Хан-Тенгри. Однажды, десять лет назад. Часть два.

топ 100 блогов olly_ru14.09.2016 Рассказы о героических спасениях в горах заканчиваются на том, что пострадавшего доставляют в больницу.
Казалось бы, что ещё нужно, хэппи энд на лицо.
Все расходятся по домам и никто не задаётся вопросом: а что дальше?

То, что происходило со мной после того, как вертолёт приземлился во дворе больнице в Караколе походило на какой-то театр абсурда. Это было весьма занятно, даже временами забавно. Если конечно наблюдать за всем этим со стороны.
К сожалению, мне была отведена совсем другая роль.

Я никогда не задумывалась над тем, что остаться в живых – это только пол дела. Нужно же ещё как-то потом жить. Конечно, знай я всё заранее, я бы сто раз подумала и десять раз повернула назад. Увы, моё амплуа – учиться на своих ошибках.

Итак, вертолёт приземлился во дворе больницы посёлка Каракол.

Хан-Тенгри. Однажды, десять лет назад. Часть два.
Картинка просто так, для красоты.

Не знаю, что сейчас из себя представляет эта больница на краю земли. Тогда 10 лет назад это заведение сильно отличалось от передовых медицинских учреждений. Приблизительно на пару веков и напоминало больше уездную больничку девятнадцатого века.

Меня отвели в приёмное отделение, забрали насквозь мокрую одежду (пока по снегу волокли, промокло всё), выдали немного драненький халатик и отвели в реанимацию.

Перед этим правда я спросила, можно ли помыться, есть ли горячая вода. На меня посмотрели очень странно и сказали, что у них и холодной–то нет.
Это конечно немного огорчило и насторожило, но деваться всё равно было некуда. Поэтому в реанимацию, так в реанимацию.

Комната носящая это гордое звание была больше похожа на школьный спортивный зал. Большое помещение с крашенными, слегка ободранными стенами. По краям стояли шкафы с какими-то старыми разбитыми приборами. По центру - несколько железных кроватей, на которых лежали больные обоих полов. В углу – небольшой диванчик, где спала дежурная.

Реанимация, где выжить может только здоровый человек.

После того, как я улеглась на отведённую мне кровать, свет выключили, а дежурная завернувшись в одеяло сладко заснула. Кругом воцарилась тишина и темнота. Все крепко спали. И лишь мне не спалось.

Сначала я мечтала только о том, как доберусь до кровати и наконец-то усну.
До кровати я добралась и даже почти уснула. Но вдруг поняла, что я задыхаюсь. Опять.

Словно какая-то пробка встала в горле. И лишь изредка совсем по чуть-чуть удавалось втянуть в себя воздух.

Какое-то время я ещё рассуждала, удобно ли это разбудить мирно спящих людей. Но достаточно скоро стало понятно, что если я сейчас не разбужу их, то утром уже никто не разбудит меня.

Привлекая внимание к себе шумом и бурной жестикуляцией, я попыталась объяснить, что вот сейчас я всё. Насовсем задохнусь.
Медсестра внимательно смотрела какое-то время пытаясь оценить серьёзность моих намерений.

Потом они сидели и переговаривались: «А помните вот такой был, тоже дышать не мог и умер. И ещё один был. Тоже умер...» Я потом поняла, почему те не выжили, они все были иностранцами и не смогли так наглядно объяснить весь трагизм ситуации. Я же старалась как могла.

Поэтому был послан гонец за реаниматологом и врачами.
Вскоре на диване собрался целый консилиум. Они смотрели на меня, я на них.

Очень нелепая ситуация. Столько часов спасаться, улететь на вертолёте и вот так в больнице отдать концы. Такое допустить было никак нельзя. Я старательно жестикулировала, мычала и таращила глаза.

Просмотрев всю эту пантомиму несколько раз, реаниматолог велел притащить огромный баллон с кислородом. Потом взял трубки от капельницы и невзирая на моё отчаянное сопротивление ввёл их в трахею.
Кислород пошёл напрямую в лёгкие. Я начала дышать. И все спокойно разошлись досыпать.
Я тоже заснула. Ночь с кислородом не прошла бесследно. Утром я была весьма себе жива и почти бодра.

Мне принесли жестяной чайник кипячёной воды, объяснив, что я могу из него умываться или пить, но это всё, что положено на день. И ещё тарелку невнятной похлёбки на основе овсяной каши. Это было всё. Впрочем есть не хотелось.

К остальным больным с утра потянулись родственники с передачами. Через решётку окна они протягивали баночки со снедью и рассказывали новости.

Я же сидела на кровати и пыталась понять. Во-первых, что дальше? Врач с утра послушала и ушла вполне удовлетворённая, однако не описав никаких перспектив. А во-вторых, я пыталась понять, где я вообще нахожусь.

Мне никто не сказал название этого чудного места. Рядом были Казахстан и Киргизия. И в принципе я могла оказаться на территории любого из этих государств. Я ж не знала куда здесь принято пострадавших привозить. Заранее как-то незачем было узнавать, а теперь вот неудобно было переспрашивать.

На меня тут и так все странно смотрели.

Но потом мой сиротский измождённый вид в драном халатике растопил сердца коллег по палате. Со мной стали разговаривать, как водится рассказывая о тяжестях жизни, делиться едой.
А медсестра даже одолжила какой-то невероятно классический по своей тупости дамский роман.

И вдруг распахнулась дверь и в палату вошёл представительный мужчина в костюме тройке. Ага, в Караколе. В тридцатиградусную жару.
Его явление вызвало в палате временное остолбенение всех присутствующих.

Он важно прошёл к моей кровати и сказал:
- Киргизское отделение партии Единая Россия приветствует вас.

Тут я с одной стороны офигела, с другой с удовлетворением отметила, что ура! теперь я знаю – я в Киргизии.

- Помощь уже идёт к вам, - продолжил он не менее торжественно – Чем я пока могу вам помочь?
- Мне бы воды, - сказала я, поражённое в самое сердце, пытаясь понять что это вообще такое.

В этом действе всё было одинаково прекрасно и абсолютно непонятно.

Мужчина достал бутылку воды, визитку и удалился со словами:
- Пейте, пусть наша киргизская вода поможет вам вернуть силы.

Он ушёл. Я сидела и крутила визитку в руках, пытаясь понять, что в этой дыре делает руководитель киргизской Единой России и какая помощь идёт ко мне.
Мои же однопалатники после этого чудного визита сразу отвернулись от меня, прекратив какое-либо общение и оскорблённо подчёркивая, что я не их поля ягода.
А медсестра забрала книгу.

Но вскоре все непонятки разрешились.

Опять открылась дверь и вошли директор компании Ак-Сай Лена Калашникова и мой отец.

Я тогда ещё не знала про звонки родственникам. Я вообще их предпочитала не посвящать в свои похождения и связанные с ними приключения. А тут так спалиться...

Я ещё надеялась на то, что отец тоже в этом забытом всеми уголке мира оказался совершенно случайно. Ну, подумаешь, мимо проезжал. И я сейчас как обычно расскажу, что слегка приболела. Но радостная Елена восторженно рассказывающая о том, какое чудо, просто чудо, шансов ведь не было, никто не выживает, а тут такое... – не оставляла никакой надежды.
Вслед за отцом появился мой муж. Тут я окончательно заподозрила, что они знают что-то такое, что не знаю я.

Дальше случилось маленькое чудо.
Увидев, что я в общем-то не сирота, случайно найденная в горах, врачи обратили на меня внимание и даже сказали, что в больнице есть платное отделение, но намекнули, что это будет очень дорого.

Очень дорого оказалось дешевле чем ночь в местной гостинице. И вскоре меня перевели в шикарный номер с двумя удобными кроватями, с горячим питанием.
При чём жить там могла не только я, но и один сопровождающий.
Самое же потрясающее во всём этом была ванная. Огромная комната, где в одном углу за размерами помещения совсем терялась ванна, а в других стояли пальмы в кадках. Афигеть. И там была горячая вода.

Страна контрастов. На первом этаже – ободранные стены и жестяной чайник с водой. На втором – практически шикарные апартаменты с горячим душем.

Однако врач была на всех этажах одна и та же. У неё было два рабочих инструмента – градусник и золочённый прибор для измерения давления.

Как бы не улучшились условия моего пребывания, больше всего мне хотелось выбраться из больницы и отправиться домой.
Врачи в общем-то не сильно сопротивлялись. Уже через пару дней сказали, что моё состояние совсем не критичное. И выписали меня из больницы, посоветовав по прилёту домой все-таки обратиться к врачам. На всякий случай.

Мы полетели домой. И даже прилетели туда. Все потом спрашивали, встречала ли меня скорая. Какая скорая?! Я и сама была уверена и убедила всех окружающих, что здоровее меня человека в мире нет. А слабость – так это неудивительно после всего пережитого. А боль в боку... Ну это вообще несерьёзно.

Утром мы прилетели в Москву. Днём у меня начала подниматься температура. Вечером температура достигла невиданных высот, а от боли в боку я не могла шевелиться.
Так я и лежала, уверяя что скоро всё пройдет. Ибо ничто так в жизни не ужасало меня, как перспектива оказаться в больнице.

Весь мой опыт лежания в больницах ограничивался месяцем реанимации в детстве, да неделей в роддоме. Но священный ужас перед этими учреждениями живёт во мне всегда.

К ночи стало понятно, что вызвать врачей всё-таки надо. Приедут, посмотрят, может укол какой сделают...

Врач приехал, посмотрел и велел мчать в реанимацию.

В больнице врачи с удивлением рассматривали снимки моих лёгких. Вернее того, где они должны были быть.
На месте одного лёгкого было одно большое тёмное пятно. От второго был виден небольшой кусочек.

Реанимация, капельницы с кучей лекарств и распоряжение колоть мне трамал в качестве обезболивающего по первому требованию.
Так началось моё лежание в больнице.

Первую неделю мне хотелось только спать и было в принципе всё равно, что происходит вокруг.

Приходила заведующая отделением и подробно расспрашивала о моих отношениях с наркотиками и со спиртным. И на лице её было написано непонимание, как у таких приличных людей (взгляд на моих родственников) оказался такой асоциальный элемент (осуждающий взгляд на меня). В принципе я её понимала. Из зеркала на меня смотрело лицо человека, сильно потрёпанного употреблением то ли тяжёлых наркотиков, то ли постоянным употреблением некачественного алкоголя.

Мои попытки объяснить, что произошло натыкались на глухую стену непонимания.

- Понимаете, я в горах была
- Аа... в походе. Спали небось в палатке? Вот там вас и продуло.
- Да нет. Понимаете, горы, высота, снег...
- Снег?! И вы наверняка ходили в кедах каких-нибудь лёгких, вот и простыли.

Но даже эта непробиваемая женщина через какое-то время начала сомневаться, что сквозняк в палатке и тонкие кеды могут быть причиной такой сильной пневмонии.

Несмотря на обезболивающее, боль всё равно постоянно мучила меня, к тому же трамал все-таки не даром относят к опиатам. Так что через какое-то время уколы стали делать реже. А больно было всё так же.

От постоянных капельниц вены пришли в такое состояние, что поставить капельницу стало целой историей. Порой не очень опытные медсёстры созывали целый консилиум. А капельницы нужно было ставить по три раза в день. Я и не догадывалась сколько мест на руке, куда можно воткнуть иголку.

Из человека я превратилась в пациента. В существо, мнение и желания которого никого не интересуют.
Врачи обсуждали с родственниками моё лечения, говоря обо мне в третьем лице, и очень хотелось сказать «Алё, я между прочим тоже тут».
Но потеряв здоровье, я каким-то образом одновременно потеряла право голоса.

На вторую неделю пребывания в больнице ко мне пошли посетители.
Нет, родственники конечно были со мной с первых дней. А вот потом, когда состояние стабилизировалось, врачи разрешили посещение всем желающим.

С одной стороны, это было здорово. Я и не догадывалась, что столько людей беспокоятся обо мне. За эти дни у меня в больнице перебывала наверное сотня друзей-альпинистов.
Они шли нескончаемым потоком. Палата была заставлена цветами и фруктами. А охранники ещё издали догадывались к кому это идут.

Но были в этом и минусы. Во-первых, всё чаще мне хотелось просто побыть одной. Поспать, почитать, помолчать. Но вокруг меня всё время были люди.

А во-вторых, мои друзья-альпинисты участливо смотрели и в их глазах отчётливо читался вопрос, пойду ли я опять в горы. Только самые близкие и отважные осмеливались задать его вслух. Но остальные думали об этом же.

И вот это было самое тяжёлое.

Альпинизм, горы – тогда для нас это было всем. Всей нашей жизнью. Без гор она была немыслима.

Но что я могла ответить друзьям?
На мой вопрос «А я смогу ходить в горы?» врачи недоуменно пожимали плечами и объясняли, что я должна быть счастлива, что жить буду, какие ещё горы. А я не понимала, зачем мне эта жизнь без гор.

Так прошло две недели, три. И накрывало отчаяние. И хотелось плакать, кричать, биться головой об стену. Ну сделать хоть что-нибудь, чтобы это прекратилось.

- Почему я осталась жить?! Зачем?! Лучше бы я умерла там!!!

- Ты не имеешь права так говорить, из-за тебя столько людей жизнью рисковали, - говорил мне муж
- Ты должна благодарить бога, что ты с нами, - говорила моя неверующая мама.

А мне больше всего хотелось сказать, чт не нужна мне такая жизнь. Совсем не нужна. И лишь их взгляды полные боли и печали останавливали меня от этого.

И никто, никто не мог меня понять. И помочь тоже никто не мог.

Оставалось старательно выполнять все предписания врачей в надежде как можно скорее покинуть это весёлое заведение.

Но через четыре недели ко мне пришли несколько врачей и с грустными лицами, с которыми сообщают, что пациент скорее мёртв чем жив, сообщили, что они сделали всё возможное.

Но... В моём возрасте, такое состояние... И участливо глядя в глаза сообщили, что дело тут явно не только в пневмонии. Уж больно нехарактерная картина. Они перечислили массу вариантов из которых знакомыми были рак крови и туберкулёз в последней стадии.

" Вы же понимаете, такое лечение, а динамика минимальная. И главное, посмотрите, ваш гемоглобин. Он же всё время падает."

Туберкулёз в этом списке выглядел конечно гораздо привлекательнее. Тем более, что специалист по данному заболеванию, специально приглашённый на беседу доверительно сообщил:
- Вы думаете это болезнь бомжей? Как бы не так. Вы не представляете, какие приличные люди болеют им.

Последняя ночь в больнице была весёлой. Выслушав «оптимистичные» прогнозы насчет моего будущего, я осталась одна со своими мыслями.
Жизнь была кончена. Будущее представлялось печальным с бесконечными лекарствами, капельницами и больницами.

Меня перенаправили в институт фтизиатрии. На какую-то супер-пупер хирургическую кафедру.

Утром мы приехали туда.

Врач глядя на мои бесконечные снимки, категорично предложил лечь на операцию:
- Вскроем, посмотрим, что нужно почистим. А то очень плохо, очень...
И снова про туберкулёз и рак. Потому что в моём возрасте и такая картина... Они все словно сговорившись твердили одну и ту же фразу не оставляя надежды.

Мы вышли из кабинета пообещав подумать и в течении дня принять решение.

По больничному коридору сновали люди в пижамах с какими-то трубками торчащими из боков и идущими в банки с подозрительно жёлто-красной жидкостью.

Я представила себя в пижаме. С трубками в боку. А главное, снова в больнице.
От моих рыданий стены больницы сотрясались так, что чудом наверное не обвалились. Я поняла, что не останусь здесь ни за что. Лучше поеду умирать домой.

А потом была поликлиника, где я свернувшись калачиком лежала на скамейке пока комиссия по нетрудоспособности принимала решение, можно ли мне продлевать больничный, не симулянт ли я.

И поиски в интернете врача. И НИИ фтизиопульмонологии им. И.М. Сеченова с надеждой попасть к какому-то светиле.

Светило был занят или не был на месте.
И тут наконец мне повезло.
Вместо профессора я попала к женщине врачу, без каких-либо выдающихся званий. Но зато знающей, что такое горы, горная болезнь и отёк лёгких на высоте.

Она посмотрела снимки, послушала меня и сказала, что при такой тяжести заболевания, всё не так плохо, и динамика вполне себе положительная.

АААА!!! Ещё утром я готова была ехать домой и умирать от рака, а тут – положительная динамика. Впервые за месяц в моей жизни оказалось что-то положительное.

А главное, оказалось, что мне не нужны больницы, операции, капельницы. Нужно лишь поддерживающее лечение и много-много труда по разработке лёгких. Но это были уже такие мелочи.

Хотя как мелочи? Часами я делала упражнения преодолевая усталость и боль. Но я уже видела свет в конце туннеля.

Через несколько месяцев я пошла в бассейн и смогла проплыть пару сотен метров без остановки.
А потом удалось найти причину постоянного падения гемоглобина ниже плинтуса, которое и привело ко всей этой истории.

И снова были упражнения, потом тренировки...

В конце весны, когда я пришла делать контрольный снимок лёгких, врач рассматривая результат спросила:
- А зачем вы так часто их делаете? У вас что, были какие-то проблемы с лёгкими?

Летом я пошла в горы. Чтобы понять, что я могу.
А ещё через год родила дочку. Потому что когда меня несли с горы, и я как и все понимала, что шансов нет, и думала о том, что если вдруг выберусь, то обязательно у меня будет ещё один ребёнок.
Не спрашивайте почему. Какой спрос с человека с отёком мозга.

А потом вся моя жизнь сделала крутой поворот и изменилась так, как я и не могла предположить в самых смелых фантазиях. И если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что я буду бегать марафоны, нырять на глубины, а походы в горы станут моей профессией, я бы не то чтобы не поверила, я бы даже слушать не стала.

В общем, в этой истории нет какой-нибудь морали и каждый может сделать свой вывод.
Я свои сделала. И с тех пор, идя в горы, не забываю проверить своё здоровье и оцениваю риски гораздо критичнее, понимая, что кроме «вытащат-не вытащат, жить – не жить» есть ещё те, кто будет вытаскивать, и те, кто ждёт дома, и прелести нашей медицины. И ещё много другого.
А горы они стояли и стоять будут. И действительно, лучше десять раз развернуться, чем один раз не вернуться. Или вернуться вот так.

Впрочем, за прошедшие десять лет я один раз всё-таки нарушила эти правила, и оценивая риски и зная последствия всё-таки рискнула. Но это уже совсем другая история. Она была исключением. Думаю, что им и останется.

А ещё когда мне становится совсем грустно и тускло, когда накатывает отчаяние и ощущение бессилия, я вспоминаю, как меня несли с горы, я смотрела на небо, понимая что это всё, и думала, что если бы мне дали ещё хоть самый малюсенький шанс, как бы я жила, как бы радовалась каждому прожитому дню и ценила каждое мгновение, невзирая ни на что.

Конечно же у меня ничего не выходит, и не получается вот так жить. Но воспоминания о том, как хочется жить, когда смерть подходит совсем рядом помогают ценить то, что есть.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
...
Решили начать Новый год с рисунка и попробовать рисовать весь 2015 каждый день? Перед вами постинг для поддержки этого начинания вне зависимости от уровня вашего мастерства. Рисуйте чаще, рисуйте каждый день - "365 зарисовок" или просто так. Показывайте свои работы в комментариях. Здесь вы ...
Наверное у каждого есть тот человек, кто дотрагивается до вас руками, а вы от этого трогаетесь умом. Так что не теряйте головы. Хотя.. С добрым утречком дорогие друзяки, удачного вам денечка! ...
Это сами разберете? ghtr8 Добрый день, уважаемая Эволюция! Спасибо Вам за Ваш блог и Вашу работу. Помогите мне разобрать в ситуации. Мне 34 года, разведена, дочь 6 лет, живу в квартире, которая осталась по наследству. Кредитов нет, есть ещё квартира, которая сдается. С дочкой ...
Ну что... Новый год отпразднован. Если можно так выразиться про отмечание Нового года в Израиле. У израильтян есть свой новый год - Рош а Шана ( отчисление идет согласно религиозным стандартам). Празднуется он замечательным образом в месяце сентябрь, а русский Новый год как-то и в принци ...