Иностранный покупатель

Оказвашись на недельку-другую в чужой стране, человек вполне комфортно чувствует себя при звуках непонятного ему языка. Пожалуй, ему даже нравится, что на свете есть места, где говорят по-другому. Значит, туристическое бюро не наврало ему, и он действительно за границей. Другое дело иммигрант. Иностранная речь поначалу вызывает у него чувство бешенства, а когда он немного овладеет ею – комплекс неполноценности. Он явственно осознает, что изъясняется жалкими обрубками фраз в самой примитивной форме. Ему начинает казаться, будто местные жители глядят на него свысока и посмеиваются у него за спиной, а самые изощренные из них пытаются бессовестно надуть.
Я решил, что со мной этот номер не пройдет и твердо вознамерился превратить комплекс неполноценности в предмет своей гордости. По приезду в Германию я пошел на языковые курсы. Я принялся читать книги на немецком. Я даже попытался что-то писать на этом незнакомом мне языке, удивляя моих русских знакомых, которые ничего не понимали из написанного мною, и местных немцев, которые, как оказалось, понимали еще меньше. Я напрочь отказался от примитивных коротких фраз и пользовался построениями столь сложными, что порою сам не мог уловить их суть. Меня распирало от гордости. Я чувствовал, что приближаюсь к вершинам немецкой классической философии, где мысль исключительно ловко пряталась под чудовищными глыбами словесных нагромождений, зияя оттуда обманчивой глубиной. Меня стали побаиваться преподаватели на языковых курсах, продавцы в магазинах и киосках и просто встречные, которых я останавливал, чтобы осведомиться, который час.
 Однажды мне понадобилось купить к восьмому марта подарок для одной моей знакомой. Сложность заключалась в том, что знакомая моя была человеком высокой духовности и экзотических вкусов. Она страшно увлекалась востоком, от японской поэзии хокку до индийсих сандаловых палочек, и отвертеться от нее каким-нибудь букетом цветов и флакончиком духов было совершено невозможно. Я отправился на поиски воточного магазина, который мне с огромным трудом удалось обнаружить в соседнем городе.
Магазинчик был невелик, изобиловал странными на вид предметами непонятного предназначения, а за прилавком скучал в одиночестве продавец, мужчина лет тридцати, одетый, как ни удивительно, вовсе не в костюм самурая, а в байкерские штаны и куртку. Я поздоровался и принялся расхаживать меж рядами и полочками, пытаясь уловить суть расставленных на них предметов.
– Могу я вам помочь? – вежливо осведомился продавец.
– Спасибо, не озабочивайтесь, – на блестящем немецком ответил я. – Я пока просто бросаю взоры вокруг.
Продавец удивленно приподнял бровь и высказался в том смысле, чтоб я не забыл убрать после себя разбросанные вокруг взоры. Я продолжил свое путешествие по магазину, пока, наконец, не остановился возле наиболее диковинной вещицы. Это был неопределенной формы предмет с неровными отверстиями, который мог служить подставкой для сандаловых палочек и застежкой для конской гривы. Некоторое время я рассматривал это чудо восточной экзотики, пока продавец не обратился ко мне по-новой:
– Может, вам, всё же, помочь?
– Пожалуй, – согласился я. – Если вам не сложно дать себе труд уделить внимание...
Продвца слегка качнуло от этой фразы, но он направился ко мне, хоть и с недобрым предчувствием.
– А что вы вообще ищите? – спросил он.
– Мне, – с удовольствием пояснил я, – требуется какая-либо вещь, которую можно приспособить для дарения на восьмое марта.
– А почему на восьмое марта? – поинтересовался продавец и тут же пожалел об этом.
– Согласно сложившейся традиции, – пустился я в очередной изящный пассаж, - таков установленный порядок приношения подарков женшинам в тех странах, которые остались сохраненными после распада Советского Союза.
Продавец бросил на меня взгляд, который откровенно выражал сожаление, что я не распался вместе с Советским Союзом
– Так вот, – продолжал я, – мне хотелось бы узнать побольше о конкретном предназнечении вот этой вещи.
– Что, простите?
– Я был бы рад, если бы вы мне указали, какой применительной цели служит данный предмет.
– Чего? – совсем уж примитивно переспросил продавец.
«Вот ведь тупорылое животное», – подумал я, но поскольку я не был уверен, как будет по-немецки «тупорылое животное», выразился попроще:
– Меня интересуют утилитарные свойства представленного здесь производственного артикула.
Продавец побагровел. «Да он, кажется, не в своем уме, – мелькнуло у меня. – Интересно, ударит он меня сейчас по голове этим производственным артикулом?»
Продавец не ударил меня по голове, но далось ему это с видимым усилием.
– Объясните, наконец, чего вы хотите, – взмолился он.
Я сокрушенно покачал головой и, с трудом подбирая слова, выдавил из себя:
– Для чего... эта... штуковина?
Продавец вздохнул с таким облегчением, словно я только что отпустил ему все грехи.
– Это ваза, – вытирая пот, сказал он.
– Ваза?
– Да. Японская ваза для икебаны.
– Японская ваза для икебаны, – повторил я, желая убедить продавца, что правильно его понял. – Ночная?
Тот снова удивился.
– Ну, вообще-то, икебану в ней можно держать и ночью.
– А она не убежит из нее ночью через одно из отверстий?
– Кто не убежит?
– Икебана. Всех этих ящериц, знаете ли, отличает исключительная юркость.
Продавец стиснул зубы.
– Икебана, – проскрипел он, – это цветы.
– Ах, цветы! – удивился я. – Никогда о таких не слышал. А...
– Покупать будете? – не дал мне доразвить мысль продавец.
– Прежде, чем определенно ответить на этот вопрос, – доверительно улыбнулся я, – мне хотелось бы выясить стимость, в которую оценивается эта...
– Даром берите! – раявкнул продавец. – Берите даром и...
– И что? – снова улыбнулся я.
– Ничего, – буркнул продавец. – Просто... просто мы на обед закрываемся.
– Спасибо огромное... – начал было я, но продавец поспешно замахал руками, как бы давая понять, что его умопомрачение не стоит моей благодарности.
У меня хватило деликатности не просить его упаковать вазу в оберточную бумагу. Я сунул ее в карман куртки и направился к выходу, но на пороге остановился и обернулся.
– Да? – несчастным голосом отозвался продавец.
– До свидания, – сказал я.
Пораженный и успокоенный этой краткостью, продавец в очередной раз вздохнул и выдавил из себя:
– Всего хорошего.

Тем же вечером я отправился к моей знакомой и, сияя от гордости, вручил ей подарок. И когда она спросила, что это,  и я ответил, что это ночная ваза для ящериц, я наконец-то, получил  честно заработанную мной в этот день оплеуху.