И о книгах. Почему они такие несчастные?

dandorfman — 22.07.2021
В аннотации книги, которую я только что прочёл, написано:

Блистательный, стремительный, напряженный и энергичный психологический триллер от Дугласа Кеннеди выходит за границы жанра и ставит перед читателем весьма неожиданные вопросы.

"Неожиданный вопрос", который возник у меня лично, в заголовке этой записи.
Главный герой и все его соседи живут в очень престижном и дорогом городке в штате Коннектикут.



И они все, за исключением тех, кто постоянной работы по разным причинам не имеет, ездят на работу в Нью-Йорк, что весьма неблизко, сначала - поездом, а потом еще на метро, чтобы попасть в деловой центр Америки, на Уолл-Стрит и прилегающие к ней улицы, где находятся самые престижные финансовые и адвокатские конторы нашей страны.
Чтобы успеть на работу они каждый день встают чуть свет, и возвращаются ближе к ночи, многие на работе ещё и задерживаются, обычные восемь часов - не для них, надо влалывать столько, сколько подтребуется, а не от звонка до звонка.

Те же, кто нигде не работает и старается сделаться знаменитым писателем, художником, фотографом и т.д., тоже не бедствуют, потому что родители или дедушка с бабушкой оставили им дом в этом престижном сабарбе, кроме того они живут на деньги от трастового фонда, оставленного им. Трастовый фонд, это фактически наследство, но для того, чтобы не платить налоги, оформленный иначе, чтобы не платить налоги на наследство, и для того, чтобы никто из посторонних не посягал на завещанные деньги.
Итак, главный герои и все его соседи, люди обеспеченные, верхний средний класс.
Они все получили престижное и дорогое высшее образование, правда, некоторые - бесполезное, учились на писателя, художника, фотографа.
Но при этом, все обитатели этой дорогой улицы в этом дорогом городке - глубоко несчастны.
Несчастен главный герой, который хочет быть фотографом, а вынужден заниматься чужими деньгами для наследников.
Несчастна его жена, которую в дорогом университете очень хвалили за её литературный талант и она пишет, поэтому один роман за другим, но никому её романы не нужны и её никто не печатает.
Несчастен один сосед, которого увольняют с работы в 53 года и он решает, что его жизнь кончена.
Несчастен другой сосед, который живет на деньги трастового фонда, но его гениальные фотографии, тоже нигде не берут, как и романы жены главного героя.
Теперь две цитаты из романа Кеннеди. Они не имеют никакого отношения к основному сюжету, т.е. к убийству и успешным попыткам его скрыть, поэтому я не боюсь, что цитаты будут спойлером:

Но поскольку я рассматривал юридическую практику только как способ добыть деньги для финансирования моей будущей профессии фотографа, я решил поработать в самом тихом отделе «Лоуренс, Камерон и Томас». Я понял, что обрел шанс выбрать нишу, в которой я мог бы спрятаться, заработать хорошие деньги и одновременно не сталкиваться с Наполеонами, рыскающими по другим отделам. А когда я познакомился с Джеком Майлом, я осознал, что нашел и ментора, своего раввина, человека, который уже многие годы назад решил, что доверительное управление и наследование дают возможность избежать внутренних свар, которые составляют шестьдесят процентов корпоративной жизни.

— Если тебя тянет к междоусобицам, если ты — как эти апачи из начальной школы, которые жаждут собирать скальпы, тогда я не могу тебе ничего предложить, — сказал он во время Нашей первой беседы. — В нашем деле нет гламура, нет блеска. Дело это скучное, понял? Наш девиз: путь инфаркты зарабатывают гои.

— Но, мистер Майл, — возразил я, — я же гой.

Он сложил покрытые пигментными пятнами пальцы и громко щелкнул костяшками.

— Эта мысль приходила мне в голову, — сказал он, улыбаясь с хитрецой. — Но, по крайней мере, ты гой тихий.

Джек Майл носил туфли на высокой платформе. Но это были туфли на высокой платформе от Гуччи. Его густые темные волосы всегда были тщательно уложены и зачесаны назад. Он покупал костюмы индивидуального пошива «Данхилл». Он носил галстук с жемчужной булавкой, а зимой — черное кашемировое пальто. Он напоминал Джорджа Рафта — миниатюрный денди, решивший, что хорошая одежда является отличной защитой, если в тебе пять футов четыре дюйма роста и если ты единственный полноправный партнер-еврей в англосаксонской фирме.

— Знаю, что они за спиной называют меня счетоводом, — как-то сказал он мне. — Но я также в курсе, что они знают, насколько много в фирме зависит от меня. Я приношу в фирму больше бизнеса, чем все эти епископальные зануды из судебного отдела. И еще я вот что понял насчет протестантов: дай им возможность заработать, и они сделают вид, что считают тебя ровней.

Джек обожал строить из себя чужака еврея, попавшего в сектор Газа, населенную обитателями Уолл-Стрит — гоями. Думаю, он так быстро привязался ко мне отчасти из-за того, что сразу почувствовал (и одобрил) мой статус чужака в фирме. Как я позднее выяснил (разумеется, от Эстелл), он закончил аспирантуру, хотел стать художником-абстракционистом в богемной Гринвич-Виллидж пятидесятых, прежде чем подчинился прессингу семьи и получил диплом юриста. Узнав, что я отодвинул в сторону свое страстное желание стать фотографом и ввязался в корпоративные игры, он испытал желание меня защитить и через пару недель после моего появления в отделе распустил слух по фирме, что спустя тридцать пять лет работы в «Лоуренс, Камерон и Томас» наконец-то нашел себе замену, своего бойчика.

— Если ты будешь делать все правильно, я позабочусь, чтобы тебя сделали полноправным партнером через пять лет, — заявил он, когда кончился мой двухмесячный испытательный срок в отделе. — Только подумай, абсолютно надежная карьерная перспектива к тридцати трем годам. И поверь мне, ты сможешь купить множество камер на деньги, которые будешь тут зарабатывать.

Еще одна приманка в стиле Мефистофеля болталась перед моим носом. Партнерство? В соответствии со своим жизненным планом я собирался проработать в «Лоуренс, Камерон и Томас» только пять лет, а потом найти подходящую работу в Беркли или Энн Арбор, где я могу стать знаменитым фотографом, который одновременно возглавит юридическую атаку на правых торговцев белыми рабами из Христианской коалиции. Но партнерство? И так рано, в тридцать три года? Мой старик был бы в полном восторге. Так что, хотя доверительное управление не слишком меня возбуждало, я стал убеждать себя, что связанные с этими вопросами тонкости соответствуют моему характеру. Если я обожаю различные технические тонкости, связанные с печатанием фотографий, разве я не смогу постичь все хитрости составления завещаний? Ведь верно?

Телефон на моем столе зазвонил. Я нажал на кнопку и услышал гнусавый голос Эстелл:

— Мистер Майл интересовался, не найдется ли у вас минутки…

— Скажи ему, я зайду через пятнадцать минут. Только закончу с поправками в документе Берковича…

Поправки заняли не более пять минут. Я слегка уточнил формулировки относительно выплат по доходам с тем, чтобы никакая заблудшая овца из клана Берковичей — наследников самого большого в Хантингтоне предприятия «Линкольн Континентал дилершип» — ни при каких обстоятельствах не смогла бы потребовать доли в наследстве, если не будет упомянута в завещании.

.......

Пробежав с четверть мили по Конститьюшн-Кресент, я оглянулся и увидел бегущего мне навстречу Чака Бейли.

— Эй, Зорро, как поживаешь… — Он не закончил предложение — не хватило дыхания. Лицо раскраснелось, дыхание с хрипом вырывалось из груди, глаза закатились. Он чуть сознание не потерял, даже ухватился за мое плечо, чтобы не упасть. Я хотел было поддержать его за руку, но вовремя вспомнил про резиновые перчатки и решил не изображать из себя доброго самаритянина.

— Ты в порядке, Чак?

— Черт, нет.

— Хочешь, я вызову…

— Мне врач без надобности. Подожди секунду…

Его пальцы впились в мое плечо. Пока он пытался перевести дыхание, я упорно тер правой рукой о бедро, норовя стянуть перчатку. Без малейшего успеха.

— Теперь порядок, — наконец сказал он.

— Уверен?

— Думаю, что так. Черт…

— Тебе стоит провериться у врача, Чак…

— Только что проверялся. Все нормально. Просто… — Он на мгновение отвернулся и скрипнул зубами. — Эти козлы. Гребаные козлы.

— В чем дело?

— Уволили, вот в чем.

— Тебя?

— Угу.

— Не может быть.

— Вчера узнал. Прямо перед уходом с работы. Пригласили в офис председателя. Этот гребаный заказ, который у меня сорвался. Да еще три месяца назад один клиент ушел. «Нам это все не по душе», — сказал председатель. И через минуту все было кончено. Двадцать три года на одном месте. Всегда приносил барыш, за исключением этого года. И они со мной кончают за шестьдесят секунд. Более того, когда я, получив эти новости, потащился в свой офис, один из горилл-охранников уже держал мое пальто и кейс и сказал: «Простите, сэр, офис опечатан». Чуть голову ему не откусил.

— Господи, — сказал я. — Они хоть выходное пособие дали?

— Полную зарплату за полгода.

— Хоть что-то.

— Ерунда, если учесть, что Эмили учится в Университете Смита, а Джефф — в Боудене. С тем, что мне удалось отложить, я смогу протянуть самое большее два года. А потом…

— Ты что-нибудь найдешь.

— Мне пятьдесят три. Ничего я не найду.

— Консультантом?

Хриплый смех.

— Это еще один способ подтвердить, что ты кончился, мертв. Скажи кому-нибудь, что ты работаешь консультантом, — тебя тут же спишут, как последнего лузера.

— Черт, Чак, мне, правда…

— Да ладно. Меня от сочувствия коробит. Ты тоже безработный?

— Я? Нет, просто взял отгул. Проснулся сегодня утром, решил: а пошло оно все куда подальше!

— Ты эту роскошь можешь себе позволить, потому что партнер. Мне же так и не удалось перешагнуть через исполнительного вице-президента. Выпить не хочешь? Решил провести день налаживая тесное знакомство с мистером Джонни Уокером.

— Хорошая мысль. Но, может, немного позже…


Роман этот очень хорошо написан, но очень плохо переведен, я даже в цитатах, которые привел, вынужден был заменить некоторые нелепые варианты перевода, например правые названы "правым крылом", (right wing, дословно это действительно "правое крыло") но переводится на нормальный русский язык, как, "правые" без всякого крыла, а Сектор Газа, так пишут на русском, назван "территорией Газа", что говорит о том, что переводчица не понимает географический термин, который она переводит. Т.е., все глупости перевода - от невежества переводчицы и незнания обычных терминов. (Переводчицу зовут Тамара Матц)

Так вот, читая этот хороший роман, у меня возник неожиданный вопрос, о котором было упомянуто в аннотации, который я ещё раз повторю и обосную:
"Отчего они все такие несчастные?"

Возник этот вопрос у меня в связи с моим собственным статусом и статусом моих друзей и знакомых, которые приехали в Америку.
Многие из них были в сходной ситуации, даже не многие, а большинство.
Я приехал в Америку, когда мне было уже 44 года. Приехал нищим. Мне в СССР поменяли советских денег - двести долларов на человека. На детей - не меняли, поэтому у меня с женой было целых 400 долларов, весь мой капитал.
Еще мы взяли несколько чемоданов бесполезного, как выяснилось, барахла. Которые мы через несколько лет просто выкинули.
Английский - как у всех. Учил в школе, учил в университете учил сам и выучился так, что, когда приехал, совершенно не понимал, что говорят аборигены. Не знаю, как у других, но я просто не различал отдельные слова в их разговоре, т.е. не выделял их, поэтому не понимал ничего. С тем что было написано, было полегче, это я понимал, но там были промежутки между словами, а многие слова, особенно если текст - политический или по моей специальности, я как раз знал.
В довершении всего, летом 1991-го, когда мы приехали, была жесточайшая рецессия, работы не было никакой.
Половина витрин первых этажей главной улицы Бруклайна были пустыми, там только висела большая надпись "For Rent", (Сдаётся) потому что все эти магазины и рестораны обанкротились, у них не было покупателей и клиентов.
В то же время закрылись несколько самых крупных бостонских софтвер компаний, начиная с Вэнг Компьютер, несколько тысяч местных программистов были выброшены на улицу, поэтому никакой работы по специальности для приезжих тоже не было.
Искали мы все любую работу, в том числе - мыть полы и ухаживать за лежачими больными, но и её не было. Вернее, она была, но на одно подобное место претендовало много людей. Меня лично не взял мыть полы владелец ресторана. Он мне сказал, что эта работа не для меня с моим высшим образованием и взял нексиканца.
Моя жена сразу же пошла бесплатно строчить свадебные платья в престижном ателье на Ньюбери-Стрит в центре Бостона, владелица которого была из СССР, её звали Татьяна, она брала волонтёров на работу, которым обещала через две недели или через месяц начать платить деньги, если они оправдают её доверие. Доверие не оправдывал никто, через месяц она очередную бесплатную рабыню выгоняла, и брала на её место вновь приехавшую, которая была тоже согласна на неё работать бесплатно, но за туманные обещания в будущем.
Из нашего убого жилья в Бруклайне Аннушка шла полтора часа до центра Бостона, чтобы попасть на работу, за которую ей не платили, потому что денег на метро не было. Я же был очень доволен устроившись на программу по тестированию новых лекарств.
У меня уже тогда, в 44 года, было повышенное давление и на мне испытывали новое лекарство от давления. Один день давали полную дозу лекарства, на второй, только белые таблетки, которые лекарства изображали, т.е. плацедо, на третьй день - половину дозы и т.д. А потом замеряли мои показатели. В неделю мне за это платили целых 400 долларов и я был счастлив... пока не потерял сознание в один из дней, когда мне дали только плацедо. Меня подобрали на улице и я хоть и с трудом, но сумел объяснить, как разыскать жену. Когда Аннушка приехала она сорвала с меня все датчики и сказала:
- Больше ты туда не пойдешь и никакую их гадость пить не будешь.
Всю нашу первую американскую мебель мы нашли на мусорнике. Там же мы нашли огромный ламповый телевизор, который мы с сыном еле дотащили, но он работал. Питались мы в основном, куриными ножками, которые тогда продавались в китайском супермаркете на Бикон-Стрит по 19 центов за фунт. По нынешним временам - это бесплатно.
Тем не менее мы оба в конце коноцов нашли постоянную работу, несмотря на рецессию и уже в 1993-м году, т.е. через два года после того, как приехали, купили своё первое собственное жильё, трёхкомнатную квартиру в кондоминиуме.
Как мы были счастливы!
Машина, которую мы купили за полторы тысячи долларов вся состояла из вмятин и царапин, но она ездила и мы на ней объездили в выходные и на праздники весь Массачусетс и весь Нью-Хемпшир. Добрались и до Уайт Маунтинз в Нью-Хемпшире, увидели сказку Андерсена, городок Норт Конвей у подножья горы Вашингтон, а потом еще и своими ногами добрались до вершины горы, это был потухший вулкан, мы с сыном дошли до верхней кромки кратера. И, когда мы смотрели вниз с вершины, мы тоже были счастливы.
Нам было очень тяжело, неимоверно тяжело выжить в первые годы, но мы выживали и только от этого были счастливы.
Потом мы продали квартиру и купили дом, в котором живём до сих пор и который очень любим.
Все те, с кем мы познакомились и подружились из приехавших, пережили сходные тяжелые годы, но они все добились чего-то.
Михаил Сигаловский, один из основателей нашего клуба, по профессии - геолог. Он нашел работу в большой геологической фирме, которая имела отделение и в Массачусетсе, но его оттуда выгнали за то, что он в своё кубике повесил постер с изречением человека, который по мнению его начальника был реакционером и начальник сказал Мише, чтобы он этот постер снял. Миша не снял и его за это выгнали.
После этого Миша основал собственную фирму, предложил клиентам за меньшие деньги делать ту же работу, которую делало отделение его прогрессивного начальника. И тогда фирма была вынуждена закрыть этот отдел и выгнать этого прогрессивного начальника.
А мишина фирма существует и успешно работает до сих пор.
Наш главный клубный лидер, Юля Сигаловская открывала первые в Массачусетсе чартерные школы и получила за это благодарственную грамоту от губернатора штата. Обе школы существуют и успешно учат детей до сих пор.
Аннушкина подруга Ирина Хавинзон, которую по аннушкиной протекции взяли на работу туда, где работала сама Аннушка, стала основательницей и совладелицей Russian School of Mathematics, в которой сейчас по всей Америке учатся 30 тысяч учеников и работают сотни преподавателей. Разумеется, у неё никаких трастов от умерших родственников не было, свои миллионы она заработала сама.
Два математика из Ленинграда, Леонид Райз и Семён Гейсберг, основали в Бостоне софтвер компанию, придумав совершенно новый параметрический способ автокада, т.е. машинного черчения конструкций. Теперь фирма "Параметрик" - самая крупная в Бостоне софтвер-компания с отделениями во многих странах мира.
И так каждый из нас, кто в большей, а кто в меньшей степени, карабкался и выкарабкивался. Нам некогда и не на что было быть несчастными.
Почему же эти люди, которые родились в Америке с родным английским языком, которые получили престижное образование в престижных университетах, которым дедушки, бабушки, родители оставили дома и трастовые фонды, им позволяющие не заботиться о куске хлеба и крыше над головой - несчастны. Мы ведь не были несчастными, хоть были в начале нищими и бездомными.
Почему все они считают, что главное, их хотелки, а не надёжный кусок хлеба и крыша над головой.
А их хотелки, непременно что-нибудь такое, что им интересно. А им как правило интересно то, за что деньги не платят.
К сожалению, это не только их дело. Они своими несчастьями и нереализованными хотелками разрушают не только свою жизнь и жизнь близких. Они разрушают страну, которая когда-то была страной счастливых людей, которые сами умели добывать своё место под солнцем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив