Грюнвальдская битва

watermelon83 — 22.07.2015 несомненно относится к тем сражениям-мифам, ведущим в истории отдельную жизнь, вроде Земпаха или Фермопил. В данном случае ситуация усугубляется тем, что на лавры Леонида претендуют не только спартанцы или фиванцы, но и македонцы. Иначе говоря - польский король и литовский князь сильно удивились бы, узнав какое русско-украинское и славянское дело они защищали 15 июля 1410 года. И если вы думаете, что это шутка, то посмотрите вот на это, призванное помочь историкам и любителям истории — научным сотрудникам, школьным учителям, методистам, аспирантам, преподавателям вузов, студентам, школьникам. Т.е. понятно, что лучшие ученики (и, несомненно, учителя) РФ находятся в Чечне и Дагестане, судя по результатам экзаменов, но нельзя же так совсем, право слово. Впрочем, не отстают и татары.



Численность
И первый же камень сбивает нас с ног - поляки, дорого ценящие эту редкую в их истории победу, сделали все возможное, чтобы во-первых, оттеснить с пьедестала остальных, а во-вторых, сделать ее, победу, максимальной победоносной. Понятное, в принципе, нам желание, сильно усложняет оценку численности, так как последние остались победителями. И все же - можно довольно точно подсчитать если не польско-литовские, то тевтонские силы. Сколько их было?
Если отбросить всю шелуху, то рыцари при Грюнвальде смогли выставить не более 8 сотен копий (всадников) полноправных братьев, и около 6,5 полубратьев, большей частью пехотинцев. Помимо этих цифр следует добавить немногочисленных светских рыцарей, наемников и отряды вассалов, выставляемые тевтонцами - примерно 4,5 т. человек. Спустя восемь лет после битвы, численность братьев составляла около 500 человек, что очень хорошо совпадает с гибелью 205 тевтонских рыцарей при Грюнвальде. Исходя из этих данных, можно согласиться с примерной оценкой тевтонского войска в 11 т. человек.
Сложнее оценить численность польско-литовской армии, с ее татарами и прочими смоленскими полками. Известно лишь то, что их было больше, но вот насколько? Как правило, историки сходятся, что превосходство было как минимум полуторным, а то двойным или даже большим. Эта туманность отчасти вызвана неясностью относительно числа литовского войска, бывшего наиболее пестрым по своему составу. Польские историки оценивают соотношение собственных сил как 2 к 1, насчитывая под водительством короля Ягайло в два раза больше воинов чем у князя Витовта. Вряд ли их число превышало 18 т. у поляков и 8-10 т. у литовцев. Немцы оценивают конных врагов в 16,5 т., к чему можно прибавить не менее 10 т. пеших, не самой высокой боеспособности.
В любом случае, союзники действовали наступательно стратегически, двигаясь на Мариенбург. Это показывает их уверенность в собственных силах.

Командование и маневры
Магистр ордена Ульрих фон Юнгинген был, судя по всему, оппортунистом. Такой вывод можно сделать проанализировав его как политика и воина: достаточно умный, чтобы извлекать пользу из польско-литовских разборок Ягайло и Витовта, он не был способен на проведение более последовательного курса, продолжая извлекать возможное из имеющегося. Эти его черты характера проявились и в ходе войны, закончившейся для него смертью в битве. Его стратегия не предусматривала ничего большего нежели реагирование на действия врага. Магистр выжидал, рассчитывая на внешние факторы: венгров, поддержку империи и расстройство коалиции. Насколько они оказались бы действенными не случись Грюнвальда, вопрос отдельный, но важнее то, что и в этом случае он предпочитал выжидать, предоставляя противнику сделать ошибку. Очевидно, что его планы на битву были сугубо оборонительными: иначе и нельзя было использовать имеющееся превосходство в бомбардах, пушках и арбалетчиках. Скорей всего, после отражения атаки победу должен был добыть конный удар, расстроивший поколебленные уже ряды врага. Интересный вопрос - насколько для этого был подготовлен сам орден? Как правило, все обсуждают индивидуальную подготовку его бойцов, оценивающуюся много выше чем у поляков или литовцев, забывая, что войска ордена не имели особенной боевой практики. В отличие от тех же литовцев, худо-бедно, но набивавших шишки в соседстве с поляками, ордынцами и московитами. По сути, несколько десятилетий до битвы будущие союзники непрерывно воевали, в том числе и друг с другом, в то время как тевтонцы имели лишь отдельные операции, пусть и успешные, но ограниченные. Польский король и особенно литовский князь имели практический опыт вождения больших масс, не всегда удачный, но все же. Тоже самое можно сказать и об их командирах.
В этом смысле Юнгинген проиграл еще до сражения: задумав обороняться он не нашел в себе сил спокойно ожидать врага. Узнав о жестоких расправах над мирным населением и двинувшись навстречу союзникам, растянув силы на марше.



Битва
Тевтонцев критикуют за то, что они упустили момент, не атаковав врага сразу - что, якобы, позволило бы смять не выстроившееся еще в боевые порядки польско-литовское воинство. Эта очевидность послезнания упускает два важных момента: во-первых, магистр вовсе не собирался атаковать первым, как мы уже уяснили - его маневр, наступательный по форме, но оборонительный по духу, заключался лишь в том, что являл собою борьбу между желанием спровоцировать врага на атаку, выбрав место на своей территории и стремлением защитить эту территорию от разорения. Проделавшие марш в несколько десятков километров тевтонцы, с отставшими пушками и частью пехоты, вовсе не имели такого уж преимущества перед находящимися в лагере союзниками, которым оставалось лишь развернуться в боевые порядки. Нет, Юнгинген не собирался начинать первым. Именно поэтому долгая пауза, вызванная постепенным сосредоточением тевтонцев, закончилась провокацией - два герольда демонстративно вызывали союзников на битву, т.е. приглашая атаковать уже собравшееся войско магистра. Ягайло, конечно же, не был обманут этим нехитрым трюком, но был очевидно не против того, чтобы литовцы Витовта открыли битву - это в любом случае играло ему на руку.
Атака литвы, предваряемая татарской конницей, является еще одним спорным моментом этой битвы. Польские источники говорят о разгроме литовцев, а литовские об обманном маневре. Фактом является то, что основная масса конницы Витовта была вовлечена в атаку и отбита, с тяжелыми потерями. При этом Юнгинген вовсе не бросил вдогонку всех своих рыцарей, якобы купившихся на обманный маневр, завязших после в массе литовской пехоты и погибших от удара в тыл возвратившейся конницы Витовта. Сомнительно и то, что такой сложный для средневековых армий прием как ложное отступление не был заранее обсужден в верхах - таким опытным командирам как Ягайло и Витовту конечно же были известны примеры того, как бегство части войск вызывало всеобщую панику. Трудно представить, чтобы ради притворного маневра в бой были посланы все ударные литовские силы. Скорей всего речь идет о выдаче случившегося за желаемое - литовская и татарская конница действительно попала под обстрел арбалетчиков и контрудар части тевтонских рыцарей, что привело к отступлению. Дальнейшее преследование - в рамках общей атаки тевтонцев, а не за литовцами конкретно, натолкнулось на пехоту Витовта и завязло из-за невозможности развить его, так как основные силы были брошены на польский участок. Заслуги князя в этом случае являются не меньшими - только сильный полководец способен развернуть уже бегущие войска для новой атаки.



Итак, атака литовцев отбита, они преследуются, но главные события происходят между поляками и тевтонцами, вовлеченными во встречное сражение конницы. Первоначально тевтонцы имеют успех, у поляков намечается некоторая паника (чешские наемники покидают поле боя), но численность решает это противостояние в пользу Ягайло. При всех подсчетах, Юнгинген не мог бросить в решающую атаку больше 1,5-2 т. конников, в то время как у Ягайло было не менее 8 т. При этом орденская пехота на данном этапе участия в бою уже не принимала, т.е. в решающий момент сражения магистр должно быть осознал свое ужасающее положение - планировавшееся оборонительное сражение вылилось в атаку. У его еще оставался резерв, до трети конницы, но какой выбор был у магистра? Вывести уже находящихся в бою рыцарей было невозможно или, по крайне мере, очень трудновыполнимо, не говоря уже о потерях и последствиях для морали. Оставалось лишь бросить последние резервы в атаку и объектом их применения могли быть лишь поляки: литовцы все еще находились в состоянии грогги, тогда как линия Ягайло держалась, поддерживаемая аккуратно вводимыми в бой подкреплениями.
Юнгинген поставил все - и проиграл. Последняя атака тевтонцев была отбита буквально в нескольких шагах от польского короля, но это уже не играло никакой роли. Магистр выпустил все пули, а у союзников оставалось еще несколько обойм. Во-первых, поляки бросили в дело третью линию, свой резерв. Это превратило отступление рыцарей в побоище. Во-вторых, к этому времени Витовту удалось собрать своих всадников и прийти на помощь собственной пехоте, что довершило разгром братьев. Лишившись ударной силы и всего руководства, пехота Ордена оказалась неподвижной и обреченной на разгром в своих укреплениях. Так и произошло.

Почему и сколько
Интересно, что Юнгинген, планировавший выиграть битву так же как и войну, т.е. используя ошибки врага, проиграл ее именно в том стиле, который рассчитывал найти у неприятеля. Спровоцированный действиями Витовта, разорявшего Пруссию, он выдвинулся навстречу союзникам, атаковал и был разгромлен. Интригу, в общем-то простому сражению, придали лишь слишком активные действия Витовта на первом этапе и лихость рыцарей, дорубившихся почти до польского короля. В сущности, тевтонцам лучше всего было не давать этой битвы вообще, что вряд ли бы изменило стратегические последствия войны, но избавило бы их от горького разгрома. Главной причиной поражения в битве было намерение вообще вступить в нее, т.е. сам марш навстречу полякам, что вступало в противоречие с тактическими планами магистра.
Ягайло, будучи не особенным любителей военной бутафории, проявил себя самым прекрасным образом, став лучшей головой этого сражения. Его спокойное управление битвой делает честь этой малосимпатичной, в человеческом смысле, личности. Витовт, как и всегда, показался себя отличным воином и полевым командиром. Но личные пристрастия - а литовский князь несомненно из тех исторических персонажей, что неизменно вызывают уважение и любовь, не должны заслонять того факта, что его действия поставили под угрозу дело союзников. Заслугой же его является умелое исправление собственных ошибок - а это редкость даже среди полководцев первого ранга.
В общем-то никто не ожидал степени разгрома - а в первую очередь поляки и литовцы. Поспешная и неудачная попытка монетизации победы, разбившаяся под Мариенбургом, показывает насколько неожиданным было столь полное поражение Ордена, особенно с моральной точки зрения.

Говорить о победе славянства (и прочих идеологических штуках) не приходится, просто потому, что подобные категории абсолютно ничего не означали для участников той борьбы. И тевтонцы, и поляки, и литовцы - все они были частью католического западного мира, с его ценностями и атрибутикой. О моральной стороне дела говорить и вовсе глупо: на упорядоченную и культивируемую несколько веков землю пришли разноплеменные войска, включающие в себя язычников или мусульман. Ягайло и Витовта разделяли реки крови и семейная вражда, на стороне тевтонцев были и чехи и поляки и венгры. Для местных - тевтонцы были старым и ужасным врагом, пришедшим издалека. Вопрос о справедливости, о том на чьей она стороне, в тогдашних реалиях обсуждался в рамках обвинений тевтонцами поляков и литовцев в нарушении клятв, идолопоклонничестве и дружбе с язычниками, что встречало не менее сильный пропагандистский ответ в виде обвинений в колдовстве, ересях и прочих ужасах 15 века. Главным было вовсе не это. Поляки и литовцы победили потому, что сформировали нечто более цельное - государства, представляющие всех, в той или иной степени. На личностном уровне это выразилось в превосходстве Ягайло как политика и Витовта как полководца над Юнгингеном. Рыцари же опирались лишь на себя: Пруссия, ее население, несло тяготы, не принимая участия в делах государственных и управлении. Конечно, рыцари ссылались на право справедливости, ведь они освоили эту землю и защищали ее, но справедливость как таковая очень мало значит в истории, иначе бы США до сих пор бы были британским доминионом, например. Иначе говоря, на стороне польско-литовского союза было право лучшего. Их физические возможности были уже несопоставимы - даже победа в битве или войне не отменила бы процесса формирования польского государства, так или иначе, но затенявшего Пруссию географически. Поэтому поражение было столь всеобъемлющим - погибла сама легитимность власти Ордена.



С подсчетом потерь такая же история как и с оценкой численности участников битвы. Известны лишь отдельные цифры, такие как две сотни убитых братьев-рыцарей или несколько тысяч спасшихся после битвы. Можно предположить, что значительная часть пехоты и наемников сдалась (и перешла на службу) - вряд ли бы войска Ягайло и Витовта, понесшие тяжелые потери, стали бы вести долгую борьбу, убивая всех пехотинцев врага. Скорее всего, меньшая часть малого народца сумела покинуть поле боя и позже вместе с фон Плауэном обороняла столицу. Остальные же попали в плен - тот факт, что после битвы крепости и вассалы ордена массово переходили на сторону поляков говорит о том, что подобный вариант был вполне приемлемым, свидетельствуя, что резня после боя, как это часто бывало в античной и средневековой истории, была по-большей части мифом, призванным подчеркнуть ужасное поражение Ордена. О конкретных цифрах говорить и вовсе не приходится, любая попытка будет слишком умозрительной. Очевидно, что первоначально союзные потери значительно превышали тевтонские, иначе бы рыцарям не удалось создать угрожающего положения для врага. Источники говорят что пехота Витовта, сдерживающая значительно меньшую часть конницы Юнгингена была почти полностью уничтожена к тому времени, когда Витовт повел своих всадников в контратаку. Даже если оценивать эти сведения как обычное преувеличение средневековых хронистов, следует все же признать факт тяжелых потерь, понесенных ими в борьбе с орденскими всадниками.
Учитывая динамику боя, можно предположить, что потери союзников были выше, но пришлись на все части войска, тогда как тевтонцы потеряли ударные силы. По общим же потерям, союзники оказались в большем выигрыше - им досталась основная часть орденской пехоты, половина или 2/3. В любом случае тактическая и стратегическая победа Ягайло и Витовта несомненна.

Наконец - какую роль в этой битве сыграли русские и украинцы? Правильный ответ - никакой. Для Москвы это было даже неудачей, в каком-то смысле - ослабление союзного государства, наряду с усилением явного соперника. Вопрос об украинской выгоде не так однозначен, но подробное рассмотрение перспектив для этой части литовского княжества уведет нас слишком далеко. В любом случае, ослабление Литвы не принесло бы ее южным жителям ничего хорошего.