Зачем нужен переезд офиса, как он проходит, кому выгоднее его доверить 
Иногда и у нас случается всякое 
Вернемся в конец прошлого века 
Ежедневный дайджест марафона #веснаестьвесна — 6 апреля 
Военно-морская клюква 
Смотрим "Теорию Большого Взрыва" с начала - у меня столько вопросов! 
Контрольная точка: Полночь 
Мария Спартали Стиллман "Роза из сада Армиды" 
Костромская область, д1. Кострома: кафе «Лимпопо», снегокаты, «Сусанинхауз», damirmur хороший вопрос поднял тремя этажами ниже в каментах: кто целевая аудитория Вируса , если не он? Я вижу так: Вирус нужен прежде всего людям, которые 1. Устали от собственного эгоизма настолько, что уже готовы наконец узнать, кто они ...
Грубое совершенство «Заводного апельсина» Стэнли Кубрика (1972)
dm-bondarenko — 06.04.2019
Первоисточник:
https://www.bfi.org.uk/news-opinion/sight-sound-magazine/features/clockwork-orange-stanley-kubrick-anthony-burgess-raucous-perfection.Большинство читателей понимают очевидную истину о несовместимости между апельсинами и часовыми механизмами. В то же время, Sci-fi-писатели не устают напоминать, что человеческая натура не расположена к принятию очевидных вещей. Пока в мире остаются апельсины, всегда будут люди с умными идеями о том, как заставить их «тикать» и люди с такими же умными, но немного реакционными идеями, о том, как оставить их в покое.
Конечно, корень этот вопроса лежит не только в цитрусовой механике – пионером этого вопроса не был Софокл и Оруэлл не будет последним, кто попытался найти ответ на этот вопрос. Когда около десяти лет назад Энтони Берджесс также попытался проанализировать этот вопрос в своем буйном романе «Заводной апельсин», он вложил свои мысли в уста одного журналиста (этот прием одобрил бы Набоков): «Эта попытка навлечь на человека, существо естественное и склонное к доброте, всем существом своим тянущееся к устам Господа, попытка навлечь на него законы и установления, свойственные лишь миру механизмов, и заставляет меня взяться за перо, единственное мое оружие...».
Диккенс не написал бы так, как и Карлайл, Уэллс и Киплинг (хотя иногда они писали похожее), но они разделяли чувства Берджесса. Только сатира над тематикой «апельсина» позволила Берджессу раскрыть эту тему в новой и необычной манере.
Роман «Заводной апельсин» рассказывает, о том, как
подросток-хулиган в недалеком будущем попадает в тюрьму за
убийство, проходит реабилитацию в форме шоковой терапии и возвращен
в общество, но «побочные эффекты» доводят подростка до попытки
самоубийства и СМИ встают на его сторону. Его порочная натура
обретает законность, и Алекс становится еще сильнее и некоторые
издания «Заводного апельсина» заканчиваются на «вылечивании» Алекса
и читатель должен додумывать дальнейший ход действий. В иных
изданиях, Берджесс добавлять дополнительную главу 18, где
«выгоревший» в 18 лет Алекс, решает остепениться и жениться, как
только ему подвернется хорошая девушка. Чего не достиг часовой
механизм, достиг сам апельсин, оказавшись мягким в самом
центре.
Перенося «Заводной апельсин» на экран, Стэнли Кубрик отбросил рассуждения автора и хэппи-энд. Деятельность Алекса ДеЛарджа (и его параллель с Александром Великим не случайна) является посланием самим по себе, что соответствует духу героев Кубрика, который предпочитают пасть в борьбе, чем отказаться от борьбы в пользу тихой жизни.
Еще более важно то, что поскольку фильм Кубрика является ударом по всему тихому, комфортному и мирскому (что является невообразимо грубым консерватизмом, который проповедует бешеный радикал Берджесса), поэтому даже мысли о голливудской ванили «оскопили» бы «Заводной апельсин». Фильм взял юмор и силу книги, но отбросил ее второсортные компромиссы, но сам фильм также включает свои компромиссы. Например, Алекс превратился в 20-летнего парня (десятилетняя почти изнасилованная девушка также была «состарена» до «возраста согласия»), его наркотики ограничились «молоком плюс», а некоторые менее интересные злоключения, например убийство в тюрьмы, были отброшены, а подельники Алекса стали почти что милыми молодыми парнями.
Перенося «Заводной апельсин» на экран, Стэнли Кубрик отбросил рассуждения автора и хэппи-энд. Деятельность Алекса ДеЛарджа (и его параллель с Александром Великим не случайна) является посланием самим по себе, что соответствует духу героев Кубрика, который предпочитают пасть в борьбе, чем отказаться от борьбы в пользу тихой жизни.
Еще более важно то, что поскольку фильм Кубрика является ударом по всему тихому, комфортному и мирскому (что является невообразимо грубым консерватизмом, который проповедует бешеный радикал Берджесса), поэтому даже мысли о голливудской ванили «оскопили» бы «Заводной апельсин». Фильм взял юмор и силу книги, но отбросил ее второсортные компромиссы, но сам фильм также включает свои компромиссы. Например, Алекс превратился в 20-летнего парня (десятилетняя почти изнасилованная девушка также была «состарена» до «возраста согласия»), его наркотики ограничились «молоком плюс», а некоторые менее интересные злоключения, например убийство в тюрьмы, были отброшены, а подельники Алекса стали почти что милыми молодыми парнями.
Стэнли Кубрик сохранил наибольшую верность жаргону
книги, состоящему из англизированных русских и цыганских слов:
tolchock, devotchka, malenky, и, самое известное из них,
horrorshow. Алекс делает нас своими сообщниками с первых
минут фильма и его первые слова, произнесенные с акцентом парня из
Мидлендс, приглашают нас с ним в путешествие: «Я всегда терпеть не
мог, когда старый грязный алкаш, орущий такую же старую и грязную
песню своих предков, перемежая куплеты икотой, как будто у него в
кишках имеется такой же старый вонючий оркестр.».
Ритм фраз Берджесса сохранился в фильме, как и среди дружков Алекса, так и среди «более приличных» членов общества («Любовь похожа на юный кошмар» - слова молодого полицейского, избивающего Алекса); позже фразы-загадки выпадают из фильма, но их эхо передается в комментариях Алекса зрителям. Хотя степень внедрения русского языка в лексикон тех, кто меньше всего слышал настоящую русскую речь, остается спорным вопросом, но он поднимает интересный вопрос политических изменений в мире будущего Алекса. Этот лексикон стал одним из немногих успешных примеров применения писателями-фантастами (например, Хайнлайном) языка при описании возможного будущего.
Ритм фраз Берджесса сохранился в фильме, как и среди дружков Алекса, так и среди «более приличных» членов общества («Любовь похожа на юный кошмар» - слова молодого полицейского, избивающего Алекса); позже фразы-загадки выпадают из фильма, но их эхо передается в комментариях Алекса зрителям. Хотя степень внедрения русского языка в лексикон тех, кто меньше всего слышал настоящую русскую речь, остается спорным вопросом, но он поднимает интересный вопрос политических изменений в мире будущего Алекса. Этот лексикон стал одним из немногих успешных примеров применения писателями-фантастами (например, Хайнлайном) языка при описании возможного будущего.
Но в работе Кубрика всегда были важны слова и,
особенно, паузы между ними. Режиссер превращает фразы в монологи
генерала Риппера, Президента США и пилота в «Докторе Стрейнджлаве»,
или в рубленые фразы «Космической одиссеи». В «Заводном апельсине»
поэзия Берджесса полностью соответствовала почерку Кубрика, когда
грамотный Алекс выбрасывал свои слова, словно факелы, а его
оппоненты, включая надзирателя и кошатницу, плевались грубым ядом.
А когда Алекса заставляют молчать, его место занимают иные
златоусты: учитель, тюремный священник и Министр, обладающие
способностью половинчато говорить с аргументами, схожими с лентой
Мебиуса.
Результатом такого использования слов становится комедия Кубрика, состоящая из искажений, сливающихся в сюрреализм, который является повседневностью для героев фильма. Одним из примеров подобного сюрреализма является сцена, когда качество «лечения» Алекса проверяется перед аудиторией политиков и социальных работников. После быстрого представления Алекса публика, он сталкивается с мужчиной, заставшим Алекса лизать ботинки, и полуобнаженной блондинкой, чей вид вызывает рвоту у героя. Его страдания сопровождаются бурными аплодисментами, мучители Алекса кланяются публике, а рассуждения об этике «лечения» игнорируются. Это нереально, но все же происходит.
Центром всех фильмов Кубрика является «тест на прочность» и «Заводной апельсин» не нарушает этой традиции. Как Гумберт Гумберт, Алекс запускает механизм воздействия и, до поры до времени, легко его переносит (два года тюрьмы, два года «лечения», два дня мести от бывших жертв), пока аллергия на Девятую симфонию Бетховена не доводит Алекса до попытки самоубийства.
Результатом такого использования слов становится комедия Кубрика, состоящая из искажений, сливающихся в сюрреализм, который является повседневностью для героев фильма. Одним из примеров подобного сюрреализма является сцена, когда качество «лечения» Алекса проверяется перед аудиторией политиков и социальных работников. После быстрого представления Алекса публика, он сталкивается с мужчиной, заставшим Алекса лизать ботинки, и полуобнаженной блондинкой, чей вид вызывает рвоту у героя. Его страдания сопровождаются бурными аплодисментами, мучители Алекса кланяются публике, а рассуждения об этике «лечения» игнорируются. Это нереально, но все же происходит.
Центром всех фильмов Кубрика является «тест на прочность» и «Заводной апельсин» не нарушает этой традиции. Как Гумберт Гумберт, Алекс запускает механизм воздействия и, до поры до времени, легко его переносит (два года тюрьмы, два года «лечения», два дня мести от бывших жертв), пока аллергия на Девятую симфонию Бетховена не доводит Алекса до попытки самоубийства.
Затем, как Боуман в «Одиссее», Алекс перерождается
(«Я вернулся к жизни после очень темной ночи, которая могла длится
миллион лет») и спасен благодаря внешним событиям, а внимательные
специалисты заботливо возвращают Алексу его первоначальный
анархизм. Его новая мудрость дает Алексу огромную, хотя
неопределенную, силу, которую он очевидно начнет безответственно
использовать, поэтому параллель с «Одиссей» не является случайной.
Вспомните хотя бы взгляд Алекса в первой сцене фильма, похожий на
взгляд «Звездного ребенка» в «Одиссее». Этот взгляд несет в себе
силу, которая, как и у генерала Риппера, будет использоваться
широко, но не мудро. Конец света заключается именно в этом взгляде
Алекса.
Стэнли Кубрик занимается далеко не самоповтором. Величайшим достижением «Заводного апельсина» является то, что режиссер вышел из тени «Одиссеи» и вернуться к снятию невысокобюджетных фильмов. Режиссер напоминает нам о своем навыке снимать простую сцену диалога в обычном доме и добиться при этом идеального ритма от своих актеров, выбрать правильное освещение и линзы, а также монтировать («Заводной апельсин» идет больше двух часов, но он кажется полуторачасовым фильмом).
Его новый фильм является камерным, бурным, жесткий и колкий, что нельзя сказать про «Одиссею». Вместо того, чтобы пытаться интегрировать временную линию «Одиссеи», Кубрик расслабился; и хотя трудно вообразить Боумена и Алекса в качестве ровесников, но Кубрик показал новую версию альтернативного будущего, не имеющего ничего общего со стерильной атмосферой «Одиссеи». Пейзажи «Заводного апельсина» стеклянные, похожи на ящики и полны мусора, дома неаккуратны, а мебель похожа на содержимое свалок. Жителями этих негостеприимных камер являются стареющие приверженцы тогдашней моды, намертво привязанные к своим трендам.
Стэнли Кубрик занимается далеко не самоповтором. Величайшим достижением «Заводного апельсина» является то, что режиссер вышел из тени «Одиссеи» и вернуться к снятию невысокобюджетных фильмов. Режиссер напоминает нам о своем навыке снимать простую сцену диалога в обычном доме и добиться при этом идеального ритма от своих актеров, выбрать правильное освещение и линзы, а также монтировать («Заводной апельсин» идет больше двух часов, но он кажется полуторачасовым фильмом).
Его новый фильм является камерным, бурным, жесткий и колкий, что нельзя сказать про «Одиссею». Вместо того, чтобы пытаться интегрировать временную линию «Одиссеи», Кубрик расслабился; и хотя трудно вообразить Боумена и Алекса в качестве ровесников, но Кубрик показал новую версию альтернативного будущего, не имеющего ничего общего со стерильной атмосферой «Одиссеи». Пейзажи «Заводного апельсина» стеклянные, похожи на ящики и полны мусора, дома неаккуратны, а мебель похожа на содержимое свалок. Жителями этих негостеприимных камер являются стареющие приверженцы тогдашней моды, намертво привязанные к своим трендам.
Неоднократно, Кубрик использует прием
сопровождающей съемки, как например съемки в магазине пластинок,
куда Алекс заходит перед тем, как знакомится с девочками, и такая
же сцена обхода больных психиатром. Ручная камера вступает в игру в
сценах надвигающихся бедствий, например, драка Алекса с кошатницей,
бесцельное шатание Алекса под ливнем и поездка Алекса с бывшими
друзьями, ставшими полицейскими. Также Кубрик использует
статическую съемку, когда человеческие фигуры бредут издалека
навстречу новым сражениям или злоключениям.
Также Кубрик снова использует субъективную съемку, когда ставит зрителя на место Алекса, чтобы мы идентифицировали себя с героем в моменты его величайших кризисов – бессильное лежание в больнице или, самое жесткое, его попытке самоубийства. Это делает Алекса симпатичным зрителю, и мы начинаем (как и сам Алекс) воспринимать главного героя как непонятую жертву социальной несправедливости, которая, при получении новой возможности, получит еще больше непонимания.
Также Кубрик снова использует субъективную съемку, когда ставит зрителя на место Алекса, чтобы мы идентифицировали себя с героем в моменты его величайших кризисов – бессильное лежание в больнице или, самое жесткое, его попытке самоубийства. Это делает Алекса симпатичным зрителю, и мы начинаем (как и сам Алекс) воспринимать главного героя как непонятую жертву социальной несправедливости, которая, при получении новой возможности, получит еще больше непонимания.
«Действия звучат громче, чем…». Эта одна из
любимых фраз из «Заводного апельсина» и вокруг нее можно строить
весь фильм. Движение является неотъемлемой частью каждой сцены и
этот танец делает «Одиссею» вязким и малоактивным
фильмом.
Отличная сцена драка быстро определяет атмосферу фильма: в заброшенном оперном здании, чей грязный пол плохо освещается старыми люстрами, две банды охотно сталкиваются друг с другом и методично бьют друг друга мебелью и окнами. Вдохновленные, и часто синхронизированные, с музыкой Россини, их возбуждение выливается в ночные поездки, в ходе которой они распугивают встречные машины и весело кричат в ночь.
Одним из уроков «Одиссеи» является идеальное использование музыки в «Заводном апельсине», когда саундтрек также первоклассно используется, как и камера: «Увертюра Вильгельма Телля» озвучивает сцену оргии (20 минут сокращены до 40 секунд), «Сорока-воровка» аккомпанирует сцену оргии и прекрасный, прекрасный Людвиг Ван (в талантивой аранжировке Уолтера Карлоса) иллюстрирующий каждый новый этап жизни Алекса. В фильме даже есть «Поющие под дождем», использующиеся также, как Try a Little Tenderness и Auf Wiedersehen в «Докторе Стрейнджлаве» - в качестве ироничного противовеса происходящего на экране. С ее нотками предательства, «Поющие под дождем» являются единственным индикатором того, что следующие дебоши Алекса (символизируемые его фантазией секса с дебютанткой под одобрительные взгляды викторианской публики) могут иметь какие-то ограничения.
Отличная сцена драка быстро определяет атмосферу фильма: в заброшенном оперном здании, чей грязный пол плохо освещается старыми люстрами, две банды охотно сталкиваются друг с другом и методично бьют друг друга мебелью и окнами. Вдохновленные, и часто синхронизированные, с музыкой Россини, их возбуждение выливается в ночные поездки, в ходе которой они распугивают встречные машины и весело кричат в ночь.
Одним из уроков «Одиссеи» является идеальное использование музыки в «Заводном апельсине», когда саундтрек также первоклассно используется, как и камера: «Увертюра Вильгельма Телля» озвучивает сцену оргии (20 минут сокращены до 40 секунд), «Сорока-воровка» аккомпанирует сцену оргии и прекрасный, прекрасный Людвиг Ван (в талантивой аранжировке Уолтера Карлоса) иллюстрирующий каждый новый этап жизни Алекса. В фильме даже есть «Поющие под дождем», использующиеся также, как Try a Little Tenderness и Auf Wiedersehen в «Докторе Стрейнджлаве» - в качестве ироничного противовеса происходящего на экране. С ее нотками предательства, «Поющие под дождем» являются единственным индикатором того, что следующие дебоши Алекса (символизируемые его фантазией секса с дебютанткой под одобрительные взгляды викторианской публики) могут иметь какие-то ограничения.
Наконец, «Заводной апельсин» возвращает нас к
отличной актерской игре команды Кубрика (немного заглушенной в
«Одиссее»). Малкольм МакДауэлл идеален как Алекс во всех сценах,
включая сцену наказания своей банды, сопротивления власти или
осознания ужаса того, что все его любимые вещи теперь вызовут
тошноту. Его лицо, когда его глазные яблоки насильно открыты, стали
одной из самых знаковых кадров кино со времен космического колеса в
«Одиссее» и ближних планов Стерлинга Хайдена в «Докторе
Стрейнджлаве».
Но все же главной звездой фильма является Патрик Мэги – альтер-эго Алекса, чей дом разрушен бандой Алекса, а его жена умирает от шока, вызванного изнасилованием со стороны Алекса. Актерская мощь Патрика Мэги давно нам знакома, но она обретает новую плоскость в «Заводном апельсине». Единичные вскрики Мэги в сцене, когда он предлагает все более обеспокоенному Алексу обед и вино, похожи на эскапады Стерлинга Хайдена в «Докторе Стрейнджлаве». В то время, как герой Патрика Мэги наслаждается своей местью, а Бетховен вонзается в уши Алекса, камера Кубрика отъезжает от бильярдного стола, чтобы зритель увидел всю панораму этой изысканной пытки; в этот момент любой зритель и критик снова поймут, что Кубрик полностью заслужил свои лавры самого великого перфекциониста мирового кино.
Но все же главной звездой фильма является Патрик Мэги – альтер-эго Алекса, чей дом разрушен бандой Алекса, а его жена умирает от шока, вызванного изнасилованием со стороны Алекса. Актерская мощь Патрика Мэги давно нам знакома, но она обретает новую плоскость в «Заводном апельсине». Единичные вскрики Мэги в сцене, когда он предлагает все более обеспокоенному Алексу обед и вино, похожи на эскапады Стерлинга Хайдена в «Докторе Стрейнджлаве». В то время, как герой Патрика Мэги наслаждается своей местью, а Бетховен вонзается в уши Алекса, камера Кубрика отъезжает от бильярдного стола, чтобы зритель увидел всю панораму этой изысканной пытки; в этот момент любой зритель и критик снова поймут, что Кубрик полностью заслужил свои лавры самого великого перфекциониста мирового кино.
Оставить комментарий
Популярные посты:
Архив записей в блогах:
Очень четко делятся на две неравные части. БОльшая - это картинки из серии "Здесь был Вася" - я и горы, я и море, я и красивые цветочки-котики-ручейки и прочая. Я ессно присутствую с той стороны стекла, но в общем оно ничем не отличается от того, что выкладывает у себя в блоге любой ...
Эта жд станция расположена на северной окраине Петербурга, на перемычке между приозерским и выборгским магистральными ходами. По этой железнодорожной перемычке возможен обход города с севера и станций Пискаревка-Кушелевка, с попаданием со стороны Выборга, через Ручьи, прямиком на Фин ...
Обозреватель P.S. ах да украинцы, со Всемирным днём прав человека! И человек-шкуряк вас тоже поздравил ...
как перейти с6 на 30 ...
