Интеллектуальное в бытовом использовании
marina_kanzler — 28.03.2011 С Ка Марксом и ЖэПэ Сартром можно спорить хоть до посинения. Им то что. Они умерли. Вглядываясь в лица московских прохожих легче легкого рассуждать об экзистенциальном. Эт точно. Да, похоже, бородатые (и не очень) философы правы-правы: бытие определяет сознание. И фиг знает что должно произойти, чтобы случилось обратное. Я не марксист ни разу, а сартровскую "Тошноту" вообще не дочитала когда-то, но вот тут я согласная вся до трепетного и частого кивания...Вечно грустная и вечно несчастная Оля - моя однокурсница, живя на Бабушкинской, мечтала о французском принце. Ну, принце - это громко сказано. Но отпрыск знатного француского рода или выходец из уважаемой бурзуазной парижской семьи был "мечтою ее хрустальною". Она по-честному каждый день посещала занятия на журфаке МГУ (даже когда я, чьей хрустальной мечтою были успехи на журналистском поприще, лениво прогуливала лекции по Технике СМИ и ТырПыру), при этом она так и не написала ни одного журналистского текста. На мой вопрос, зачем ты, Оля, приперлась учиться на журфак, - Оля серьезно и (как всегда) грустно отвечала: чтобы быть образованной женой!!!!
Мы любили бывать у Оли. Ее родители часто сваливали на дачу в любое время года. И пол-курса (кажется, с курса старше и с курса младше тоже народ подтягивался, но помню уже смутно, - сами понимаете) нахерачивалось на Олиной кухне до белой горячки. Студенты любят выпить, да. А Оля пила мало и учила французский. И Испанский на всякий случай учила тоже (если вдруг в Париже не выгорит, - можно податься за счастьем в страну басков - там у нее кто-то из шапочных знакомых был).
Дело близилось к диплому. Я, разрываясь между телевизором и журналами, отказываюсь продолжить (нахаляву, между прочим) обучение в Германии, и сваливаю с престижных курсов в московском институте Гёте, куда меня запихнула преподавательница по зарубежной журналистике, - она видела во мне яркую звезду в немецких сми. А Оля отчаливает учиться в Сорбонну. На платное отделение (родители продали дачу). И у нее есть всего пара лет (пока студенческая виза в силе), чтобы "зацепиться" в Париже. Читай: выйти замуж.
Теперь, спустя годы-годы-годы, каждый раз, приезжая в Париж, я останавливаюсь у Оли. До недавних пор у нее с мужем была прекрасная квартира в двух шагах от Эйфеля. И у семьи даже есть свой герб. Гийом (так зовут мужа Оли) - отпрыск уважаемой семьи. Мама-папа банкиры или что-то в этом роде. Они всегда приглашены на костюмированные приемы, сродни тем, что описаны у Ремарка. Недавно Гийом с Олей родили сына Александра (Гийом зовет малыша Шююююрик, иногда СашА) и покинули шумный (с их точки зрения) Париж, прикупив милую квратирку в предместье Сент-АнтонИ - в 16 км от столицы. Теперь я останавливаюсь там во время парижских визитов (кстати, удобно - до центра ведет ветка RER - наземного метро, 15 мин - и ты, например, у Нотр Дама).
И знаете что? Оля перестала быть грустной и ... глупенькой. Оля, оказывается, умеет улыбаться. Оказывается, Оля умеет получать позитив от чувств (Гийом правда зайчег, его нужно любить). Оказывается, Оля умеет даже утсраиваться на работу. Нет, не по журналистской части - что-то по бизнесу и кадрам. Ей уже сложно перевести это на русский. Она стала совсем другой. И тепреь с Олей интересно поговорить, а то во времена наших студенческих пьянок даже за рюмкой разговор клеился с кем угодно, но не с ней. И ей так безбожно к лицу французские интонации в речи!
Думаю, дело тут не в исполнении мечт. А в бытии. Том, которое и определяет сознание. Потому что, приезжая в Москву (редко) Оля становится прежней. Грустной и неполноценно сирой. Встреть она Гийома тут, - вряд ли бы он взял ее в супруги. И я гоню ее обратно в Париж... Да и приезжает она все реже, реже.
Сегодня я наблюдала за двумя категориями "дворовых бабулек", выползшими за первым весенним солнышком.. Одни бабульки - из хорошего дома в центре Москвы (в моем дворе), другие бабульки - спальнорайонные, хрущебные (ездила по делам). Да, бабулька бабульке рознь! Мои позитивные и ласково треплющие за ухом мою собаку, советующие покупать свежий хлеб во французской булочной на углу, и "если что - обращаться за советом к старожилам". Спальнорайонные, хрущебные, - злые какие-то, не смотря на солнышко, обложившие матом меня за то, что припарковалась в непосредственной близости. И на вопрос, где тут по близости хлеба купить можно (ну надо было завести кое-кому продуктов), процедившие: мы тебе не справочная, хлеб она не знает, где купить, шалава". Почти уверена: первые, солненчные бабульки - жены (или вдовы уже) научных сотрудников или директоров предприятий, получивших когда-то жилплощадь на Сретенке. А вторые - вечные труженицы мыловаренного завода и школьные консьержки без образования. По всей видимости - из матерей-одиночек...
Надо бы съездить положить букетик на могилу Маркса. Прав был мужик.
|
</> |