец, после продолжительных терзаний он заявил, что все готово, и отпустил меня с миром, оставив мне в память несколько этюдов, которые вы и видите. В них наглядно отражена пройденная мною школа. Как видите, — добавил он улыбаясь, — и художник иногда может быть натурщиком, а насколько удачно — судите сами». ... "
|
</> |