и еще о святой простоте

nagaya — 25.11.2010 — Лытдыбр Когда мы обнаруживаем в себе эту святую простоту, мы оказываемся очень чистыми. Сразу.

Эта святая простота – то сокровище, которого нам так не хватает. Это такой дефицит. Вокруг столько сложностей, напряжения, необходимостей.

В обществе потребления, где «больше – лучше» в дефиците именно простота. Потому что она может показаться не столь «кричаще яркой». Ее не продашь. Ею не похвастаешь. На нее не нацепишь раскрученного лейбла, потому что она не стремится быть проданной и купленной. Ей этого не надо. Она просто есть. Как ручей. Как ветер. Как голос леса.

Ее можно затмить чем-то искусственным, лишним – от себя, но не от нее самой. Ее можно вобрать – но не отобрать. Приходи и бери - сколько хочешь, сколько унесешь, сколько сможешь вобрать. Что должен за это? Ничего. Чем можно заплатить за лунный свет в ладонях? За шелест крон? За выдох ветра в самое ухо?

За возглас ребенка? За улыбку безмолвия? За сердцебиение матери?

Разве что – мигом жизни. Но и его ты не должен простоте за то, что в этот самый миг принял ее подарок. Она-то и подарила тебе миг, позволив его прожить по-настоящему, не проспав.

Да, ты можешь заплатить за поиск смысла в возгласе ребенка, за попытку расчленить улыбку безмолвия, за отсутствие сокровенного, внутреннего слуха – путаницей, суетой ума и тем временем, из которого складывается постепенное умирание, называемое жизнью.. Но ты ничем не можешь заплатить за самую суть явлений, которая ярко, неприкрыто вспыхивает в тот момент, когда явления вспыхивают для тебя, в самой твоей сердцевине. Вспыхивают мигом вне времени.

Умудренному, зашлакованному уму простое кажется таким невзрачным. Этот ум ищет что-то более изощренное, что-то подкупающее своей видимой «новизной», он хочет, чтобы ему сделали «красиво», «круто», «эффектно». Тогда он сможет сказать: это было что-то грандиозное! Именно этот ум не может долго оставаться в чем-то, углубляться во что-то, будь то отношения, понимание, вИдение. Ему все быстро приедается, ему снова и снова нужен новенький, новенькое, новенькая - еще, еще….

Потому что этот ум всего лишь скользит по поверхности, он слизывает пыль с яблока реальности, так и не надкусив его, не попробовав его вкуса… Этот ум, испорченный сложносделанными, «изысканными» , мертвыми блюдами, уже не способен ощутить вкус данного природой совершенного в своей простоте и полного животворящей энергией плода.

Возглас… Улыбка… Биение сердца…

До того, как ты отгородился от вспышки невинного и ясного, простого и чистого в себе мыслью или автоматической реакцией – ты жив. Ты мертв, едва погребальная процессия мыслей и клише «знаю-знаю», понесла тебя на кладбищем ума мимо жизни, мимо реализации, которая есть всегда – дар этого мига.

…Ослепительная краюха солнца, появляющаяся из моря. Ладонь, испещренная иероглифами судьбы. Робкое касание улыбкой души. Капли дождя, срывающиеся с ивы в воду. Протяжная песня старых ворот. Простое слово из самого сердца…
Все это живет в мире безмятежной Простоты. Это все – ее мир. И ты, сколько бы сложностей ни висело на тебе кружевами, ни свисало путами или плесенью … ты все равно - в ее царстве. И она –щедрая хозяйка. Сколько бы ты пни придумывал языков и систем, она продолжает излагать предельно ясными, простыми литерами. Эту книгу, книгу бытия, можно читать взахлеб, постоянно получая информацию и видение, которых не даст ничто другое. Каждое явление этого мира – таково, что в нем заключены смыслы куда более глубокие и тонкие, нежели привык воспринимать ум, которому этот мир уже давно «приелся».

Но как часто, решив учиться, решив что-то узнать, мы решаем учиться у сложности, а не у простоты. Мы берем что-то, мы изучаем что-то, мы входим в некую систему каких-то ценностей – и вот мы уже важные, умудренные, мы со значением несем ношу собственной важности, которая даже в ста шелках и красивых обертках остается всего лишь ношей.
Вместо того, чтобы постоянно отшелушивать все наносное и лишнее, мы кутаемся во все новые одежды.
Вместо того, чтобы обнаруживать себя силой, простой и естественной, свойственной изначально человеческому существу, мы культивируем усилия, то есть мы почему-то все стремимся встать у –силы, как у чьего-то трона. А ничтожество, взращиваемое таким образом, несет в себе семя гордыни.
Мы всё пытаемся вписать себя – бесконечных – хоть в какую-то систему, желательно посолиднее, или просто – в какой оказались волей случая. Чувство же вины за то, что что-то не так, что нет простой (не сложной!) самореализации, мы засовываем подальше или компенсируем «поисками себя» - конечно же в наиболее эффектных системах или специально отведенных для этого местах. Но ни одна система или место просто не может нас вместить, и поэтому нам приходится ужиматься, втискиваться, уплотняться… Так мы костенеем, застываем, какие-то живые подвижные струящиеся реки жизни внутри нас перекрываются глыбами напряженности, обвалами разочарований, плотинами запретов, запрудами гордыни и болотами собственной важности.

В таком состоянии можно слушать, но не слышать, смотреть, но не видеть, быть одаренным, но так и не принять своего дара. И мы, все твердея от «знаний» и «опытности», вяло отмахиваемся от преподносимых нам удивительностей мира: да знаю я, знаю… Видели и слышали, много раз. Ничего такого.

Но мир по-прежнему и постоянно показывает нам что-то, и это что-то очень, очень простое и удивительное: это может быть веткой шиповника и с красными плодами, шорох карандаша по бумаге, шепот посреди ночи, собственный пульс… Пульс! Это может быть что-то очень простое и грандиозное: проблеск космоса в белесых тучах, душа, текущая украдкой из уголка глаз… Это может быть что угодно. Мир создан так, что в нем все и всегда говорит с нами языком простоты и чуда.

И когда с нас слетает шелуха умудренности, мы оказываемся очень просторными, пустыми. И пустота мира-перевертыша, подразумевающая никчемность и опустошенность, не имеет ничего общего с этой - святой - пустотой.

Когда короста разочарованности, тщательно маскирующаяся под опытность, отскакивает от нас, мы оказываемся очень мягкими, чуткими. И эта мягкость обнаруживает силу, превосходящую все «силы» мира-перевертыша.

Когда программа напряженного вымучивания собственной жизни дает сбой, мы оказываемся один на один с живым, пульсирующим, дышащим миром.

Когда плесень вины и долгов, застилающая нашу душу, с легким пшиком обращается в пепел, мы оказываемся очень свежими, цветущими, невинными.

Когда маски, всевозможные украшения, пафосные цацки и сдержанных тонов ордена вдруг слетают с нас, облегчают нашу шею и плечи, мы остаемся налегке - тем, чем мы являемся, невесомыми. Нам больше нет нужды протирать пыль с этих реликвий и таскать их с собой, потрясать ими или деликатно намекать на них, пытаться их потерять или вожделеть новых в свою коллекцию.

Когда мундиры, костюмы, корсеты «взрослого и опытного» слетают подобно старой стягивающей движения мертвой коже, мы оказываемся подвижными, жизнерадостными, энергичными.
Говоря проще – нас внезапно озаряет… Не чем-то конкретным: нас озаряет уникальным мгновением бытия.
…
Озарение – это когда озаряет ВСЕГО ТЕБЯ. Это вспышка. До того, как она стала чем-то еще, она остается просто вспышкой. И озаряет она – бесконечность.
Пусть ум подождет, всего один миг, не усложняя это самоозарение чем-то еще.
Ведь это просто - вспышка беспредельного.
Это - просто ты
…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив