Игорь Николаевич Глебов (1959--) Жизнь - не трава луговая. 2023 г.

papalagi — 20.03.2025 Теги: Тэтчер 6.3. Моя альтернативная служба
... Однако резкий переход к полностью наёмной армии кратно снижал возможности по подготовке и накоплению в запасе военно-обученных резервов, необходимых для развертывания Вооруженных Сил в случае мобилизации и перевода страны на военное положение. В экономическом отношении перевод на полностью наемную («профессиональную») армию был бы весьма разорительными. Проведенные в Генштабе СССР расчеты показывали, что даже при условии сокращения численности Вооруженных Сил СССР до 2,5 млн. человек по найму их ежегодное содержание обходилось бы стране в 3-4 раза дороже по сравнению с 1990 г. В сложившихся тогда экономических условиях нагнетания в стране искусственного дефицита товаров и продовольствия, когда началась скрытая борьба за присвоение и разграбление лакомых кусков советского хозяйства, иметь только наёмников на должностях младшего командного состава и рядовых означало крах обороноспособности страны.
Кроме того, в Генштабе СССР были серьезно обеспокоены состоянием призыва в Вооруженные Силы, участившимися случаями уклонения от призыва и дезертирства из армии. К 1991 г призывы практически срывались. Ситуация ухудшалась: в Армении, Грузии, Латвии, Литве, Эстонии планы призыва были выполнены лишь около 10-28 %, в Молдове – на 58,2 %.
С этим пониманием мы шли на Копенгагенские переговоры об альтернативной службе. После моего возражения о том, что в военное время широкое толкование оснований для отказа от военной службы может сыграть злую шутку, если дезертиры станут прикрываться философствованием, пыл у оппонентов – радикальных гуманистов поубавился. Кроме того, я настаивал на том, что в итоговом документе должно быть использовано сжатое, единственное условие отказа от военной службы – вероисповедание. После некоторых размышлений все сошлись на моем компромиссном предложении – отказ «по убеждениям совести» «conscientious objections». Это было кратко и ёмко, при необходимости охватывало всё и позволяло странам имплементировать эту норму максимально гибко.
Эту идею поддержали итальянцы, болгары, турки, швейцарцы, югославы, греки, а горячее всего, израильтяне, чья иудейская совесть на первое место ставит воинский долг, поэтому постоянно воюющую страну. Это вполне согласовывалось и с русским пониманием «совести» – только как религиозного убеждения, ведь у нас в Православии почти все святые либо монахи, либо воины. Мусульмане также чтят воинский долг, и поэтому для СССР с его конфессиональной структурой населения такое понимание не представляло никакой проблемы. Верующие в нашей стране, исповедовали религии, благословляющие воинский долг.
Самым оптимальным представлялось признать альтернативную службу по религиозным убеждениям и приказом Минобороны поручить призывным комиссиям работу с этой мизерной категорией призывников, в рабочем порядке направлять их в стройбаты и прочие гражданские службы, и не городить огород, раздувая эту тему до конституционных масштабов.
Пока сомневающиеся делегаты бегали советоваться со своим начальством, секретариат конференции, которому нужен был юридический текст, а не околонаучный трёп, тут же ухватили мою формулировку, и в таком виде она и вошла в пункт 18 Копенгагенского документа.
Через какое-то время, уже в Москве, мне поручили встретиться со скандинавским профессором – экспертом ОБСЕ, он добивался аудиенции Министра или начальника Генерального штаба, но встречу и контакты поручили мне. Оказалось, что этот профессор является неформальным куратором внедрения «альтернативной службы» в военное законодательство стран ОБСЕ, но главным образом его интересовал СССР. Он блестяще владел темой и посвятил ей множество публикаций, обосновывающих широкое понимание «убеждений совести». Английское «conscientious» – это и добросовестность, и честность, и рассудительность. Такое неопределенное понимание наши оппоненты из стран с наёмными армиями хотели внедрить и в советской армии, чтобы лишить её общенародного мобресурса и навязать нам чисто рыночный наём персонала. Я возражал тем, что в русском (аутентичном) тексте Копенгагенского документа слово «conscientious» переведено только как «совесть», а отказ по убеждениям совести означает у нас только одно – религиозные убеждения.
– Почему только религиозные…, недоумевал профессор.
– Потому, что это в английском совести нет, ответил я. Там всё что угодно есть, а совести нет.
А у нас русских совесть есть, и означает она: «СО» - совместную - «ВЕСТЬ…».
– Где и чему это совместно, возмутился профессор.
– Совместно с Богом. Весть Бога в душе человека, ответил я, мы русские – советские это называем совестью. И привел несколько примеров того, что в наших коренных религиях Православии, Исламе и Иудаизме люди воевали по совести и становились прославленными в веках святыми.
Далее разговор пошел начистоту в профессиональном русле, профессор понял, что добиться исполнения его военно-политической разведзадачи не удастся. Не получится убедить нас в подмене нашей «совести» их непонятным «conscientious» в проекте закона СССР «Об обороне». Тогда он как раз находился в проработке, в которой я тоже соучаствовал. Под конец разговора профессор был предельно откровенен:
– Запад всё равно добьётся от вас широкого толкования. Мы всё равно развалим вашу «рекрутскую повинность» (recruitment system).
– Не выйдет, ответил я, вам не совладать с правовыми понятиями русской души такими, как совесть, патриотизм, воинский долг, самопожертвование во имя Родины... Это неуничтожимо в душе советского народа. У нас не может быть «альтернативной совести» …
– Да-аа, задумчиво протянул профессор, это будет трудно. Но мы справимся. Мы разобьем вашу совесть и душу по частям. Не сомневайтесь, мы скоро уничтожим Советскую военную мощь с её рекрутчиной.
Так скандинавский профессор предрёк мне развал СССР, и был таков. Эти мои рандеву с ясновидцем произошли примерно за год до развала СССР.
Потом судьба завертела меня на других военно-юридических нивах. Тема «conscientious objections» на какое-то время забылась. И столкнулся я с правом альтернативной службы уже, будучи юристом Секретаря Совета Безопасности, когда в 1993 г. получил поручение дать предложения по Конституции России, проект которой лежал на столе у Президента России и возглавляемого им Совета Безопасности. В нем отсутствовали статьи об обороне и безопасности, зато тщательно была выписана статья об альтернативной службе в ч. 3 ст. 59, и в ней весьма широко истолкованы основания отказа от воинского долга: «если убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы».
Позднее мне стало известно, что в кулуарах конституционных совещаний фигурировал тот самый скандинавский профессор, специалист по альтернативной службе, именно его мнение, как непревзойденного эксперта, приняли при написании российской Конституции, проигнорировав международно-правовую позицию советских юристов.
В действующей редакции слово «совесть» исчезло совсем, вопреки международным обязательствам по пункту 18 Копенгагенского документа, зато появилось западное абстрактное понимание отказа от армии для любых убеждений. А убеждения в отличие от совести могут быть самыми различными (они ведь изменчивы) и их трудно классифицировать и зафиксировать как юридически уважительную причину отказа гражданина от выполнения своего воинского долга перед Отечеством.
Чужеродность для отечественного военного права западного понимания альтернативной службы проявилась, например, в том, что десятилетие тянули с принятием закона «Об альтернативной гражданской службе». Но и в нём не оказалось места «совести». Отечественная мобилизационная система отторгала «альтернативную совесть».
Кроме того, был упущен вопрос о том, как быть с отказниками от мобилизации в военное время. Его пришлось в спешном порядке решать сейчас, спустя полгода, после объявления мобилизации и военного положения в России. Странным образом законодательная поправка вошла не в вышеназванный закон, а совсем в другой – «О мобилизационной подготовке и мобилизации». К сожалению, в поправках от 4 ноября 2022 г. был обойден вопрос «альтернативной совести», которой в военное время у гражданина не должно возникать, если речь идёт о защите Родины. Конституционное положение, рассчитанное на мирное время, не препятствует тому, чтобы законы нынешнего – военного времени создавались в интересах мобилизации и победы в войне.
Поэтому сейчас самое время напомнить об изначальной природе возникновения и смысле обязательств России по поводу альтернативной службы.

6.6. Тэтчер
В мае 1991 г. мне довелось наблюдать за Маргарет Тэтчер. Это был очередной её вояж в Москву, после того как она, очаровав Раису Горбачеву и её мужа, приступила к конструированию своей победы и нашей полной капитуляции в «холодной войне» против СССР. Её секретная рабочая встреча с советским генералитетом происходила в зале коллегии Минобороны, куда англичанка прибыла со своими военспецами – генералами и адмиралами.
Мне, майору пресс-центра Минобороны, удалось там слегка поприсутствовать. Запомнилось, как в ходе дебатов по разоружению себя вели англосаксы, и как они реагировали на указания главы их делегации. Каждая фраза Тэтчер была краткой, отточенной и безапелляционной. Любой довод подкреплялся документально и фактически. Тэтчер, как из своей косметички вынимала нужного специалиста, и он мгновенно давал точный факт или цифру.
Английские генералы крутились вокруг неё, как волчки. Она ими командовала, как генералиссимус Сталин. Наши, «разинув рты», иногда шлёпали губами и чаще всего невпопад.
Такой она мне и запомнилась – вражеский Сталин в юбке.

6.11. Моя коллективная безопасность
«Мой договор» сработал спустя тридцатилетие, когда в новогодние каникулы 2022 г. государственность Казахстана оказалась у пропасти. Социальное неравенство и байские родоплеменные методы государственного управления спровоцировали вооруженные погромы, бандитизм и бунты, подогреваемые извне. Действующий президент Казахстана обратился за помощью к Президенту России и главам государств-членов Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Всего за три недели правопорядок в стране был восстановлен Силами коллективной безопасности. Они молниеносно подавили сопротивление банд в Казахстане и вернулись домой.
Но лично для меня главное, что мой договор сработал. Почему я говорю – «мой договор». А потому, что весной 1992 г. мне довелось на чистом листе бумаги написать проект Договора о коллективной безопасности.

...Отдельный разговор, как за минувшее тридцатилетие, сонм всяческих выдающих юристов и своих и заморских, потоптался по «моему договору». Как украинские новоявленные паны-воеводы в 1992 г. на переговорах в Главном командовании ОВС СНГ скрежетали зубами от моего к ним вопроса:
- «Так що, брати, з Росією воювати будете?».
Тогда, подписывая многочисленные соглашения о передаче им советской военной техники, оружия, запчастей и имущества, украинская делегация наотрез отказывалась подписывать договор о коллективной безопасности. А ведь, как бы здорово он мог им пригодиться, в 2014 г., например, когда Украину охватила раскрученная с Запада неонацистская майданная чума.
Припоминаю, как двадцатилетие назад один мой знакомый дипломат, тяготевший к американскому истэблишменту, видный узбекский юрист-международник злорадствовал, бросив мне в лицо: «Ну, всё, твоему договору конец». Узбекистан, в столице которого, Ташкенте был подписан Договор о коллективной безопасности, отказался в 1999 г. продлевать своё участие в Договоре. Наш прозападный полит-бомонд плакал от радости, Госдеп потирал ладошки, надеясь выставить там свои военные базы. Но, прозрение вернулось быстро, уже через семь лет в 2006 г. Узбекистан восстановил своё членство в Договоре.

...Открою небольшой секрет, теперь уж можно, сроки вышли. Когда я докладывал проект Договора о коллективной безопасности на совещании военных и дипломатических представителей президентов стран СНГ, меня раскритиковали злопыхатели, мол, даже название Договора написал неправильно, не указал «безопасности СНГ». Начальник секретариата ГК ОВС СНГ генерал Л.Г.Ивашов строго спросил:
– Почему ты не написал «СНГ»? Упустил?
– Никак нет, отвечаю. Сделал я это сознательно, поскольку коллективная безопасность России и стран Содружества – это не замкнутый военный блок, по типу педального из США блока НАТО, а открытый военный Союз любых равноправных государств, которые в будущем смогут присоединиться к Договору, независимо от членства в СНГ. Мне тогда повезло, я был услышан и понят. На предварительных консультациях стран СНГ «мой проект» полностью поддержали и вынесли на подписание. Это – то конкретное юридическое, что в моей жизни оказалось сделанным с пользой для людей.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив