И О ТОЛЕРАНТНОСТИ

Телефон (не мобильный, а стационарный) у меня в Черновцах звонит очень часто. Но семь звонков из десяти — от Севы В. Причём он постоянно кем-то прикидывается. То Фаиной Марковной Мариенгофф: несёт какой-то бред про патисоны и маринад. То фирмой «Заря»: требует оплатить торт с лебедем диаметром метр двадцать сантиметров, то глубоким, бархатным, проникновенным голосом вызывает в прокуратуру…
Поэтому когда я слышу незнакомый голос — на всякий случай всегда говорю: «Севка, я тебя узнала, ты меня не проведёшь!»
Но когда в этот раз у меня зазвонил телефон, Сева не прикидывался, он был непривычно печален.
— Не спи, вставай, кудрявая! — говорит. — Представляешь, — говорит, — а у нас в городе прямо с утра — день!
— То есть? — спрашиваю. — Как это — день… утром?
— То есть День города, — грустно объясняет Сева.
— Какого? — спрашиваю я.
— Что «какого»? — вслед за мной прикидывается непонятливым Севка.
— День какого города утром у вас в городе, Сева? — я теряю терпение.
— День нашего города Донецка в нашем городе Донецке, дура, — терпеливо и ласково отвечает Сева.
— Ну и?..
— Что «ну и»?
— И что там?
— Там? — Сева, печально: — Весело. Пиво пьют. Песни поют. Про Донбасс.
— А ты почему утром не в городе на Дне города? Ты что, песен про Донбасс не знаешь?
— Почему не знаю? Знаю.
— Спой.
— Как? Прямо сейчас?
— Почему нет?
— Уже?
— А когда?
— В телефон?
— Почему нет?
— Про что?
— Про Донбасс! Про Донбасс!!!
— Ага… Щас…
Сева затих.
— Алё?
— Щас-щас…
Тихо.
— Алё?! Алё?!
— Ну щас, щас!!! Кх-кх! Кх! Кх! — и торжественно объявляет: — Музыка Богословского, стихи Николая Доризо… — и начинает робко, на какой-то непонятный мотивчик: — «Давно не бывал я…» Нет. Щас-щас. Значит, музыка Богословского…
— Стихи Доризо! Знаю-знаю. Давай, пой!
— «Давно не бывал я…» Ой, мотив не помню. Щас. «Давно не бывал я…» Ну не помню я мотив! Ну что уже теперь мне?! Ну не помню я! Не помню!
— Н-да… Видно, и правда тебе не место этим утром на Дне города Донецка в вашем городе Донецке, раз ты такую песню не знаешь! — хихикаю я.
— Можно подумать, ты хоть одну песню о своём городе знаешь…
— Чтэ-э-э-э?! — взвыла я возмущённо. — Да я знаешь сколько песен знаю?! И «Гуцулку Ксэню», и «Маричку», и «Дай ня, мамцю, дай ня…», и «Гэй, налывайтэ…» Хочешь, спою? Хочешь?! — и, не дожидаясь его согласия, я торопливо заголосила:
«Коломыя — не помыя,
Коломыя — мисто.
В Коломыи дивчаточка
Як грэчанэ тисто!..»
И вот эту знаю:
«У Карпатах снигы впалы,
Робит, тато, саны,
Выдавайтэ мэнэ замиж
За мого Ивана».
И вот эту ещё (ох и разошлась же я!):
«Вьеться начэ стричка
Непокирна ричка,
Тулиться блызэнько
До пиднижжя гир.
А на тому боци
Там живэ Маричка…»
Я пела и пела, чтоб доказать. Я пела всё громче и даже стала притоптывать, пританцовывать и отбивать свободной рукой ритм по столу. И Севка обиженно бросил трубку.
А в это время, как потом выяснилось, все Севкины домашние — мама, папа, брат, жена брата, дети брата, Севкина подруга — уже давно оторвались от своих дел и прислушивались к нашему с Севкой телефонному разговору, неодобрительно покачивая головами.
— Сева-Сева! Как ты мог?! — гневно спрашивает Севина мама, вытирая влажные руки кухонным полотенцем.
— Как ты мог, Сева?! — вторит Севин папа.
— Ты же живёшь в этом городе, Сева… — это Севина мама.
— …И ты не помнишь нашей народной национальной песни «Давно не бывал я в Донбассе» на музыку Богословского, стихи Доризо, Сева?! — негодует Севин папа.
— Тебе звонит эта! из Черновиц! Эта! с Западной Украины… — Севина мама неопределённо помахивает полотенцем в ту сторону, где, по её мнению, должны находиться город Черновцы и я, — … и ты даже не можешь дать достойный отпор этой… этой… этой…
— Этой бандеровке! — подхватывает знамя Севкин папа. — Этой западенке! — Севин папа возмущённо пожимает плечами и обречённо машет рукой, наконец осознав, что в Севином патриотическом воспитании есть невосполнимые пробелы.
— …И ты не можешь дать отпор, — голос мамы крепнет, — и хоть немного в кои веки похвалиться своим краем! Нет, ты — не патриот! — выносит она вердикт. — Ты — ничтожный, ты жалкий космополит!
— Ты, Сева, в этом городе вырос! — папа, убеждённо.
— Ты, Сева, здесь бесплатно родился! — мама, не очень уверенно.
— Ты, Сева, здесь бесплатно учился! — с лёгким сомнением папа.
— Ты, Сева, здесь бесплатно работал! — мама и папа, не колеблясь и хором.
— Звони! — Севкин папа разгневан не на шутку. — Звони ей! Сейчас мы ей покажем! Сейчас!
— Куда? Что? Зачем? — Севка, испуганно.
— Звони давай в Черновцы давай! — Севкин папа решительно снимает трубку телефона.
— Звони ей, этой националистке! — требует справедливости Севкина мама. — Звони! Давай, звони! Де-ти!!! Все ко мне! Гриша! Юля! Наташа! Миша! Все идите сюда! Позовите тётю Любу и дядю Женю из соседней квартиры. Все пойте сюда в телефон, когда я махну вот так! Поняли? Если этот не может, так давайте мы! Сейчас мы ей покажем, этой! Мы покажем ей День города!
У меня зазвонил телефон. В это время Севкина мама на том конце провода махнула полотенцем. И из моей трубки зазвучал, загремел слаженный хор. Пели с истинным чувством:
«Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтерская юность моя.
Осталась она неизменной,
Хотя от меня вдалеке.
Там девочка Галя живет непременно
В рабочем своем городке,
В шахтёрском своём городке…»
И тут во мне то ли древний местный инстинкт взыграл, то ли имя Галя меня подтолкнуло, заорала:
«Галю моя, Галю,
Дай води напыться,
Ты така хороша,
Дай хочь подывыться»
— Ах, так! — это уже вскричал Сева. Он вырвал полотенце из маминой руки. И махнул:
«Спят курганы тёмные, солнцем опалённые,
И туманы белые ходят чередой.
Через рощи шумные и поля зелёные
Вышел в степь донецкую парень молодой…»
Ко мне присоединились уже мои папа с мамой и даже дети, потому что я включила спикерфон:
«Червону руту не шукай вэчорамы,
Ты у мэнэ едина, тилькы ты повир…»
На что вдруг сам Сева, причём довольно правильно, затянул:
И днем и ночью!
И в зной и в ветер!
Мы за «Шахтер» себя не пожалеем!
Ты будешь первым!
Мы в этом верим!
Ведь по-другому быть уже не может!
И хор его родственников и соседей за ним грянул:
Але-але-э
Але-але-э
Але-але-але-але-э!!!
Але-але-э
Але-але-э
Але-але-але-але-э!!!
Что сказать? Конечно, мы всё же победили. Хотя о донецком крае и много песен написано, но всё же у нас их больше. Хотя нет, не победили. Ничья получилась. Поскольку в конце уже все вместе с удовольствием выпевали:
«Ты казала в понэдилок,
Пидэм рано по барвинок,
Я прыйшов – тэбэ нема,
Пидманула-пидвэла!»
(с) Марианна Гончарова
|
</> |