Гусаровы дети. Страницы из моей семейной истории

   Сейчас у многих людей стала просыпаться историческая память, что очень заметно и по публикациям в Макспарке. Некоторые стали искать сведения о своих предках в исторических архивах. Меня тоже не минула чаша сия: более 20 лет собирал по крупицам историю нашей семьи. Но мне повезло – ещё раньше меня этим начал заниматься мой дядя, Григорий Петрович Бондарев, младший брат моего отца. Главные находки – это его заслуга, а на мою долю пришлась только обработка и уточнение его записок и выстраивание генеалогического древа, корни которого уходят в начало XVIII века.

    Свою часть работы я завершил в 2008 году, а сейчас принял решение разместить её на моём блоге в Макспарке. Цель в общем-то весьма банальна: мне скоро стукнет 75 лет, а комментарии к истории семьи под названием «Гусаровы дети» хранятся только в моём компьютере, да в бумажном варианте у моих детей и в семьях моих братьев и сестёр, т. е. у моих племянников. А в блоге их могут найти и более далёкие потомки нашего большого рода и после моего отбытия в мир иной.

    Некоторую часть этой семейной истории, начиная с 1726 года и до 30-х годов ХХ века я хочу сделать доступной для посетителей Макспарка (сообщество ещё не выбрал) не с целью какой-то рекламы нашего весьма скромного семейства, а только для обмена опытом подобных изысканий, который может быть и пригодится тем из уважаемых посетителей моего блога, кто задумал написать историю своей семьи…

          С исправлениями и дополнениями в январе 2008 года.         

                                                    К О Р Н И

     Прожив на свете  67 лет, я решил не уподобляться многим моим сверстникам и людям более старшего возраста, которых мало интересует, откуда они появились в этой жизни, с трудом вспоминают, кто были их дед, бабка, а некоторые, что помоложе, и про отца родного мало что знают.

    Я знал и знаю мужчин, которые с лёгкостью поменяли свои фамилии на фамилии своих жён при женитьбе, как на якобы более благозвучные.

     Отношение к таким людям у меня настороженное – отказавшийся от своих корней отказывается и от векового семейного генофонда, доверять ему опасно в любых случаях.

    Для российского человека в 20 веке было достаточно причин, чтобы основательно забыть о своих корнях. Революция, называемая теперь октябрьским переворотом 1917 года, Гражданская война 1918-1921 годов многих даже близких людей сделали врагами, поэтому выжившие из опасения мести победителей предпочли не только забыть, но и уничтожить материальные следы родства с побеждёнными, особенно, если последние занимали при прежней царской власти сколько-нибудь значимое социальное, духовное, должностное или имущественное положение.

   Наше поколение до начала 90-х годов никогда не встречалось с потомками или другими родственниками царских офицеров, дворян, купцов, священнослужителей, хотя они наверняка были в числе окружавших нас друзей,

сослуживцев, соседей и просто знакомых людей.

    Дальше – больше, но не проще. Сначала коллективизация и одно из самых мрачных в истории России вытекающих из неё последствий: раскулачивание.  

    Кулаками называли самых трудолюбивых крестьян, которые при любой власти работали от зари до зари, создавая для себя и своих не малых по тем временам семей благополучие и достаток. Таких семей по стране набралось около 5 миллионов, часть из них, что оказала сопротивление, была перебита, остальные вывезены преимущественно по рекам в северные необжитые болотистые места. Позже выжившие и вернувшиеся в родные места бывшие кулаки и те, кто инициировал и проводил эту варварскую акцию, постарались о ней  забыть, чтобы не создавать ненужных проблем своим детям и внукам.

    Потом были репрессии 30-50-х годов, судебные, а скорее бессудные преследования миллионов людей, насильно увезенных немцами на принудительные работы в Германию с оккупированных территорий, а особенно наших солдат и офицеров, попавших в плен.

    Без малого полвека страна была разделена на две, примерно равные, части: тех, кто жил за колючей проволокой, оболганных, обреченных на рабский труд и лишенных всех прав и тех, кто донёс, оклеветал и обеспечивал слаженную и бесперебойную работу механизма тюрем, лагерей, комендатур.

    Как правило, последние или их потомки сейчас отрицают, что описанные выше беззакония имели место в нашей стране.

    Ещё в 80-е годы любой человек, поступающий на работу в большинство тогдашних организаций и предприятий, заполнял пространную анкету, где были

пункты о партийности, о том, был ли ты сам за границей, живут ли там постоянно твои родственники, кто из членов семьи был вывезен на работу в другие страны с оккупированных территорий и даже жил ли сам заявитель на такой территории (а это третья часть страны) и про бывших в плену родственников. Ясно, что от ответов на эти вопросы (а их правильность проверялась всесильными органами Госбезопасности почти всегда) зависела судьба и верхняя граница продвижения по служебной лестнице. Например, беспартийный инженер никогда не мог претендовать на руководящие должности, будь он хоть семи пядей во лбу, а если его ближайшие родственники были в плену или осуждены по статье 58 (контрреволюционная пропаганда, например, рассказал в курилке анекдот про власть), то такой инженер и диплом-то получил по недосмотру того ВУЗа, где он учился.

     Так что российскому жителю почти 100 лет было безопаснее не знать, а уж тем более не рассказывать о своей родословной. Так большинство и поступало.

     Кроме того, даже в царские времена возможность отслеживать своё происхождение имели только состоятельные (благородные, как их тогда называли) люди, чаще всего дворянского происхождения. Они были не просто грамотными, но часто и образованными людьми, их предки часто занимали заметные в государстве должности, что отражалось и сохранялось в архивных документах, они имели материальные подтверждения родства в виде портретов предков, выполненных когда-то за хорошие деньги известными художниками, медальонов, орденов, имений, усадеб, прочего имущества. Ничего этого не имел крепостной крестьянин, представитель «подлого сословия» в петровские да и более поздние времена. Думаю, что и цели такой - увековечить себя в истории  страны он не имел.                   

    В редких случаях, а к ним я отношу и большой род  Бондаревых, из поколения в поколение передавались семейные истории. А чтобы это случилось нужно, чтобы кто-то из членов семьи выделился в своё время и в месте своего обитания  чем-то необычным, неординарным, стал своего рода предметом, героем рассказов, разговоров о его жизни и приключениях сначала в семье, затем на улице, в селе. О таких людях говорят: пошла молва, а среди его потомков находились те, которые с удовольствием, или с гордостью, или для поучения рассказывали о нём своим детям-внукам.

    Без такого человека-маяка, символа память людская сохраняет информацию на глубину 2-3 поколений, далее - тьма веков, раскрыть которую без значительных усилий невозможно. Ведь архивные данные о простых людях, живших 100 и более лет назад, скудны или их нет вовсе.

   Забегая чуть вперед скажу, что такой человек в нашей семье был: Демьян Павлович, живший с 1769 по 1867 год. Зная, что по семейным преданиям Демьян был полным Георгиевским кавалером, я предпринял 2 попытки проверить это.

     Сначала в декабре 1988 года, будучи делегатом Всесоюзного съезда работников образования от Омской области и оказавшись во время регистрации  в Георгиевском зале Кремлёвского дворца, я попробовал найти его фамилию на мраморных досках с фамилиями Георгиевских кавалеров периода войны 1812 года. Таких досок там многие десятки, а фамилий - тысячи. Поняв, что такой путь поиска результата не даст, я попросил администрацию, ответственную за организацию работы съезда, пригласить сотрудника кремлёвского музея полагая, что записанное на мраморных досках есть и в бумажных списках. Однако, прибывшая сотрудница музея (а это была дочь Юрия Гагарина, только начинавшая тогда работать в музеях Кремля, а сейчас их возглавляет) сообщила мне, что такие списки только начали составляться, и, кроме того, кавалеров из числа солдат и унтер-офицеров в Георгиевском зале не увековечивали – не по чину.

     Чуть позже я сделал письменный запрос в военно-исторический архив периода войн с Наполеоном, пришло согласие предоставить мне возможность самому поискать нужные сведения. Но на тот момент у меня не нашлось для этого времени (я ещё работал), а теперь - финансовых возможностей. Может быть, кто-то из моих неравнодушных потомков захочет продолжить этот поиск, тем более, что рано или поздно получить необходимую информацию можно будет и через интернет. Кстати, в 2000 году, вскоре после открытия верхней церкви Храма Христа Спасителя, я увидел ещё более красивые мраморные доски с перечнем дивизий, полков и героев той войны по главным сражениям, но для их  изучения   мне нужно было ходить в храм с месяц, да и зрение уже не позволяло прочесть мелкий текст с расстояния 8-10 метров, а командировка в Москву никогда больше, чем на 3-4 дня не оформлялась.

                                         Н А Ч А Л А            

    В далёком военном детстве и сразу после войны в районном селе Краснозёрское в 120 км от ближайшей железнодорожной станции Карасук, что в юго-западном углу Новосибирской области, замученная заботами о пяти вечно голодных детях (мне, младшему, было чуть больше 4 лет) наша мама изредка строго проговаривала в нашу сторону: «У, гусарово племя!» Мы, ясное дело, спрашивали, почему гусарово, ведь мы все Бондаревы. Она поясняла, что в деревне Петропавловке, что выше от нас по течению чистенькой речки Карасук, где родились наши родители и трое старших из нас, Бондаревых полсела. Но их почему-то все называют Гусаровыми, а настоящую фамилию упоминают редко. Откуда это прозвище мама не знала, а отец был на фронте.

     Однако, и возвращение отца (папаньки, как его называли в семье в то время) в июле 1944 года нам ничего не прояснило. Не до того было – и без того хилое наше хозяйство после трёхлетнего отсутствия хозяина пришло в полный упадок.

     После последней войны, в 50-х годах, в селе Бутырки Воронежской области съехались вместе внуки Артёма Ивановича, старшего брата моего деда Петра- младшего, Яков, Макар и Полина Варфоломеевичи. Старшая в этой троице Полина Варфоломеевна 1882 года рождения ещё помнила, как из Бутырок в 1888 году отправлялся обоз с переселенцами в Сибирь, старшим в этом обозе был мой дед Пётр-младший.

    Информация о том, в каком селе в Сибири обосновались родственники, была. Решили написать в эту деревню, Петропавловку, почти как чеховский Ванька Жуков, Григорию Бондареву, уехавшему оттуда в 1932  году. Письмо попало к моей двоюродной сестре Анастасии Никифоровне Бовт. У неё и завязалась переписка с Яковом Варфоломеевичем, жившим в Макеевке Донецкой области.

     Мой дядя Григорий Петрович Бондарев (это ему было письмо от Якова Варфоломеевича), после выхода на пенсию в 1965 году живший вместе с женой Пелагеей Васильевной в семье младшей дочери Ады Григорьевны в Омске, установил переписку с родственниками, жившими на исторической родине в Воронежской области, а в 1975 году съездил в Бутырки. Он не удовлетворился простым любопытством, а предпринял и долго проводил серьёзные исследования, разыскивая сведения о семейных корнях не только у сородичей в родовом селе Бутырки, но и в других местах, куда их забросила судьба.

    Яков Варфоломеевич (1895-1982) из Макеевки приезжал в Омск и встречался с моими отцом и дядей. С его младшим братом, полковником в отставке, Иваном Варфоломеевичем, жившим в Одессе, дважды встречался я: в 1970 году останавливался у него дома с семьёй, а в 1972-м, за месяц до его кончины, в военном госпитале Одессы.

    После смерти Якова Варфоломеевича со мной установил переписку его сын Борис Яковлевич из Донецка рождения 1925 года, теперь уже покойный.

    По результатам своих многолетних поисков дядя Гриша написал объёмные хроники и воспоминания, охватывающие период с 20-х годов 18 века более, чем за 250 лет и составляющие более 3000 страниц рукописного текста. Они хранятся в семье его дочери Ады Григорьевны.

    Не будь этих записок, ни я, ни мои дети и внуки не узнали бы, почему мы кроме Бондаревых ещё и Гусаровы, а я едва ли решился бы продолжить их для своей ветви семейного древа.

    От имени живых и ушедших Бондаревых восьмого колена родословной Трофима и Ивана Игнатьевичей, Михаила, Митрофана и Ивана Филипповичей, Григория, Прокопия и Ивана Никифоровичей, Андрея,  Захара и Ивана Варфоломеевичей и, наконец, Дмитрия, Александра, Анатолия и меня Феоктистовичей, а также их многочисленных, но малоизвестных сестёр выражаю самую сердечную  признательность ныне покойным Бутырским родственникам Якову и Макару Варфоломеевичам, Полине Варфоломеевне, двоюродной сестре из Петропавловки Анастасии Никифоровне и моему дяде  Григорию Петровичу за их благородный труд по сбережению для потомков их семейных корней.                                                                                    

     В июле 1998 года омский журналист и драматург Леон Флаум под рубрикой «400 лет сибирского землепашества» опубликовал в 8 номерах газеты «Слово» документальное повествование «Сибириада Григория Бондарева» по материалам записок Григория Петровича. При всех ошибках и неточностях этого повествования основные этапы в судьбе рода Бондаревых всё же отражены.

    Так откуда же мы пошли? Примерно с 20-х годов XVIII века в селе Репьёвка Воронежской губернии жила семья крепостного крестьянина Павла Ефимовича Бондарева. Скорее всего, там же жили и его предки ещё в допетровские времена, но в памяти потомков их имена, кроме отца Павла Ефимовича, не сохранились.  Сама фамилия  Бондаревых как родовой признак, передаваемый по наследству, появилась, видимо, в начале XVIII века как один из результатов нововведений Петра Первого. Может быть, её носили родители Павла Ефимовича, а дед – едва ли. До Петра крестьяне обходились прозвищами часто по ремесленным навыкам, а иногда по индивидуальным особенностям человека: Косой, Лютый, Кудрявый. Для официальных случаев или церковных обрядов отличающим признаком было имя отца, впоследствии переродившееся в отчество. Например, Иван Петров сын – Иван Петрович. Все эти прозвища, прозвания не передавались по наследству детям, потому что у Ивана Лютого мог родиться добрый сын, а у Митьки Кудрявого – лысый. Вот и попробуй при этом проследить родословную почти поголовно неграмотных людей.

    Наша фамилия, безусловно, произошла от бондарей, специалистов, умеющих делать бочки, ушаты и другие подобные изделия из специально обработанных дощечек (клёпки), стягиваемых железными обручами. Сейчас такие умельцы встречаются редко – не выдержали конкуренции с металлической и пластмассовой посудой. Но мы, потомки бондарей, Бондаревы, остались на века.

    А в семье Павла Ефимовича и его жены Прасковьи росли 3 сына: Никифор, Демьян (по деревенски – Дёмка) и Михаил, а ещё дочери Аксинья, Катерина, Секлетция и Софья. Как и все мужики в селе занимались они крестьянским трудом, а отец и братья отличались в семейном плотничьем, столярном и бондарном  ремесле. Средний сын Демьян выделялся высоким ростом под 2 метра, статной фигурой, добрым нравом, но, как и все в Репьёвке, тянул барщину: обязательную трудовую повинность на земле барина – графа Репьёва.  

    По крепостному праву, бывшему в России до 1861 года, крестьянин имел семейный надел, но на хозяина должен был отработать когда 2 дня в неделю, а когда и больше. Однако, это не помешало Дёмке научиться грамоте и счёту при сельской церкви, играть на дудке, петь песни, увлекательно рассказывать всякие деревенские байки. Таких заводил называли, да и сейчас называют первым парнем на деревне. Даже тогда, когда этот парень был крепостным, как и его родители, братья и сёстры.

    Демьян родился в 1769 году. В этом же году на французском  острове Корсика   родился Наполеон Бонапарт. Кто знал тогда, что судьба сведет их на расстояние пушечного выстрела? И кто из них, в конце концов, останется победителем и переживёт другого!

    В России царствовала Екатерина Вторая Великая, а число её подданных достигло 40 миллионов человек, в три раза увеличилось население страны с петровских времён. И армия у царицы была немаленькая, потому что Дёмкин одногодок как раз вошёл во вкус и вожделенно поглядывал не только в сторону ближайших к нему австрияков,  пруссаков, итальянцев, но и далёкой и полудикой по европейским понятиям России.

    Солдат в тогдашнюю российскую армию рекрутировали почти как сейчас, но срок службы был такой, что любой неграмотный солдат за 25 лет службы становился профессионалом.  Средняя продолжительность жизни в то время была куда меньше теперешней, тоже не ахти какой (59 лет для мужчин), поэтому большинство рекрутированных до конца службы просто не доживали.

    Военкоматов тогда ещё не придумали, а забирали служивых по разнарядке на сельскую общину, т. е. на деревню. Далее жребий определял семью, в которой были сыновья призывного возраста (или несколько семей).

    В 1792 году такое «счастье» привалило и семье Бондаревых. Закон позволял откупиться от мобилизации, предложив деньги другой семье, согласной отправить в рекруты своего сына. Желающих-то найти было не трудно, да денег у Бондаревых для этого не было.

    Павел Ефимович принял отцовское решение: старший сын Никифор был уже человеком семейным, если отдавать во солдаты его, то кто будет кормить его детей? Значит, служить царице и Отечеству – Демьяну. Видимо, от армии косить тогда было не модно, а отцовское решение не   обсуждалось, и Демьян сказал родным, что 25 лет когда-нибудь да закончатся, может ещё и свидимся.

    Собрал в холщовый мешок одежонку из домотканного холста, новые лапти и, помолясь Богу, отправился на службу. Надлежало ему прибыть в г. Минск, что в Белоруссии, в Ахтырский гусарский полк. Было ему в то время 23 года, всё не 18, как у нынешних призывников. Батьки Лукашенко в те поры в Белоруссии ещё не было, поэтому Минск был заштатным российским городом. Железных дорог, да и никаких других в теперешнем понимании тогда не было, значит добирался наш предок до места службы, как придётся. Хотя вполне возможно, что где-то, например, в Воронеже, был и сборный пункт, где формировались солдатские команды и обозами, либо пешим ходом распределялись по стране. А до своей волости рекруты шли самостоятельно.

    Демьяна за его рост, грамотность, сообразительность зачислили в гусарский полк, который, как и другие воинские формирования, расквартированные в Минске, впоследствии вошёл в состав 2-й русской армии под командованием генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона.

    Три года Демьян осваивал азы военной науки, по преимуществу муштры, но после тяжёлого крестьянского труда эта работа ему не казалась непосильной. Весёлый нрав и общительный характер, золотые руки выделяли его из общей солдатской массы. Был запевалой в строю, а чтобы не забывать ремесла, в свободные часы плёл из ивовых прутьев красивые корзины и развешивал их на ветки деревьев – кому понравится, возьмёт для себя и вспомнит умельца добрым словом.

    Расторопного и сметливого солдата при заготовке дров на зиму для дома командира гусарского эскадрона  заметил хозяин дома. Демьян был определён его вестовым. Был при командире не только на службе, но часто и после неё, т.е. в его доме. Быстро стал своим среди домовой прислуги из его крепостных, там же нашёл и своё личное счастье – расторопную и умелую, как и сам Демьян, девушку по имени Груня. По ходатайству Демьянова командира перед армейским начальством ему разрешили жениться на Груне в 1805 году с венчанием в церкви. До начала неспокойного 19 века Демьян успел послужить ещё и императору Павлу I, сменившему на Российском престоле Екатерину Великую, почившую в 1796 году. Сынок её правил всего 5 лет, но дал почувствовать своим солдатикам прусскую муштру, замешанную на русском самодурстве – чего было ожидать другого от чистопородного немца?

    Но шибко достал он русское дворянство, не желавшее по его прихоти лишаться своих привилегий, поэтому и погиб Павел I в 1801 году в результате их заговора. Францию и её Бонапарта он,  как и все пруссаки, не любил, но всё же заключил с Наполеоном союз в 1800 году.