Государевы люди и так называемые элитные,

i_lukyanova — 29.06.2014 или Открытое заседание предметной комиссии по литературе в Департаменте образования г. Москвы

Я обещала коллегам привести в порядок и выложить сюда мои впечатления от состоявшегося в среду Открытого заседания предметной комиссии ЕГЭ по литературе. Заседание посвящалось проблеме, которую подняла пресса: московские выпускники в этом году получили очень низкие баллы (в том числе выпускники талантливые, победители и призеры олимпиад по литературе), а на апелляции, по отзывам детей и родителей, детей не слушали, оценок практически не повышали (максимум на 3 балла, дальше нельзя).
В общем, ДОгМ позвал всех заинтересованных на открытое заседание. Я пошла слушать, потому что у меня на следующий год любимый сын и любимый класс сдают ЕГЭ по литературе. В этом году у меня выпускников нет, так что я лично ни в чем не заинтересована. Впечатления изложены ниже. Добавлю еще, что я человек не из системы образования: я в школе совместитель, по образованию филолог, на жизнь зарабатываю журналистикой.
Длинно изложенные впечатления будут под катом.

Существенная и сущностная подготовка
Первое - это тяжелое, угнетающее впечатление от начальства всех видов и мастей. Прежде всего режет ухо неграмотная речь ("Статистика еще неполная - НЕ по России, НЕ по Москве", "Мы серьезно и ответственно работаем в том русле, чтобы команда экспертов была профессиональной", дальше я просто перестала записывать). Обилие канцеляризмов; бессмысленные выражения, которые повторяются с удовольствием от собственного красноречия ("апелляция - инструмент ручной доводки" – это было раз десять повторено; «проходят существенную и сущностную подготовку»).
Да, сказал один из хороших френдов при подзамочном обсуждении – но мы все делаем речевые ошибки, когда волнуемся и ищем правильные выражения. Да, и я тоже их делаю. Отличие в том, что это не поиск самой удачной формулировки для сложной мысли – нет, это облечение безмыслия в казенные формулы. Или попытка облечь в эти формулы мысли, которые прямым текстом высказать неприлично («вы все дураки и бездельники», например).

Низкий вам поклон
Начальство поменьше то и дело отвешивает начальству побольше «низкие поклоны». Честно говоря, сбилась со счета – сколько раз комплименты и низкие поклоны отвешивались председателю комиссии, департаменту образования, лично Калине, администрации президента…
Кстати, было сказано, что с преподаванием литературы в стране катастрофа и что сейчас принимаются меры по борьбе с катастрофой - по линии Администрации президента, по линии Общественной палаты (это, как я понимаю, про инициативы Пожигайло и Яровой про Единую Концепцию и Единый Учебник, про съезд с участием потомков Лермонтова и Достоевского, про создание Ассоциации преподавателей русского языка и литературы и проч.).
А с теми, кто не начальство – с теми разговаривают резко и грубо. Эта манера разговора – не преднамеренная даже, это люди так устроены, они так мыслят, они так разговаривают. В их системе представлений о мире есть вышестоящие (которым «низкий поклон»), есть равные (которым уважение и «бесконечная благодарность за такт, выдержку и тактичное отношение к выпускникам») и есть нижестоящие, которые ничего не понимают и которых надо научить, как правильно жить, путем коротких команд и прямолинейных оценок.
В какой-то момент я уже начала записывать: заниматься надо было своими детьми! А родители, которые кричат сейчас больше всех, рассчитывали на сливы ЕГЭ! Учителя настраивают родителей против предметной комиссии! Мы специально открыли курсы в МИОО по подготовке учителей к подготовке детей к ЕГЭ, так ни один из учителей не заявился! Учителя и родители не умеют читать и понимать информацию! Родители просто нас не слышат и не хотят слышать! Еще один защитник детей у нас тут нашелся! (Это про С. В. Волкова). Все это так меня взбесило, что я очень злобно сказала, когда мне дали слово, что если бы наши дети так писали сочинения, то им бы такие выражения сочли за этические ошибки).
Все, что говорится и спускается для выполнения вышестоящими, принимается как данность. «Мы – государевы люди» (кстати, напомните, в каком году у нас восстановили монархию?). «Данный результат никак не может быть опротестован». «Права поднять балл у эксперта нет». «Изменение формата апелляции – вне моей компетенции». «Эксперты несут личную ответственность за повышение оценок». «Нас поставили перед фактом, что меняется процедура апелляции». «Мы не имеем права отменять формат, который дают нам сверху».

Превратно интерпретирует
Все, что говорится и пишется нижестоящими (родителями, детьми и внесистемными учителями) вообще не считается достоверным и достойным рассмотрения. «Волков умеет преподнести факты, но он оперирует скорее слухами и превратно интерпретирует полученную информацию». «Информация в статье недостоверна или очень вольно трактует формулировку заданий». После того, как мама выпускника, учитель выпускника и ученица рассказали совершенно одинаковые истории апелляции – представители системы заявили, что «факты представлены не были». Выпускница, кстати, рассказ о своей апелляции не закончила – расплакалась. Это к вопросу о «тактичном отношении к выпускникам».
Всех перещеголял Роман Дощинский, председатель Ассоциации преподавателей русского языка и литературы г. Москвы: «И хотел бы поверить Надежде Ароновне Шапиро, но не могу».
Кто знает Надежду Ароновну Шапиро – те оценят. Кто не знает – тем предлагаю аргумент Р. А. Дощинского, почему нельзя верить прекрасному учителю Н. А. Шапиро: «Система не ошибается. Система ошибаться не может».
Даже правда – и то здесь не самая большая необходимость. Человек из приемной комиссии со сцены в микрофон: «Я всем предлагала обратиться с жалобой в Рособрнадзор». Мама, сидящая рядом со мной: «Я лично с ней разговаривала! Мне она ни слова об этом не сказала!»
Человек из приемной комиссии: «На этажах были системно написаны телефоны Рособрнадзора». Другая мама: «Нет, не были, мы ходили и искали».
Если родители, учителя и дети находят недостатки в работе апелляционной комиссии – им тут же находятся объяснения. Находятся в одной из следующих плоскостей:
- самопиар Сергея Волкова, дезинформация, вольная интерпретация – словом, попытка построить дешевую популярность на искажении фактов;
- частные случаи каких-то плохо сдавших экзамены детей и бешенство их мам (в кулуарах слышала, как две учительницы говорили: «эти учителя создают у мам нереалистичные ожидания и ложные представления об успехах их детей»)
- политический конфликт.

Так называемые элитные
Про политический конфликт, пожалуй, стоит поподробнее. Некоторые выступающие очень старательно пытались сделать из проблемы «оценки за ЕГЭ по литературе московским школьникам занижены, апелляция проведена плохо» проблему «так называемые элитные школы не умеют работать как следует».
Здесь говорилось и о «равенстве образовательных возможностей для всех». И о том, что «нужно помнить и о тех, кто не подал апелляцию, чтобы не нарушить баланс» (готова предложить конкурс на лучшую интерпретацию этого высказывания).
Но самое главное – речь шла о том, что в «так называемых элитных школах» умеют работать только с отборными детьми; что когда эти школы слили с обычными дворовыми – оказалось, учителя не умеют работать с нормальными детьми; что ЕГЭ показал истинный уровень подготовки детей из так называемых элитных школ, которые наполучали высоких баллов на так называемых олимпиадах, организованных так называемыми педагогами из так называемых элитных школ….
А теперь выяснилось, что они ничего не знают, экзамен сдать не могут, оттого и бесятся. Потому что учителя внушили родителям завышенные ожидания.
Так что надо всем учителям идти учиться в МИОО, проходить «подготовку по подготовке» детей к ЕГЭ, участвовать в работе предметной комиссии, только тогда учителям вообще можно присваивать категории и давать какие-то награды. (Калине этот пункт предложений особенно понравился).
А эти так называемые учителя из так называемых элитных школ теперь ведут ужасно неэтичные обсуждения в «этих фейсбуках» и развязали кампанию против своих коллег из предметной комиссии, в которую втянули родителей.

Так вот о психотерапии
Серьезный спор был об апелляции – какой должна быть процедура: очной или заочной, с участием взрослого или без, можно ли участвовать учителю или нет, могут повышать балл или нет, можно обжаловать или нет, можно понижать балл или нет.
Тут столкнулись две принципиально полярных точки зрения.
Первая – официальная: «апелляция – это не сеанс психотерапиии», рассматривать заочно можно, ребенку надо указать на ошибки, взрослые не нужны, оценку повышать формат не позволяет, за повышение оценки эксперты несут ответственность (это их недоработка).
Вторая – альтернативная: апелляция – это продолжение процесса обучения; на апелляции как раз и надо обсудить, где ребенок ошибается, выслушать его аргументы, и если он прав – повысить оценку; пересматривать надо не только часть С, но и часть В, которая проверяется компьютером, потому что есть ошибки распознавания и сканирования; апелляция должна быть состязательной, она должна проводиться с участием компетентного взрослого.
Здесь Дудова, председатель Всероссийской ассоциации преподавателей русского языка и литературы, сказала, что коллеги не понимают «семантики слова «апелляция»», и что слово это означает «пересмотр», так что работа полностью пересматривается и оценка может быть как повышена, так и снижена. (Я когда получила микрофон – тут же сказала, что когда уголовники подают апелляцию в Верховный суд, им приговор не пересматривают с 8 лет за убийство на 16 лет, и что хорошо бы, чтобы у наших детей были хотя бы те же права, что и у уголовников).

Калина буль-де-неж
В общем, на этом фоне выступивший в финале Калина был так бел, так пушист, так человечески человечен, что я почти его возлюбила.
Важно, что Калина сказал - все сомнения должны решаться в пользу ребенка, не бойтесь повысить ему оценку.
«Мы не можем допустить, чтобы пострадал хоть один ребенок». «Апелляция должна быть продолжением учебного процесса». «Не могу согласиться, что член комиссии пострадает, если повысит оценку. Не помню ни одного обсуждения на Департаменте, чтобы член комиссии пострадал. Ну укажут, что зря повысили, ну удар по профессиональному самолюбию – но если есть сомнение, если есть уверенность в том, что оценку надо повышать – повышайте. Ну поправят нас федералы – выдержим».
«Кто-то сказал, что в школе теперь учат соответствовать критериям. А вы не давайте, чтобы ЕГЭ менял сущность преподавания в школе. Ну сделайте литературу живой, верните ее к жизни».

Так вот
Теперь выводы, которые из всего этого я сделала для себя

Первое и маловажное.
Я тут как раз подала бумажки на аттестацию, так очень хорошо бы было, если бы аттестация прошла раньше, чем норма «категорию давать только через обучение в МИОО и работу в предметной комиссии» будет воплощена в жизнь. Жизнь у меня одна, притом уже перевалила за половину – и тратить оставшуюся половину на работу в такой «команде профессионалов» я не намерена. Только, может, в смысле антропологического интереса и в целях написания оплачиваемого текста из этнографической серии "как я прожила день в племени методистов".

Второе и главное.
Нет никаких "элитных школ" и "дворовых школ". Школы делятся не по этому принципу. Школы делятся на те, где детей любят и их не унижают, и те, где не любят и унижают. Где маме могут сказать "надо было раньше своим ребенком заниматься" и где не могут. Где уважаемому коллеге скажут в лицо "еще один защитник детей выискался" - и где не скажут. Где любят литературу - и где выполняют указания сверху.
Никаких других различий нет. Я всегда выбирала школы первого типа, потому что в них я могу дышать. По странному совпадению, все три они - СУНЦ НГУ, православная гимназия во имя Сергия Радонежского в Академгородке (я, правда, совсем недолго в ней работала, полтора месяца) и "Интеллектуал" - входят в число лучших школ страны. Элитность школы определяется только одним: в ней работают люди для людей, а не государевы люди для отчета. Тогда в них можно жить, можно работать, а результаты следуют из работы.

Я училась в школе второго типа. В школе, где очень хорошо преподавали предметы естественнонаучного цикла и разбирали на литературе в 10 классе "план показа гибели личности" (это про Ионыча).
В школе, где моя первая учительница говорила нам, первоклассникам: "болтаешься тут, как говно в проруби" и "ей хоть наплюй в глаза - все божия роса" (мне было семь лет, я думала, что речь идет о крайней религиозности, и очень озадачилась, когда это было сказано обо мне).
В школе, где наши персональные дела разбирали по два часа (на одном школьном комсомольском собрании всерьез расследовали дело о моей неподписанной юмореске про урок физики в школьной стенгазете).
В школе, где я, восьмиклассница, простояла по стойке смирно несколько часов у стенки на педсовете, который собирался исключить из школы меня и еще семерых дев. Нам было по 14 лет, нам объяснили, что из таких, как мы, вырастают воры, убийцы и предатели Родины. У некоторых потом была истерика. Я до сих пор не в состоянии рассказывать об этом педсовете без слез, хотя прошло 30 лет. Я вообще не очень в состоянии о нем рассказывать.
И вот в среду все эти люди - ровно такие же, как те учителя, которые испоганили мое детство и научили меня ненавидеть - ненавидеть долго, упорно, много лет, ненавидеть холодной белой ненавистью, до дрожи - эти люди учили меня вести себя этично и думать о детях.

Эти люди пытались поставить к стенке Волкова и разобрать его персональное дело.

Дело прямым ходом шло к пресловутым предателям родины, но как-то вовремя остановилось.

Резюме: В школе я способна работать только при одном условии: если мой мир и их мир не пересекаются и не контактируют.
Потому что, как показал опыт, даже когда я с ними говорю о рабочих вопросах, меня начинает так трясти, что руки дрожат и по лицу красные пятна ползут.
Вообразить свое обучение в МИОО у государевых людей или работу в предметной комиссии с государевыми людьми я не в состоянии.
Если хотите - у меня тут детская травма. Это все равно что посадить в комиссию по выработке антибуллинговой политики в школе тех, кто бил, и тех, кого били.
Я не верю в диалог и сотрудничество.
Главная проблема школы - не ЕГЭ, не КИМы, не ФИПИ, не ФГОСЫ.
Главная проблема - государевы люди.

А вообще это все очень-очень старый спор – по сути, спор о Законе и Благодати.

(Любимые коллеги и френды, если кто хочет поспорить. Я вешаю этот текст в ЖЖ, поскольку он слишком велик для фейсбука. Я редко бываю в ЖЖ и могу не ответить на коммент или ответить с опозданием. Заранее прошу прощения).

Сохранено