Город закончился великолепным видом – обрывом, на краю
которого стоять оказалось стремно, хоть он и огорожен парапетом и
решетками.
«Вдоль обрыва, по над пропастью» (с), но не по самому по краю,
прошел с километр и поглядел на обрыв с другой перспективы – сбоку
и снизу.
Фотка, конечно, не может передать никакого великолепия и
масштаба зрелища. Да и скалы эти – не самое там интересное.
Вот мост – это да!
Поразительная архитектурная штука.
Сочетание природной красоты и дела рук человеческих производит
впечатление, однако…
Пройдя длинный путь через рондов мост, по скользковатым
ступеням к подножию горы, еще труднее становится понять финикийцев,
или еще каких мавров, которые взбирались пешкодралом на эту гору,
чтоб взглянуть на могучие скалы и рукотворные фортификации и понять
невозможность штурма города, стоящего на горе, на крутых
скалах.
Спецназ «эдельвейса» преодолел бы скальные утесы, перегасил бы
спящих постовых, уверенных в непреодолимости скальных вершин, и
занял бы ключевые точки города…
Но во времена оны не знали еще Отто Скорцени, спецотряды
которого попереломали себе шеи на скалах Кавказа, ибо Карабах – это
вам не Ронда.
На горной дороге, ведущей нынче от Малаги к Ронде, болтались
пастухи, которые состояли на учете в спецслужбах, и обязаны были
бдеть постоянно.
В случае появления неприятеля эти древние пограничники должны
были подать сигнал. Дымом, огнем, свистом или еще каким
вайфаем.
Если бы недоброжелатель полез по скале к городу по приставным
стометровым лестницам , то бдительные постовые, оповещенные загодя
о приближении вражеского обоза, двигающегося наверх, издалека, —
заготовили бы булыжников, котлов с кипятком, с кипящим маслом и
горячей смолой… Подождав, кода враг заберется достаточно высоко,
защитники города смело поливали бы его, варвара гребаного,
кипятком, маслом и смолой, закидывали его живую силу булыганами и
отправляли бы его каждого отдельного варвара в аннигилятор,
оттолкнув лестницу от скальной опоры в пропасть.
Так уж вышло, что я смотрел на город, как захватчик какой-то.
Не то, чтобы меня тянуло стать Тамерланом, или Святославом… да и не
вышло бы. Ведь настоящий псих, навроде Бонапарта, не испугался бы
трудностей, полез бы своими солдатами на неприступную стену и взял
бы ее, наверное, нахрапом. А я, взирая на отвесные скалы, не полез
бы. Да и зачем?
Вот ведь анекдот был такой, не всем в наше время ясный, и не
смешной ни разу:
Александру Македонскому поведали о Диогене, который побирался
и жил в бочке, проповедуя и исповедуя бедность и
непритязательность.
Санек возжелал увидеть мудреца и победить его силой духа
своего. Типа, разрубить, как тот гордый узел Гордиев.
Нашли Диогена. Он лежал бухой, одетый в обноски на
берегу Эгейского моря.
Александр приехал туда на мерседесе в паланкине и
наехать решил на Диогена таким офеней-коробейником:
«Я весь тут – Царь Мира, Победитель Вселенной и прочие титулы,
— пришел к тебя попросить о мудрости. Но вижу, что ты – бродячий
пес, не имеющий даже конуры!»
«Попроси твою жажду власти оттащить тебя на поводке в сторону.
Ты загораживаешь мне, псу безошейному и бездомному, солнце» —
сдерзил Диоген. Терять ему было нечего…
Шурик его не стал на ножи ставить – чо бомжа резать? А сам
поехал Индию аннексировать.
Там, в Индии, юный царь мира и заболел нехорошей заразой. От
нее и помер в лихорадке и бредовых видениях молодым, в возрасте
близкохристовом.
Недолго воинствовал, в отличие от Диогена, дожившего до
старости и померевшего в преклонном возрасте бодрым
стариканом…
Такой вот анекдот, у которого уже и бороды нет, ибо истлела
тыщу лет назад… Да еще и я его на свой лад переврал.
Бывает.
Постояв над водопадом внизу моста, промелькнул-прокрутил в
голове все эти исторические мысли, и пошел в музей местный. Обратно
по мосту, длинной дорогой, локтями прокладывая путь между,
броуновски движущимися, туловищами туристов и местных
жителей.
Скупая жаба, бурчащая иногда в области желудка, обладает
иногда полезным эффектом.
Вместо того, чтоб в Ронде поглотить содержимое сковороды с
рисом и морепродуктами, паэйю, испанский плов за 12 евро на рыло, —
я попал, в три раза дешевле, в музей Лары.
Музей, поистине достоин отдельной статьи. Его организатор стар
уже, или даже помер, — мое ему почтение. Красивому делу жизнь
посвятил и со мной светом поделился. Такие артефакты там… Но сейчас
не время и здесь не место для таких историй. Ведь в музее
инквизиции там нашелся такой предмет обихода
повседневного.
Разве можно об этом говорить в рамках данного
повествования?