ИСТОРИЯ О (19)

putnik1 — 10.12.2015

Продолжение.
Начало здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь,
а также здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.




Оттепель

По сути, случилось то, во что никто не верил. Кроме разве что мудрого Бисмарка, еще в 1887-м, узнав о приглашении «Фифи» в Софию, сказавшего: «Кобург? Этот – прорвётся». И действительно, чужак, мелкий немецкий принц, католик и бисексуал, фактически - мебель, уничтожил человека, державшего всю страну на ниточках, став одним из полюсов силы, набрав популярность и на какое-то время объединив разломанное надвое общество.

Вне его влияния остались разве лишь «стамболовисты», но от них, потрясенных скоростью падения «титана», серьезной оппозиции, во всяком случае, в первое время, ждать не приходилось. И это «первое время» князь использовал на все сто, прежде всего, доверив создание коалиционного «правительства примирения» не кому-то из «русофобов». Но и не «русофилу», - ибо забегать вперед было бы неразумно, - а Константину Стоилову, политику опытному, умеренному, приятному Вене и притом ничем не скомпрометированному в глазах Петербурга. А главное, очень властному и не умеющему быть просто «первым среди равных».

В связи с чем, уже в начале июня 1894 (кресло Стамболова еще не остыло) новый премьер начал создавать новую, Народную, партию, которая, по замыслу основателей, должна была объединить все «конструктивные силы». Без всякой демагогии, а вполне конкретно: ради «национального единства, недопущения политического террора и содействия укреплению на престоле династии князя Фердинанда».

Такой подход понравился многим. В оргкомитет новой партии, кроме бывших консерваторов, - «умеренных русофилов», - вошли и представители «русофилов неумеренных» (людей сидевшего в эмиграции Драгана Цанкова), и представители «радикалов» (людей отбывающего срок Петко Каравелова), и даже креатуры Васила Радославова, по согласованию с Дворцом, объявившего себя «крайне умеренным русофобом». Вне консенсуса остались только «стамболовисты», да еще неуютно оказалось жить Григорию Начовичу, «стойкому русофобу», недолгое время спустя подавшему в отставку, а затем и вовсе покинувшему «обезумевшую от русофильства страну».

Безусловно, учитывая специфику новой партии, - согласно Уставу, никаких фракций, полное подчинение «шефу» с пожизненными полномочиями и куцыми, чисто совещательными функциям ЦК, - она со временем не могла не войти в клинч с князем, который это прекрасно понимал, но в данный момент для него такой расклад был наилучшим. Считаясь всего лишь «честным арбитром» и напоказ не влезая в политические дрязги, он мог оставаться в стороне, спокойно, не подставляясь под критику, наблюдая, как «народники», имевшие счеты со старым режимом, вычищают Авгиевы конюшни.

И они таки вычищали. Из государственного аппарата были изгнаны, - с позором, поскольку компромата на всех хватало, - все чиновники, так или иначе связанные с диктатором, а после вполне предсказуемой победы на выборах в Народное собрание нового созыва кабинет сформировал и парламентскую комиссию по расследованию «преступной деятельности периода тирании». Правда, после гибели Стамболова работа комиссии как-то сама собой затихла, а затем ее и расформировали, так никого к ответственности и не призвав, зато сразу же была объявлена «всеобщая амнистия» всем, кто был «незаконно репрессирован по политическим мотивам в позорные годы диктатуры».

Вышел на свободу еле живой Петко-воевода, чуть позже вышел на свободу Каравелов, вышли сотни менее известных активистов, вернулся в страну и был восторженно встречен на вокзале Драган Цанков, и все это шло как бы своим чередом, никто ничего как бы по общему уговору не поминал. А лично князь ни в какой степени не лез в пикантный вопрос о перераспределении кресел и кормушек, зато постоянно вел консультации на тему «Без России нам, болгарам, никак». Имея в виду, конечно, что без России его никто законным не признает, но на фоне всего прочего министры, - даже Радославов, который, впрочем, ели из княжьих рук, - не видели причин мешать высокой политике.



Перезагрузка

В итоге, в феврале 1896 в софийской церкви «Свети Крал», в максимально торжественной обстановке, под восторженные крики тысяч болгар и аплодисменты церковных иерархов, состоялось православное крещение двухлетнего католика Бориса Тырновского, престолонаследника, крестным которого дал согласие стать Николай Александрович, под такой случай наградивший Фердинанда Орденом Святого Владимира I степени, а сам князь в поминаниях о России перешел на самые возвышенные тона: самые сдержанные из его высказываний были посвящены «оживляющим лучам восточной зари в противоположность мертвящему зною западного союза».

Решение это, правда, далось Фердинанду нелегко. Он и сам был убежденный католик, а уж обожаемая матушка Клементина с супругою и вовсе приняли затею в штыки, на время покинув Болгарию; папа Лев XIII  грозил отлучением, кайзер Франц-Иосиф – войной, но бывший «Фифи» умел скользить между капельками. Ни с кем не ругаясь, он просто делал , что делал, - и через месяц  посыльный из Стамбула  вручил ему два долгожданных фирмана: признание князем Болгарии и назначение губернатором Восточной Румелии. А вслед за тем, 4 апреля (23 марта) Его Высочество прибыл в Петербург.

Визит был, конечно, не вполне официальный, - официальные отношения все еще не восстановились, - но гостю, исполнившему все желания Государя, был рады везде. В свою очередь, и он, «России инстинктивно не доверявший и вне сознания ее боявшийся», вел себя выше всяких похвал. Был предельно вежлив, постоянно поминал «оживляющие лучи» и «мертвящий зной», поклонился праху Александра Александровича, да и вообще, как отметили ехидные газетчики, «хотя и католик, ломит шапку и крестится не только лишь близ православных церквей, но и на входе в театр».

В Софии все это становилось известно мгновенно. «Свобода» Димитра Петкова, собирающего под свои знамена остатки «твердых стамболовистов» перепечатывала статьи из русской прессы, вопия об «унижении болгарской чести», но особого недовольства в столице не наблюдалось. Церковь искренне поддерживала Его Высочество, народ внимал с удовольствием, да и в элитах все, кому положено, все понимали правильно. Даже Радославов комментировал происходящее в том духе, что «сегодняшняя Россия не так бедна, как десять лет назад, там налицо финансовый бум, и враждовать глупо; источники финансирования следует реструктуризировать», а премьер  в узком кругу рассуждал, что «ради устранений препятствий к решению македонского вопроса не грех и  поунижаться».

В принципе, лучше всего ситуацию иллюстрирует пассаж из мемуаров Добри Ганчева, вспоминающего, как в ходе урока болгарского княгиня Мария-Луиза, в ответ на возмущение учителя «гадкой клеветой», лукаво спросила: «Вы уверены, что это не так?», а когда он сказал, что «уверен абсолютно», добавила «с обычной своей милой улыбкой: „Поверьте, это не насмешка, а голая истина”, добавив: „Вы не знаете Фердинанда. Он умеет лгать лучше всех в Болгарии. Бедные, бедные русские...”».

Как бы то ни было, визит прошел более чем успешно, и вскоре Петербург объявил о восстановлении дипломатических отношений, признав, наконец, - «с учетом согласия Его Величества Султана», - законность пребывания Фердинанда на болгарском престоле, после чего, очень быстро, последовали и признания всего «концерта». Долгая, мучительная для всех история вражды завершилась. Хотя, следует признать, в значительной мере условно. Слова Стамболова, сказанные им после отставки, - «Мы не имели времени выкорчевать сорняки русофильства, но посаженные нами зерна в новом поколении прорастут и вытеснят их», - имели под собой определенные основания. Чаша качалась, и каким быть будущему, зависело от очень многих обстоятельств.



Внепартийный

Казалось бы, после возвращения, - если не триумфального, то близко к тому, - Фердинанду сам Бог велел заняться тем, о чем он мечтал, - концентрацией власти «под себя». Ан нет. Князь вновь ушел в тень, предоставив «народникам» работать на благо государства, - только теперь уже регулярно появляясь на публике с благодарностями правительству «за честное исполнение монарших указаний» или мягкой критикой за «неудачи, связанные с тем, что монаршие указания выполнялись нечетко». Реально же весь груз тянул кабинет Стоилова, в сущности, продолжавший политику покойного диктатора, этакую «стамболовщину с человеческим лицом».

В экономике – тот же протекционизм, дававший результаты, даже лучше прежних: теперь, получая кредиты не только от Вены, но и (льготные) от России, «народники» обеспечили экономический бум, куда более серьезный, нежели в абсолютно «венской» Сербии и полностью «лондонской» Греции. Во внешней политике – тот же принцип «Болгария прежде всего, Болгария целостная и суверенная», только уже в рамках «ласковое теля двух маток сосет», с уклоном, однако, в сторону России, поскольку Вена во всем потакала рабски покорным ей сербским Обреновичам, а у болгар с сербами были свои счеты. И тоже успешно: не использовав шанс укусить Турцию в момент обострения «армянского вопроса» (1895-й) и не вмешавшись в греко-турецкую войну (1897-й), Стоилов добился принципиально важный уступок, о которых Стамболов только договорился в принципе – в три македонские епархии были, наконец, назначены болгарские епископы.

Налицо, с полного одобрения князя, неустанно напоминавшего, что именно он – инициатор, была и демократизация, но «стамболовщина», хоть и «с человеческим лицом», оставалась стамболовщиной: действовать иначе «шефы», чьи партии были, в сущности, кланами без всякой опоры в низах, просто еще не умели, а низы не умели этому воспротивиться. Да и не знали пока, что могут.

В результате, - при отсутствии массовых арестов, шельмований и пыток, выборы превращались в экстрим-шоу. Запугивание конкурентов, «помощь» армии на «спорных» участках и компромат, - все это цвело и пахло, как всегда, но появлялись и «ноу-хау» типа тушения свечей при подсчете бюллетеней, уничтожение их сразу после подсчета и тэдэ. Да и политические убийства по-прежнему практиковались, хотя уже не в массовом порядке, а только без этого было вовсе уж никак.

И каждый раз, когда вспыхивали скандалы, на авансцену выходил князь, грустно замечая, что вот, мол, в политику не вмешиваюсь, только советую, но вы ж сами видите, что в итоге происходит. Но раз уж обществу это нравится, буду терпеть. И тут же вновь уходил за кулисы, подчеркнуто не вступая в конфликт с правительством, хотя основания были: «народники», войдя в состояние головокружения от успехов, вышли из-под контроля князя, выступая уже не за «укрепление власти монарха», а за «допустимо разумное участи Его Высочества в управлении». То есть, по сути, за возвращение к принципу «царствует, но не правит», что Фердинанда никак не устраивало.

Но Фердинанд молчал. Аж до тех пор, пока общеевропейский экономический кризис не подкосил ранее несокрушимые позиции Стоилова. А вот когда «тощие годы» пришли, в один прекрасный день выяснилось: русские банки не могут предоставить ни льготные, ни обычные кредиты, и венские банки тоже не доверяют гарантиям Софии, ибо, - смотрите, читайте, -  располагают документальными свидетельствами попилов и откатов, практикуемых кабинетом Стоилова.

Это, учитывая долгое, фактически без контроля пребывание «народников» у власти и «практицизм» большинства министров, вполне соответствовало истине. А поскольку деньги были очень нужны, Константин Стоилов решился взять займ на 290 млн. левов у банка с не очень хорошей репутацией, да еще и на крайне невыгодных условиях, в связи с чем, приложения к контракту были оформлены как «секретные». О них, в общем, никому не следовало знать, но в январе 1899 копии внезапно появились в парламенте, - и грянул невероятный скандал, завершившийся отставкой Стоилова.

Началась форменная чехарда. Лидеры «народников» рвали друг другу глотки, взаимно обвиняя в коррупции, единая партия распалась на несколько обойм, поддерживающих своих шефов, а над схваткой голубем мира летал никого не поддерживающий, в связи с чем набирающий очки князь, насмешливо названный в Times  «Фердинанд фон Рейтинг», всех миря, всех успокаивая, но при этом щедро подбрасываякомпроматик, которого у него оказалось очень много и на всех, в результате чего «парламентская война», вопреки миротворчеству Его Высочества, только разгоралась.

В ноябре пришлось проводить выборы, на которых убедительную победу (при помощи полиции) одержали сторонники Васила Радославова, министра внутренних дел в «переходном правительстве», на что князь, несмотря на просьбы обиженных, внимания не обращал. А вот когда «радослависты», пытаясь как-то наполнить бюджет, ввели «особые налоги», кончившиеся бунтами и расстрелами крестьян с многочисленными жертвами, но все же заткнули дыры, Фердинанд грохнул кулаком по столу, заявив, что как гарант конституции не может такого терпеть, тем паче, и выборы, о ужас, были подтасованы.

«Ультразападники», верные вассалы Вены, «запятнавшие руки болгарской кровью», вылетели из седла надолго, кабинет по личной просьбе князя возглавил абсолютный бессребреник Петко Каравелов, лидер «умеренных русофилов», а вслед за ним – профессор Стоян Данев, преемник ушедшего на покой Драгана Цанкова на посту шефа «прогрессивных либералов» («русофилов неумеренных»). Влияние же князя усилилось многократно. «Личность Фердинанда, - писал, правда, несколько позже, когда система была вполне отлажена, английский посол Джордж Бьюкенен, - так выдавалась над окружающими, нет нужды говорить об его министрах. Все они большей частью были игрушками, движения которых мягко управлялись его рукой».

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив