Инновация не приходит одна, часть 3
ethnomet — 19.09.2010Насколько вообще эффективна централизация, можно увидеть на примере знаменитого закона, по которому всё в государственных оганизациях должно закупаться через тендер.
Централизованная закупка (например, бумаги и канцтоваров), может быть, и способна принести реальную экономию; но ведь дьявол – в деталях того, как это организовано. Если уж я, предположим, руковожу лабораторией или программой (сугубо условный пример) – и, соответственно, начальство признает, что именно я, а не кто-то другой, знаю, чем и как там следует заниматься, то позвольте решать, хотя бы в пределах определенных возможностей, что и где купить для работы этой лаборатории. Оформлять кучу бумаг и ждать целый год, пока проведут тендер и купят мне скрепок или, там, компьютер, значит потратить не только свое и других людей время – на скрепки. Но и потратить большие государственные деньги.
Изначально тендеры были придуманы, чтобы искоренить воровство. А между тем всем известно, что компьютер, купленный по тендеру, окажется зачастую дороже, чем аналогичный компьютер, купленный в магазине. Потому что ведь нужны еще средства на организацию тендера, контроль за организацией тендера, откат за сам тендер и за контроль над ним, плюс естественное завышение цены монопольным поставщиком, ибо поставщик – зачастую прикормленный и именно тот, который лучше всего годится для правильного распила средств. Это настолько общеизвестно, что не стоило, возможно бы, и говорить об этом, и настолько распространено, что при стратегическом планировании не стоило бы закрывать на все это глаза. Но теперь внимание - вопрос: доверив мне руководство содержательным делом, неужели начальство считает, что я при этом буду приворовывать по мелочи, покупая не те скрепки и более дорогой, чем нужно, компьютер? Да ведь если у меня есть некий лимит средств, я буду главным радетелем за их самое рациональное использование, потому что эти средства – на дело, и я без сопливых (и лучше всех сопливых) разберусь, что именно мне надо, и не позволю никому ничего прикарманить!
Логика НЭПа использует естественную инициативу и ответственность на уровне субъектов и предполагает доверие к этим субъектам, судьба которых, как и их бюджет, отдана в их руки. Ничего лучшего (в переспективе экономической антропологии, то есть если посмотреть с высоты птичьего полета на то, как устроена в разных обществах экономическая жизнь) человечество не придумало. В системах, которые оставляют субъектам хозяйственную самостоятельность, эффективность системы базируется на самоорганизации.
Но в логике, которая стоит за применением закона о госзакупках на уровне лаборатории (скрепки и компьютер) государство (и вслед за ним более мелкое начальство) не считает, что самоорганизация страхует от воровства и мошенничества. То есть мне денег не доверяют, а предпочитают создать целую цепочку кормящихся на обеспечении моих нужд, а также проверяющих и тех, кто этих проверяющих проверяет. То есть, фактически, в системе создаются слоты для а) ворюг (которые распределяют) и б) кровопийц (которые проверяют). Тем самым система утежеляется, усложнются в разы процессы управления и контроля – и снижается ее общая эффективность. Побочный эффект: создается множество рабочих мест – много людей оказываются при деле, на писарских должностях. Там, где достаточно пяти разрешений, требуются восемьдесят пять, и каждый разрешающий хочет что-то получить (хотя бы уважение), а лучше что-то существенное, для смазки и плавности процесса. И бюджетные средства сифонят со страшной силой: в трубе слишком много соединений. А она должна быть, ради эффективности, цельная.
Хочу подчеркнуть, что я не отвергаю принципа конкурса на другом, более высоком уровне. Но, как известно, если неумного человека заставить молиться богу, он от усердия нанесет себе телесные повреждения. То, как принцип конкурса дезорганизует повседневность и порождает систематическое очковтирательтсво на низовом уровне – прекрасная иллюстрация ожидающего нас централизованного будущего. Ведь все знают, что ради скрепок надо выписать побольше денег на зарплату и потратить их на скрпеки. Умножение реальностей и очковтирательство – системная проблема выстраиваемой и в стране, и в университете централизованно-бюрократической системы. Как следствие, в стране мы имеем проблемы и с мелким бизнесом, и с инновациями.
Могут возразить: даже если альтернатива централизации скрепочных закупок людям удобнее (с этим, в здравом уме, нельзя не согласиться), есть, в конце концов, закон. Ну, есть. Но не надо делать вид, что законы существуют в безвоздушном пространстве и действуют сами по себе и для себя, без соприкосновения с приземленной прозой действительностью. Если закон действует не так, как задумывалось законодателем, то надо либо его менять, либо так организовывать правоприменительную практику, чтобы результаты действия закона не были абсурдны.
Когда закон дает абсурдные следствия, ушлая публика находит способы его обойти. И преступники (чего стоят одни «не те буковки» на сайтах, где объявляются лоты госзакупок! если ведь вместо буквы "о" поставить нолик, то только нужные человечки, а не поисковая машина, найдет нужный лот), и простые люди, вынужденные существовать в обществе, на котором паразитирует самодостаточный аппарат государства. Только благодаря уловкам порядочный ученый все-таки еще немного занимается наукой, а не только писанием бумаг. Но с точки зрения буквы закона их – и мошенника, и ученого – порой можно поставить на одну доску.
Люди сами протаптывают ходы, придумывают обходные маневры, тропинки. Есть аксиома дизайна и архитектуры: там, где через газон протоптана тропинка, имеется ошибка архитектора. В месте, где тропинка, архитектор должен был предусмотреть дорожку.
Другой характерный пример руководства процессами: как устроены формы централизованного финансирования исследований со стороны государственных агентств, многим коллегам известно на собственной шкуре. Например, когда отчет по гранту просят прислать раньше срока, причем деньги по гранту в тот момент еще не перечислены – или перечислены в существенно меньшем размере, чем обещано. Исследователи только мешают центральным чиновникам осваивать средства, ведь эти ученые, то есть конечные исполнители, с таким трудом заполняют заявки, формы и бумаги, да еще и жалуются на бюрократию. Как они, вообще, там со своими исследованиями справляются? А им ведь денег дали! Ну, на бумаге дали, а на деле – дали надежду, что они какие-то деньги получат. Могли и не дать, между прочим. Никто не задумывается, что часто без денег определенные вещи (по грантовому проекту, я не говорю уж о том, чтобы семью кормить) сделать невозможно. А значит, ранняя сдача отчета до выплат – прямой призыв к очковтирательству. Но призыв-то исходит от тех чиновников тех госорганов, которые выделяют средства!
Я в жизни участвовал в нескольких грантовых проектах, но те из них, которые не были связаны с нашим родным государством и его агентствами, как-то дались, как я теперь понимаю, сравнительно малой кровью. В смысле, что на бюрократические заковыки с отчетами, оформлением и на борьбу с бухгалтерией тратилось, конечно, определенное время, но это было приближено к реальному содержанию и несмертельно. Не хотелось бы обобщать, но, как показывает опыт знакомства с администрацией госучреждения, деньги в нем мало заработать – надо еще приложить весьма значительные усилия, чтобы их получить или даже просто-напросто узнать, из каких источников и сколько было тебе переведено (в выписке о выплатах смешаны несколько реальностей). Вполне возможно, что это только стартапы в таком положении, нежные ростки будущего, на которые с трудом и нетривиальными путями изыскиваются средства, а рутинные процедуры проходят через бухгалтерию вовремя и автоматически. Но вот, например, поездка на конференцию (в том числе и на средства гранта) оказывается отнюдь не рутинной и не автоматической.
Так что то, что у нас собираются в пределах университета сделать основными механизмами, давно доказало свои неработоспособность – и все, кто реально что-то делает, от этих механизмов стонут. И нет никаких оснований полагать, что на этот раз, при самых благих намерениях, не окажется как всегда.
Уже не в масштабе страны, а в масштабе университета иллюстрирует благотворное действие конкурса один актуальный сюжет. Тут ведь публика, как известно, собирается бойкотировать буфеты, и это – хорошая придумка, чтобы дать сигнал наверх: что-то с организацией питания не так.
Комментарий в сторону. В декабре 1988 года сидел я как-то на мурманской гауптвахте, шесть суток. Место примечательное. Мой сослуживец, вернувшийся оттуда перед моей посадкой, привез в качестве сувенира пулю: начальник караула вынужден быть применить табельное оружие, чтобы утихомирить публику, дожидавшуюся отправки в дисциплинарный батальон (я потом нашел эту дырку в полу, стрелял-то начкар в пол). Так вот, там, среди прочих занятных историй, произошел бойкот, так сказать, местного буфета. Дело было после приказа об увольнении со срочной службы, и все сидельцы, в том числе и я, были «дедушки», отслужившие свои два года. Чтобы обеспечить питание, из числа сидельцев всегда назначались мойщики посуды – они мыли и за сидельцами, и за караулом; обычно на эту роль назначались молодые. А тут молодых не оказалось. И никто из дедушек не согласился, потому что понимали, что согласие означало, что им пришлось бы тогда заодно выполнять еще много других поручений – скажем, убирать нары и выносить парашу за («блатарями» зачеркиваю, но по сути они и есть: дисбатовцы) и т.п. унизительные вещи. Блатари на службе караула прощупывали сидельцев на предмет выявления слабого звена, но даже посредством драки такового не выявили: инстинкт самосохранения у дедов оказался закален. В итоге узники не получали еды в течение суток. А когда сменился караул и чрезвычайная ситуация сделалась очевидной (новый начкар понимал, что кому-то все равно придется мыть посуду, а не кормить людей по уставу нельзя), еду все-таки принесли, но сидельцы отказались ее есть – то есть устроили бойкот. В отношении движущих сил и символических ценностей (так, например, по пути в узилище я срезал себе ефрейторские лычки, чтобы упростить вхождение в коллектив) – ситуация очень интересная, достойная пера Гирца. Но в данном контексте важно другое: всего через час после объявления голодовки по камерам пошел лично беседовать с каждым участником акции полковник, заведовавший политотделом. Беседа, разумеется, действия не возымела, а ситуация рассосалась сама собой: среди новеньких были не только старослужащие.
Так вот, к бойкоту. Несколько дней назад группа студентов сидела на филфаке на пустом месте, оставшемся на втором этаже из-под буфета, и ела что-то, принесенное с собой. У них был и плакат, буквально следующий: «Кропачев, кончай голодомор». Старых-то кормильцев отправили вон и провели конкурс, где победили кормильцы новые, выигравшие конкурс на кормление со всего университета. Ну, предположим, что новые кормильцы все делают по закону, у них есть все санитарные и иные бумаги, они не воруют и не откатывают; коррупция тут побеждена. Но вышло, по Черномырдину, «как всегда». Поесть за короткий промежуток между лекциями, даже когда откроют на филфаке второй буфет, все равно будет решительно невозможно: очереди. Да и закрыватся столовая в пять вечера. А если будет так же вкусно, как сейчас, то и совсем катастрофа. Помнится, одно из самых ранних распоряжений нынешней администрации касалось распорядка: среди прочего, требовали устранить чайники на рабочих местах. Как хорошо, что народ все-таки воспринимает начальственный гнев как церемониальное высказывание и своеобразную игру! Все равно ведь все предписания выполнить нельзя, потому что это невозможно, а начальство об этом никогда и не узнает, потому что штат проверяющих пока что меньше штата проверяемых.
Напомню: года три назад
повсюду стояли кофейные автоматы, в трех местах можно было поесть
горячее, а двух из них продавали бутерброды и салаты. Это был тот
необходимый минимум, при котором можно было считать, что проблема
питания худо-бедно решена. Теперь все это централизованным решением
раздербанили, а заново (пока?) не собрали. А ведь непосредственному
потребителю (студенту и преподавателю) нет дела, на каких
основаниях и кто оказывает ему услугу – его интересует качество
услуги. И если даже в переходный от порочного прошлого к светлому
будущему период потребитель страдает, значит, те люди, которые этот
переход так неплавно осуществляют, плохие менеджеры, принимающие
ошибочные решения и не вполне контролирующие процесс. Их следует
лишать премии, обязывать есть только в новоустроенных буфетах и
предупреждать о неполном служебном соответствии. Но сегодня уже
сама угроза самоорганизации сплотившихся перед бедой студентов
заставила взяться за дело
.
Тут же приведу и контрпример, показывающий, что эффективная централизация питания, конечно, возможна. Ближайший к нашему приличный университет – в Хельсинки. Я там одно время бывал довольно часто и даже один семестр преподавал. Не буду тратить время на рассказ о том, как там организовано питание толп студентов и преподавателей; скажу только: организовано правильно, причем все столовые принадлежат одной фирме. И цены даже в абсолютном исчислении (прямом пересчете по курсу) не сильно выше, чем у нас в буфетах, при несопоставимо более высоком качестве. Жаль, организаторы питательного конкурса не ознакомились с опытом коллег, логистикой, организацией производства и вкусом тамошней пищи (я не склонен его идеализировать, но все-таки). И жаль, что вот хотя бы ровно ту фирму, которая делает это в Хельсинки, не пригласили кормить нас с вами. Безо всякого конкурса, высочайшим повелением. У нас ведь особый, императорский университет, так вот особым образом и оформили бы. Или кто-то не умеет организовывать заточенные под конкретного победителя конкурсы?
Я верю всем словам проректора Васильева в интервью Фонтанке.ру – и верю в искренность добрых намерений тех, кто задумал светлое будущее наших желудков. Но радетели буквы закона не ожидали, что окажутся заложниками этой самой буквы: теперь ничего с кормильцами не поделаешь, всё по закону. Раз уж решили отринуть плюрализм и силы самоорганизации, которые худо-бедно, с издержками, но кормили нас – получите отдачу. И ведь никому не пришло в голову прежде этого конкурса провести пилотный эксперимент (хотя бы на одном отдельно взятом юрфаке – сначала там испробовать этого победителя), заложить испытательный срок для проверки и настройки, чтобы потом распространить, в случае успеха, положительный опыт на весь университет. А то вот будем теперь настраивать на фоне повышенного градуса общественных настроений.
(to be continued)
|
</> |