ХЕРУВИМ С НОЖОМ ЗА ПАЗУХОЙ

ygashae_zvezdu — 16.02.2020

Начало тут:

ЕСЕНИН 1: СИРОТА ПРИ РОДИТЕЛЯХ

ЕСЕНИН 2: СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАМЕС

ЕСЕНИН 3: МАТЬ + СЫН И МИНУС ПАПА

О ЧЕМ БЛОК ПРЕДУПРЕЖДАЛ ЕСЕНИНА

ПОЧЕМУ ЕСЕНИН ЧУТЬ НЕ ПОБИЛ ГОРОДЕЦКОГО

ПРИДВОРНЫЙ ПОЭТ ЕСЕНИН

В своем разговоре о Есенине мы остановились на том, что к 1917 году Сергей Александрович отработал маску херувимного отрока и, в результате заигрывания с монархией, вошел в конфликт с питерским поэтическим бомондом. Георгий Иванов, прямо заявлял, что не случись революции, перед Есениным бы закрылись двери ведущих издательств. 

Так ли это?

Первый сборник Есенина назывался «Радуница» и вызвал массу благожелательных откликов. Что, прежде всего, бросается в глаза?

Есть такое понятие «лирический герой». Так вот, лирический герой «Радуницы» крестьянин весьма условный. Это скорее созерцатель. Сестра Есенина вспоминала, что мама ее приучала к труду, а вот старшего братика работа ручками миновала. Понятно как это произошло (ЕСЕНИН 1: СИРОТА ПРИ РОДИТЕЛЯХ): до девяти лет мама Сергея вообще не воспитывала, а потом из него начали лепить «умного». Сергей много время проводил вне Константинова, выбираясь из школы только на каникулы. Соответственно, его щадили, не нагружая работой. Сестра так и запомнила брата, либо гуляющим, либо пишущим. Единственное, - Есенин с удовольствием ездил на покос и ловил рыбу. 

Но лирический герой Есенина созерцатель не городской, он плоть от плоти этой земли. И видит он то, что другим недоступно.

О религиозности Есенина мы еще поговорим, пока же обратим внимание на следующее: Христос, апостолы, Богоматерь для него атрибуты природного мира, а не церковного. Они здесь, с нами рядышком ходят. 

Вот одно из программных стихотворений поэта: 

Чую радуницу Божью —

Не напрасно я живу,

Поклоняюсь придорожью,

Припадаю на траву.

Между сосен, между елок,

Меж берез кудрявых бус,

Под венком, в кольце иголок,

Мне мерещится Исус.

Он зовет меня в дубровы,

Как во царствие небес,

И горит в парче лиловой

Облаками крытый лес.

Голубиный дух от Бога,

Словно огненный язык,

Завладел моей дорогой,

Заглушил мой слабый крик.

Льется пламя в бездну зренья,

В сердце радость детских снов.

Я поверил от рожденья

В Богородицын покров.

Ну и вообще: 

Троицыно утро, утренний канон.

В рощах по березкам веселый перезвон. 

...

Закадили дымом под росою рощи…

В сердце почивают тишина и мощи.

...

И вызванивают в четки 

Ивы кротки монашки.

Эта особенность Есенина предельно приближать небесное к земному, делать его если не обыденным, то вполне доступным, поразила духоборца Клюева; усвоившего уроки панславизма по книжкам Городецкого; запутавшегося в исканиях русского абсолюта Блока. 

Стихи Есенина приняли на «ура». Проблема была в слащавом образе херувима, который Сергей Александрович с подачи Клюева начал педалировать. 

Принято считать, что Есенина сразу и безоговорочно начали зацеловывать. В первые месяцы так и было. А дальше… Вот что пишет Георгий Адамович:

«Блок молчал, Сологуб отделался несколькими едкими и пренебрежительными замечаниями. Гумилев сразу заявил, что Есенин, «как дважды два, ясен, и как дважды два, неинтересен», — и демонстративно принимался разговаривать, когда тот читал стихи. Ахматова улыбалась, как будто одобрительно, — но с таким же ледяным, светски-любезным равнодушием, как слушала всех, даже Городецкого, стихи которого терпеть не могла. Кузмин пожимал плечами. Что же касается Гиппиус, то о встрече с ней рассказал сам Есенин. Увидев у себя в гостиной юного поэта в валенках, Гиппиус подняла лорнет, наклонилась и изобразила на лице самое непритворное любопытство:

— Что это на вас… за гетры такие?

Надо сказать, что раздражали в Есенине именно «гетры», — то есть его наряд и общая нарядность его стихов. Трудно было принять это всерьез. Клюева всерьез принимали, — но за Клюевым все чувствовали какую-то сложную и темную душу, «олонецкую», как говорил он сам, лесную, дремучую, полу-монашескую, полу-разбойничью. Клюев был на редкость умным человеком, — и паясничал он так грубо, так откровенно, что на его «гетры» не стоило и обращать внимания. Есенин был проще, и, казалось, за пастушьим, наивносусальным обликом у него нет ничего». 

Хуже всего, - с маской херувима Есенин впал в творческий застой, благо она предполагала развитие по пути еще большей религиозности, иночества, скитания по монастырям, а это ему, увы, не подходило. Недаром в стихотворении, первоначально называвшемся «Инок», строчка «Пойду в скуфье смиренным иноком…» продолжилась «Иль белобрысым босяком». 

Постепенно, исподволь, херувим начал бунтовать, показывая обратную сторону смирения, - хулиганство.

Уже в 1915 Есенин пишет стихотворение «В том краю, где желтая крапива…» с его зловещим мотивом: 

Я одну мечту, скрывая, нежу,

       Что я сердцем чист.

Но и я кого-нибудь зарежу

       Под осенний свист.

И меня по ветряному свею,

       По тому ль песку,

Поведут с веревкою на шее

       Полюбить тоску.

И когда с улыбкой мимоходом

       Распрямлю я грудь,

Языком залижет непогода

       Прожитой мой путь.

Главное же стихотворение, утверждающее образ плохо заканчивающего бродяги и вора появилось в 1916. 

Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам.

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором.

Пойду по белым кудрям дня

Искать убогое жилище.

И друг любимый на меня

Наточит нож за голенище.

Весной и солнцем на лугу

Обвита желтая дорога,

И та, чье имя берегу,

Меня прогонит от порога.

И вновь вернуся в отчий дом,

Чужою радостью утешусь,

В зеленый вечер под окном

На рукаве своем повешусь.

Седые вербы у плетня

Нежнее головы наклонят.

И необмытого меня

Под лай собачий похоронят.

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам…

И Русь все так же будет жить,

Плясать и плакать у забора.

Как видим, принесшую ему славу кабацкую удаль Есенин был готов протранслировать до революции. 

Но только революция дала ему масштаб, освободив от необходимости учитывать мнения салонов Гиппиус, резоны Миколая Клюева и директивы Ломана.

Думаю, не будь революции, Есенина ждал бунт по церковной части. 

А дальше? Эмиграция? Каталажка? Возможно. Но скорее всего, уход в подполье, запретные издания, Москва кабацкая и, как следствие, смерть не в тридцать, а раньше. И не от петли, просто бы спился от разочарований.

И еще одно важное замечание: у Есенина вырисовывался образ обреченного хулигана. Революция же внесла весомые коррективы: хулиган (на время) стал торжествующим. 

Революция, отменив старый мир, позволив все начать с нуля, дала Есенину перспективу стать первым поэтом, о чем он страстно мечтал.

Правда, соответствовать пришлось предельно быстро, в спину дышали спешащие к разделу нового пирога славы товарищи.

В спешке, в сплошном дыму Есенин допустил ошибку куда трагичнее и тяжелее, нежели чтения стишков перед царской фамилией. Может быть, главную в жизни ошибку.

Но об этом мы поговорим в следующий раз. 

Оставить комментарий

Популярные посты:

nerva

Градостроительный аудит земельного участка в Москве

iglokott

Лицо моей ноги

masterok

Блеф Макрона дорого обойдется французам

matsam

Вечернее

amarok_man

Вкусняшка из школьной столовой: та самая школьная котлета...

vba_

Вопросы....

coffee_mood

Утренняя нирвана

anatolij_921

Вот бы нам пару пилотных регионов! (с)

val000

Влетев в окно...

• Ранее
• Архив