История горской стервы

zakir05 — 04.11.2010 Папа – чабан, мама – домохозяйка, старшая сестра и два младших брата. Это и была моя семья. Мы жили в селении, не самом высокогорном, но и равнинным назвать его трудно. Условия жизни были далеко не лучшими. Многие давно переселились – кто на равнину, где наши односельчане достраивали новое селение, кто в город, кто вообще на Север подался. В молодости мама, оставшаяся рано без родителей и выросшая в семье тети, много работала. Лет с двенадцати она пасла овец, доила корову, ходила за хворостом в лес, ухаживала за двоюродными братьями и сестрами. До смерти напуганная волком, в шестнадцать лет она начала заикаться. Избавиться от этого дефекта мама так и не смогла. Замуж она вышла по сельским меркам очень поздно – в двадцать семь лет, за трижды разведенного мужчину старше нее на 25 лет. Спорить с тетей она не смогла и отправилась в семью нелюбимого человека, известного в селении властным характером. 

Страх ее перед мужем был велик настолько, что стоило ему появиться где-нибудь на горизонте, так мама начинала суетиться, нервничать. Ни разу за все годы замужества она не обедала вместе с мужем, боясь разгневать его. Находила место где-нибудь в углу. Любое его пожелание было для нее законом. Несмотря на полное повиновение, отец, выпив винца с друзьями, легко мог себе позволить унизить или жестоко избить ее. Но идти было некуда, и мама терпела. Тяжелая работа, несчастливый брак, слезы, страх, роды и многократные выкидыши свели ее в могилу очень рано. Я помню, как мама болела. Мне было тогда девять. Я не понимала, что мамы может не стать, но очень переживала, когда видела плачущую старую тетку и обеспокоенную сестру. Мама долго мучалась. Вспоминать сейчас то время невыносимо. Через полгода, проведенные в постели, она скончалась. Последние восемь дней мама не говорила ничего. Только в последние минуты пыталась что-то выговорить, но не смогла. Я помню блеск слез в ее глазах. В детской памяти эта картина запечатлелась навсегда.

Отец абсолютно не страдал. Он избивал нас, братьев, наказывал за каждый пустяк. Сестра дрожала при его виде не меньше матери, братья притворялись, что спят, к его приходу. Только я была напористой, за что мне всегда доставалось. Вставала позже всех, могла не выполнить поручение, пойти поиграть с девочками на улице. Я не любила отца. Он был жестоким, безжалостным, никогда не улыбался, не говорил ни одного приятного слова и тайно качал в подвале самогон, от которого медленно спивался и зверел. Отец умер не дома. Когда принесли его тело, сестра разрыдалась. Ревели все родственники, соседи, знакомые. Я смотрела на них и не понимала. Или кому-то он был нужен? Кто-то его любил? Кому-то он сделал что-то доброе? Этот жадный, трусливый мужчина, избивающий детей и ненавидящий весь мир? Я не проронила ни одной слезы. Одна из многочисленных теток подошла ко мне и, дрожа от плача, прорычала на весь дом (чтобы все услышали): «Бедная ты моя голубка, как же жить без отца будешь? Нету теперь вашего папочки, нет вашего любимого! Нету!»

Я до сих пор не понимаю, что это было. Мне не было тяжело расставаться с отцом, я не страдала, что его больше не увижу. Но после ее слов меня словно запрограммировали. Я рыдала, как сумасшедшая. А женщины бегали вокруг и брызгали меня водой.

Прошло время и все оставили нас в покое. Теперь мы жили вчетвером: шестнадцатилетняя сестра, я, четырнадцатилетняя, и братья девяти и семи лет. Я каждый день видела искреннее неподдельное горе сестры, ее перекошенное от шока лицо, дрожащие бледные руки и влажное лицо. Я смотрела на нее и вспоминала маму. Она бы страдала так же. А может, больше. Она бы никогда не смогла равнодушно отнестись к смерти человека, тиранившего ее четырнадцать лет. Она бы оплакивала его до конца жизни, простив каждую из обид.

При любом слове об отце начинались всхлипывания у братьев.

Вскоре мамина тетка пришла и сказала, что выдает сестру замуж за сына своего родственника. Ему 30 и он вдовец. Некрасивый, угрюмый, но не бедный.

Мы были очень близки с сестрой, и я знала, что она очень любит соседского парня, который уже который год испепелял ее взглядом.

Тетка провела внушительную беседу, в результате которой мы поняли: мы – бедные сиротки, брошенные на волю судьбы, никому не нужные, кроме нее. На нас никто не женится. И сестра должна быть ей благодарна за то, что та не поленилась найти ей хоть какого мужа.

Я хотела возразить, но сестра прервала меня, заявив, что старушка права. Организовали мавлид и сестру забрали. Поскольку тетка жила одна (муж умер, дети живут со своими семьями в городе), забрала нас к себе. Оформила опекунство и имела с нас неплохую лапу. Женщина оказалась на редкость омерзительной. Мы пахали у нее, как волы. Мои малолетние братики таскали ей воду и хворост, пасли ее малюсенькое стадо, я готовила, стирала, убирала. У меня не было времени даже уроки подготовить, поэтому училась я в основном ночью, пока старушенция не проснулась и не пришла в ужас от того, что горит свет. «Вот куда уходят деньги!»

Муж моей сестры оказался сволочью, ксерокопией нашего отца. Но если отец был алчным для всех, то зятек охотно транжирил деньги в саунах Махачкалы, где пропадал вполне нередко.

Сестра плакалась мне, жаловалась на судьбу, говорила, что умрет, как и мама, больной и нелюбимой. А соседский парень женился на ее однокласснице и уехал в новое селение.

После третьего выкидыша муж отправил сестру восвояси, даже не подумавши о том, кто виноват. Она пришла к нам, но тетка заявила, что не может ее принять. Еще бы! Сестре уже было восемнадцать и деньги на ее содержание не положены, к тому же я и одна неплохо справлялась с хозяйством и лишняя служанка была ни к чему продуманной бабке.

Я предложила сестре вернуться к себе домой и жить вместе, но она пришла в ужас от такой идеи. Покорная жена отправилась к мужу снова. И осталась. Тем более, что муж был не против. Осталось полгода до окончания школы. Я знала, что еще немного и, когда деньги идти за меня не будут, хозяйка сбагрит меня за очередного старикашку-психопата.

Но я не мама и не сестра, и никому своей жизнью распоряжаться не позволю. Сдав экзамены, я, никому не говоря ни слова, собрала свои вещи и ждала, когда придет время идти на почту за опекунскими деньгами для бабули. Время пришло, я забрала их и уехала в Махачкалу. Впервые оказавшись в городе, была растеряна. Произошло много сумасшедших случаев, но останавливаться на них сейчас не буду. Я нашла работу, сняла комнату с другими девочками, вечерами училась. Кто бы что ни говорил о том, что поступить без денег невозможно, я утверждаю, что можно. Я поступила. Но совмещать учебу и работу было сложно, и я перевелась на заочное отделение. Училась прекрасно, участвовала во всех мероприятиях факультета. На втором курсе познакомилась с прекрасным парнем. Мы безумно любили друг друга. Обладая неуступчивым характером, много спорили, ругались, расставались, но снова начинали общаться. Он ни разу не обещал на мне жениться. Я его и не просила. И не намекала. Для меня это было оскорблением достоинства. Потому что я знала, что намного лучше, честней и порядочней многих, которых его родители примут с восторгом, но – сирота. За мной не было авторитетного рода, огромного тухума. И он молчал. Нам обоим было больно сознавать, что мы не будем вместе.

К концу моего третьего курса он сообщил, что женится через месяц. Мы посидели в кафе, спокойно пообщались и расстались тихо, без эмоций. Не друзьями, не врагами, а чужими людьми.

Я выплакалась недельку, затем вернулась к жизни. Ушла со старой работы. Безрезультатно искала два месяца новую. В кармане не было ни рубля. До универа я добиралась пешком за час, и обратно топала столько же. Телефон раздирал разъяренный хозяин, которому я не оплатила проживание за последний месяц. Книжки читались, но тут же забывались. Жизнь становилась отвратительней с каждым часом. Я решила съездить в селение. Взяла в долг у однокурсницы деньги и поехала. Атмосфера в затхлой деревушке не изменилась за эти четыре года. Люди так же сплетничали, женились, рожали и топили печи дровами. Изменилось все в моей семье. Сестра родила крикливую двойню и круглыми сутками возилась то с ними, то с домашней работой. Так же боялась мужа и вспоминала шайтана, слушая мои «вольные речи». А он так же колотил ее по каждому поводу и бегал за бабами.

Старушенция слегла по ходу навсегда. Ходить она уже не могла. Сестра и другие родственницы ходили к ней ухаживать. Кормили, обстирывали, убирались. Мои братья совсем подросли. Красавцы. Но мы не поняли друг друга. Они такие же рабы стереотипов и общественного мнения. У них такие же глупые понятия жизни. И скорей всего, они вырастут, женятся, будут унижать жен, плодить наследников, пить до одурения и тратить все деньги на тех, кого не уважают и называют падшими.

Старший мне даже сказал: «Не дай Бог, я узнаю, что ты там не учишься, а гуляешь, похороню живой».

Я улыбнулась. Почти вчера я рассказывала ему сказки и играла в догонялки. Почти позавчера качала в люльке. А теперь он меня похоронит. Живой. Но это если загуляю. А так он меня «любит и уважает».

Я вернулась в Махачкалу и поняла, что нищета – это не самое страшное. И безответная любовь – не самое страшное. Самое страшное там. Там, где все скрывают свою жизнь, но смело распространяют догадки о чужой. Там, где женятся на тех, кого уважают, чтобы превратить их жизнь в ад. Кричать при друзьях и своих родственниках, чтобы показать, кто в доме хозяин, поднимать руку и объяснять законы «должна». Цветочка одного не подарят. Слова о любви не скажут. Детей не обнимут и не поцелуют на людях. Это стыдно. Но не стыдно напиваться до белой горячки, покрывать весь мир матом и скандалить на все село.

Я продала свой телефон, вернула долг, оплатила квартиру, занялась поиском работы. С головой ушла в бизнес. Стала зарабатывать. Когда чего-то желаешь до безумия, жаждешь, то всегда добиваешься. Всегда.

Я окончила университет, открыла свое дело, довольно прибыльное. Полгода назад познакомилась с женатым мужчиной. Добрым, тактичным, образованным. Он предложил мне стать его второй женой. Я отказалась. Мне было жаль его жену. Он сказал, что их брак – формальность. Ни он, ни она никогда друг друга не любили. Но у них дети. Трое. Поэтому и живут вместе. Тихо, уважая друг друга, но без искры.

Прошло время, и я согласилась. Месяц назад я стала его второй женой. Честно говоря, меня мало волнует, подтвердил мулла наш союз или нет. Это важно ему. Чтобы не было оскорблений в мой адрес.

Что касается меня, то вторая жена и любовница для меня имеют один и тот же смысл. Мне даже не стыдно. Меня любят, ценят. Мной восхищаются. Делают подарки, приглашают в красивые романтические места, говорят много теплых слов. Меня никто не бьет, не оскорбляет. Я не валюсь вечером, устав перечислять проделанную за день работу вокруг плиты.

Мой муж приходит несколько раз в неделю. Мы приятно проводим вместе время. У нас тысяча общих интересов.

Во время последней нашей встречи с сестрой она сказала, что в шоке от меня. Она искренне не понимала, как можно выйти за какого-то (человека не своей национальности, не из своего села), к тому же женатого. В моем селении нет очень религиозных людей. Есть адаты, стереотипы и жизнь по выдуманным кем-то правилам. Вторых жен здесь не было никогда. Сельчане тихо хохочут над моей «бедной участью доедающей объедки». Сестра сказала, что не все смеются, некоторые женщины меня жалеют.

Глупые, наивные. Они жалеют счастливую женщину, свободного человека. Не рабыню, не боксерскую грушу, не опостылевшую тетку, боящуюся попросить 100 рублей на памперсы для ребенка.

И сейчас я понимаю, что плевала я на предрассудки и стереотипы. Самое лучшее в жизни – это быть… Нет, не любимой. И не состоятельной. А свободной. Такой, какой я родилась и была уже в восемь лет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив