Глава 3, ч 2

топ 100 блогов nikab24.08.2023

- Что видал по дороге, Никитка, что слыхивал? О чем на Москве говорят?

- Радуются, что яблоки уродились, пшеницы собрали вдоволь, куры щедро несутся, зайцев по лесам немерено развелось – бей да жарь. Выхваляют новую церковь Воздвижения, что на Пометном вражке – звонкие колокола на ней, далеко слышно, душа в воздусях парит. Поносных слов на бояр и государя не говорят, на подати не жалуются, о разбойниках только шепчутся – а вдруг Разин к Москве подберется, а вдруг опять пожары да кровь? Но не жалуют атамана и ждать не ждут.

- Хорошо, коли так. В добром здравии ли дядюшка и тетушка? Благополучна ли Марьюшка?

- Да, дела идут хорошо. Марьюшка здорова, хихикает только много.

- Резвушка девка, - хмыкнул Терентий и подкрутил ус. – Дядюшка твой ко мне подлаживался, спрашивал, не устал ли я холостяковать, не хочу ли семьей обзавестись. Не хочу, стар уже, пообвыкся в одиночку, куда мне с бабой да ребятишками. А был бы помоложе – уххх! Ты смотри, Никитка, ступай кречета обиходь, умойся, в кафтан новый оденься, сапоги сафьяновые обуй да ко мне ступай. Служба тебе знатная выпала.

- Что за служба, батюшка Терентий Федорович?

- Вот придешь и узнаешь.

У Сирина было убрано – кто-то из дворовых уже почистил кречатню, дал птице свежей воды и набросал на пол свежего сена. Никитка протянул руку – питомец сел на палец, осторожно тронул клювом лицо, стал перебирать волосы. Ласкается, как умеет. И все же грустно ему, муторно – не создан для неволи, для службы верной. Чем же тебя потешить? Нечем.

Старый сокольник Герваська давеча говорил, мол зря возишься, паря, вынашивай нового, этот долго не протянет, до весны не доживет. Может и так… Выносить кречета чаще надо, к реке, в рощу, отпускать полетать, вабить. И разговаривать: дорог ты мне, Сирин, держись, клюв не вешай. Будет день, будет и радость…

В большинстве своем и соколы и кречеты и ястребы привыкали к неволе, жили, бывало, и по четыре и по пять, а свезет – и по десять зим, становясь лишь азартней и опытнее. Случалось, гибли до срока – бились о землю, дрались между собой, с добычей не могли сладить. Красавца Бушуя о прошлой осени зарезал заяц – когтями брюхо вскрыл и дал деру, царев любимец Свистяй не справился со злым коршаком. Зимой нередко птицы болели, на лапах заморы случались, перья ломались, а без маховых перьев не полетишь. Расстроенный Никитка погладил кречета, осторожно прижал к себе – хороший, храбрый мой. Сдюжим! Ты тут поспи без меня, да смотри не чуди!

Новый красный кафтан с золочеными пуговицами сидел на Никитке как влитой, сапоги не морщили и не жали. Тщеславия ради сокольник заглянул в бочку с водой – поправить мурмолку с беличьей оторочкой, поглядеть – не заметны ли уже усы? Куда там – над верхней губой едва виднелся светлый пушок. А вот кучерявые пышные волосы отросли по плечи, подрезать бы надо. И ресницы, пусть и золотые, бросали на щеки тень. Матушка всегда говорила: красивые у тебя глаза, Никитка, не одну девицу присушат.

В комнате у Терентия было светлей обычного – сокольничий расщедрился на пару свечей в добавление к обычному фонарю. И сидел за столом, разбирая бумаги, покусывал гусиное перо, делал пометки.

- Явился, не запылился, добрый молодец! Ладно одет, в очах горение, в сердце рвение. Хвалю. Не догадался, куда тебя назначают?

- Нет, батюшка Терентий.

- На караул к Соколиной башне в Коломенском. Большая честь для сокольников – караулить любимейших царских птиц, абы кого туда не возьмут, так и знай. Плещеева вон не взяли, хотя и родом знатен и умом вышел. И Милославского не взяли – за леность и праздность, за язык его грязный – а ведь царю он дальним родичем приходится по жене. А тебя, олух царя небесного, удостоили. Да смотри – делай что скажут, куда надо глаза не суй, а что увидишь – забудь.

- А что я увижу, - поинтересовался Никитка.

- Мало ли… -Скажи отрок, кому Сокольничий приказ подчиняется?

- Тайному приказу?

- А перед кем Тайный приказ отчет несет? Перед самим государем – не перед дьяками или боярами. Тарабарский язык слышал? Тайнопись чудную видел? То-то… Вот глянь!

Терентий развернул перед Никиткой помятый листок. …Дваруга потли в Верке, сми кна Асханская да еул качий... Что за белиберда?

- Ничего не понимаю, батюшка Терентий. Ни словечка не слыхивал.

- То-то! И никто чужой не поймет, что написано здесь – два струга потонули в Волге-реке, с ним казна Астраханская да есаул казачий. И все цидули, что возят помытчики да сокольники, так написаны. Коли не ведаешь – тарабарщину не разберешь. Разная тайнопись придумана. Вот гляди еще: худо ангелов непочитать, ныне ароматы масла освящают скоро кровью умоются иже душу едину тратят. Ясно?

Никитка мотнул головой.

- Первые буквы глянь: хан идет на Москву.

- Ужели правда идет? – испугался Никитка.

- Куда там? За престол ханский в Крыму друг другу глотки рвут, кого побьют к нам прибежит жаловаться да просить помощи. Вник?

- Внял, чай не дурак.

- Ничего ты не внял, - отмахнулся Терентий. – Учить тебя еще и учить, птенца голошеего. Одно запомни – смотри больше, слушай больше, говори меньше, а лучше вообще молчи. Бери лошадь и езжай, куда велено. С тобой Прокоп будет и Макар Ботвинеев из старых сокольников – он за главного. С Богом!

Перекрестив Никитку, Терентий снял нагар со свечи и развернул очередную грамоту.

На конюшне было тепло и сонно. Переступали с ноги на ногу и хрустели соломой кони, пробегали, попискивая, мыши, где-то на сене храпел перебравший ввечеру конюх. Другой, коренастый и неторопливый, медленно седлал лошадей. Прокоп сидел на колоде и точил ножик, Макар грыз орешки.

- Ох и ушлый ты, Никитка, Терентьев любимчик, - ухмыльнулся старый сокольник. – Всех плечами раздвинул, наверх лезешь, орел!

- Ты что такое говоришь, Макар? Мой Сирин царя порадовал, и Ширяй Прокопов тоже похвалы удостоился, - удивился Никитка.

- Моя заслуга невелика, - пожал плечами Прокоп. – Служил вот и выслужился. У Плещеева Салтан лучше.

- Еще как лучше, ловчей и азартней. И роду Васята славного и друзей не забывает. А еще у него батюшка скорбутом мается, слег с весны, на ладан дышит. Васята и так и сяк старается потрафить родителю, ан не выходит – повсюду у него Никитка Анучин под ногами ужом вертится.

- Знал бы – уступил бы ему караул, Бог свидетель. Не желаю я зла Васяте, - понурил голову Никитка.

- А все потому, что бирюк ты, паря. Ни с кем не водишься, вина не пьешь, к девкам не бегаешь. Ну да ладно. Поехали!

Закат уже отполыхал, небо едва краснело на западе, первые звезды подмигивали припозднившимся путникам. От реки тянуло почти осенним настырным холодом. В деревнях и на выселках понемногу гасили огни, редкие искорки света блестели в подступающей темени. Пронзительно кричали сычики, пролетая над головами всадников, ухали совы, где-то на берегу тоскливо выл волк. Лошадей не пугала ночная дорога, Никитка чувствовал, как ровно бьется сердце солового мерина, как плавно ходят горячие бока и стучат копыта. Конь радостно подчинялся всаднику – так бы и пришпорить, пустить галопом, но по темноте, по незнакомой дороге не след.

А что, если Плещеев и вправду не желает ему, Никитке зла? Вдруг он хочет отца порадовать, будущее свое упрочить, службу верную государю нести, а не товарища извести? Кречета Васята воспитал доброго, на угощение для друзей не скупился, когда Яшка пьяным попался – вступился за него, отговорил. А он, Никитка, второй год в сокольниках, и держится наособицу, по сердцу приятелей не завел и в душу никому не заглядывал. Только Сенька давешний прикипел – интересно ему, вишь ли, как птицы летают? И в самом деле, как?

Дорога длилась и длилась, Никитка едва не задремал, ткнувшись носом в гриву коня. Но поводьев не выпустил и тотчас воспрянул. Лес закончился, дорога шла мимо сжатых полей – простор не виделся, но ощущался, волны холода наплывали одна за другой. Вот к тоскливому запаху мокрой земли примешался дымок, вот и огонь впереди – сторожа рогатками перегородили дорогу:

- Кто идет? – хриплый голос стрельца напугал бы любого разбойника.

- Царевы сокольники мы, едем в Коломенское, - ответил Макар. – Вот подорожная!

Грамоты стрельцы не разумели, но печать их убедила.

- Езжайте.

Рогатки раздвинулись, освобождая путь. В саму усадьбу сокольники не свернули – белая двухэтажная башня с островерхой высокой крышей стояла поодаль, в дубовой роще на небольшом холме. Караульщиков уже ждал с фонарем пожилой неприметный приказной в куцем кафтанишке.

- Ты! – он показал на Макара и вручил ему медный рожок, - в башне у лестницы станешь. Ты, верзила – у самых ворот. Ты, малой – у дверей снаружи. Смените моих сокольников и бдите до утра! Сторожите, глаз с дороги не спускайте, кто чужой покажется – без спроса дудите да поднимайте тревогу. Ценное имение, чай, сторожите, а чужих здесь не ходит! Да на небо не заглядывайтесь, а увидите какое диво – не дивитесь, а забудьте, что видывали.

Никитка пожал плечами – ишь что удумали. Кто ж на августовское небо-то не засмотрится – звезды падают, не соберешь.

У тяжелых, обитых медью дверей переминался с ноги на ногу низкорослый кривоногий парнишка, похожий на татарина. В тусклом свете масляного фонаря было видно – он улыбается.

- Славен будь, новый сокольник! Принимай караул!

Никитка осторожно принял тяжелый бердыш.

- Благодарствую!

- Служсно! – подмигнул парнишка.

- Сжударю! – сообразил Никитка. Так вот зачем их сюда посылают…

Парнишка коротко поклонился и исчез в темноте. Никитка прислонился спиной к дверям. Стоять надлежало аж до рассвета. Дело несложное – как в церкви всенощную отстоять. Чужим здесь и вправду неоткуда взяться – вокруг царева дворца на ночь пускают здоровенных свирепых псов, привезенных из Тебриза. Они волков берут один на один, а злодея живьем сожрут, не заметят. Ишь брешут… Да не так, как наши жучки – чуют чужого и заливаются. Коротко, веско гавкают – я здесь, а ты, прохожий, иди своей дорогой.

Вот и колокола зазвонили – повечерие служат. Вот сова растревожила воронов – разорались посреди ночи, напугать разбойницу тщатся. Без толку – ворон ночью не видит, ни улететь, ни отбиться не сможет, а сове того и надо… Слышь, хрипнуло да затихло. В птичий ирий душа ушла. У людей свой рай и свой ад, ни собак, ни коней, ни соколов туда не берут, так батюшка говорил в церкви. А скотов безгрешных ждут их синие небеса, утешают их девы-Лады, шьют новые шубки, подбирают новые перышки – так нянюшка говорила.

Ночь тянулась своим чередом. Луна ушла за деревья, сделалось зябко и тихо. Чтобы не уснуть, Никитка попробовал помахать бердышом туда-сюда, потыкать безропотный воздух. Нет уж, с луком да стрелами, или хоть бы с ножом точно способственнее. И сабля хоть и непроста, но понятна. А бердыш тяжелый, неловкий, и не срубишь с непривычки и не уколешь, а то и дернут из рук, уронят наземь. Нет, ко всякому оружию смекалка нужна! Отчего бы на караул стрельцов с пищалями не поставить, тех, кто военному делу справно обучен? Видать есть резон…

Ноги подзатекли, Никитка потоптался на месте, оперся о бердыш, прикрыл глаза – я ж не спать, прикорнуть чуточку. Все спокойно вокруг, только дубы шумят, ветер кроны качает, первые петухи прокричали… Солнце на небо выкатилось, золотыми лучами землю грешную озарило… Проспал?

Из окна башни, что тулилось под самой крышей, лился ослепительный свет – такой бывает разве перед закатом, когда небо закрыто тучами, а трава умыта дождем. Сияние струилось, текло, растворялось в сереющем ночном воздухе. Звучало… пение? Голос, не птичий и не человечий, выводил негромкую ангельскую мелодию, полную нездешней печали и запредельной радости – так душа поднимается на крылах до великого верха, невозможнейшей горней выси. Так стоишь на Пасхальной службе или выходишь поутру в сад и видишь, что яблони распустились, или слышишь, как плачут, прощаясь с родиной, журавли. На подоконнике сидело… чудо в перьях, сверкающих ярче пламени. Не журавль и не цапля и не заморский павлин – перья словно бы отлиты из чеканного золота, крылья горят на взмахе, хвост сверкает – да без дыма, без жара.

Никитка поморгал, протер глаза, перекрестился, прошептал «Отче наш», снова зажмурился. Скрежетнули железные ставни, стукнул засов, пение стихло и свет пропал – только наличники у окна чуть заметно золотились, будто присыпанные одуванчиковой пыльцой. Бес попутал, видать помстилось, или приснилось… разве только царевичу в ночь перед свадьбой снятся столь чудные сны.

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
18.08.2023 Н-ныть
17.08.2023 ​***
Архив записей в блогах:
Я пыталась, я честно пыталась! Подсматривала как ЭТО делает он сам, каким способом и какой результат у него выходит. Пыталась повторить его технику, пробовала копировать его движения, но итог ему категорически не нравился:( Я уже отчаялась! Вы не поверите, но моего мужа не устраивает к ...
Сильнейший обвал рынка с 3 марта 2014 (сегодня 9.5% падения к минимуму дня относительно закрытия предыдущего в сравнении с 12.5% обвала 3 марта 2014). В посткризисный период (с 2010 года) было лишь 2 дня с обвалом более 9% за день. Многие акции обновили или повторили рекорды снижения с ...
Мода, мода, мода. Сколько мы слышим это слово. А что оно обозначает? Мы решили задаться этим вопросом и окунуться с головой в Московскую неделю моды . Москва, центр, Гостиный двор, подиум. Каждый день обозревал новинки и уточнял у дизайнеров суть их задумки наш специальный ...
В 1970-х, один из наиболее известных в мире экспертов по сексологии, Зигфрид Шнабль (Siegfried Schnabl), отметил, что в обществе не существует формулировки сексуальной нормы. Шнабль открыто заявил, что под сексуальной нормой подразумевается одна из трех совершенно разных вещей. 1. ...
Никаких сомнений нет в том, что когда Циолковский рассекал на своем велосипеде по ...