ГЛАМУР АНТИГЛАМУРНЫЙ

Должна предварить этот бенефис объяснением: я ознакомилась только с первой частью сочинения, в которой Екатерина Бармичева описывает то, что происходило в "Иллюзионе" перед закрытым показом "Левиафана" (показ был устроен "Снобом" для подписчиков "Сноба"). Её кинокритические соображения я оставила без внимания, чтобы они не испортили впечатления, поэтому если кто-то реагирует на слово "Левиафан", - не надо на него реагировать, тут не про кино, не дойдёт до него дело.
Да, и ещё: потешаюсь я не над малолеткой, которая только-только освоила грамоту. Екатерина Бармичева - взрослая тридцатилетняя женщина (и мать; вдруг это важно). И ещё замечу, что на паре аналогичных снобических киносеансов я была, и никогда там ничего подобного не происходило; более того, снобические люди, которые были на "Левиафане" вместе с Екатериной, дают другие показания (в том числе профессиональный дизайнер; это важно).
ЕКАТЕРИНА БАРМИЧЕВА
Дождалась официального показа фильма «Левиафан». Рада, что посмотрела на большом экране. Всячески сопротивляясь, вложенному в сознание массовой истерией смыслу и значению картины, а также его определению - «чернуха», я шла от метро против сильного ветра, наперекор снегу с дождём в лицо, переставляя ноги по наледи в сторону кинотеатра чисто интуитивно, но с решимостью Зои Космодемьянской.
Никогда не была в Иллюзионе, хоть он и существует с 1966 года. Оказывается, знаковое место – до сих пор крутят старый репертуар из золотого фонда кинематографа, но и новых фильмов хватает.
Перед входом жмутся курящие девушки без верхней одежды. Через двадцать минут я окажусь в аналогичном положении, потому что гардероб кинотеатра находится в подвале, куда лишний раз спускаться не удобно. Пуховик на крючок, номерок в сумку, вверх по лестнице в фойе и к бару.
- Дайте, пожалуйста, бутылку негазированной воды, американо и шоколадку с фундуком.
- С вас 140 рублей.
- Всего-то?
- Вода и кофе бесплатно.
- Аааа… Приятно, спасибо.
Рядом с баром дегустация какого-то виски, решила, что обойдусь. Хочется посмотреть «Левиафан» трезвым взглядом.
Аккуратно протискиваюсь через толпу стильных интеллигентов вперемешку с гламурного вида богемой. Стараюсь раствориться в своей обычной черной водолазке и в классических брюках с такой же характеристикой, но выходит, что наоборот, выделяюсь.
Неодобрительные взгляды загорелых девушек с фигурно выщипанными бровями и ювелирно точно накрашенными губами задерживаются на мне ровно до того момента, когда я это замечаю, а потом незамедлительно и с презрением отводятся.
Взгляды мужчин в очках с роговой оправой, в хипстерских клетчатых пиджаках приталенных моделей или в свитерах толстой вязки, видно, что дорогих, но стремящихся к естественности, а не вычурности, содержат в себе, скорее человеческое любопытство, чем мужской интерес.
Мне показалось не честным наряжаться на это мероприятие ярко или как-то по-особенному, хотелось увидеть Левиафан не только в трезвом уме, но также и максимально не подверженной искусственным ценностям.
Высокие потолки, подпертые колоннами с лепниной, сверкающие массивные люстры, кожаные диваны и светлый полированный рояль. Официанты снуют с подносами, на которых мини-бутербродики с колбасой и солёной сельдью. Бутербродики популярностью не пользуются, зато маленькие пирожки идут на ура – избирательный гастрономический патриотизм.
Гул красивой толпы с периодически узнаваемыми медийными лицами, гул, который делится своим весомым мнением обо всём на свете и не даёт пробиться сквозь себя музыкальной импровизации Николы Мельникова. Пианист, пока его пальцы машинально бегают по клавишам, явно скучает. По большей части публика из тех, кто настолько пытается мимикрировать под высший свет, что невольно переигрывает. В такой обстановке ждать показа, до которого остаётся полчаса, тяжело. Несмотря на «раздетость» и холод, на улице комфортнее. Пока курю, вспоминаю другой показ – «Кино про Алексеева», на котором публика вели себя попроще. Вспомнила и Д. Быкова, который пришёл туда в помятом плащике и с пакетом из супермаркета. Сразу видно, заехал по пути, специально не готовился. Зашел, без ломаний дал интервью, скрылся в уголке и стал выуживать из своего пакетика виноградинки, тихо посмеиваясь в усы над тусовкой, попивающей бесплатное вино в изысканной манере. Здесь же позёрство и снобизм. Почти сразу как я возвращаюсь с перекура, звенит звонок. О, счастье.
Зал заполняется минут десять. За это время я успеваю подслушать рассказ о буднях престарелого мужчины, который всеми силами пытается казаться молодым. Сережка в левом ухе, обесцвеченные волосы со следами геля и формой намеренной, основательно зафиксированной растрепанности. Я не слушаю специально, но то, что долетает, вызывает отвращение: «Представляете, я спал на циновке – невообразимый опыт, …да, это был обычный деревенский дом, натуральная еда, они же вегетарианцы – чечевица прекрасна! …а по утрам йога – о, это много лучше психотерапевта, уверяю вас; …я ещё немного понаблюдаю за ситуацией в стране и уеду куда-нибудь, может, в Мадейру…» Манерность, самолюбование. Ох, дяденька, есть кое-что получше психотерапии и йоги, например, ежедневная разминка с шести утра на огороде с лопатой – ах, не романтично, не по статусу? Ну, извините. Я аж заерзала от нетерпимости, но сама же виновата, могла бы и не приходить.
Зал заполнился. Входят две девушки, или женщины, притворяющиеся девушками, я уже не могу понять, кто меня окружает. Заходят они в своих кожаных штанах, шелковых переливчатых блузах оригинального дизайнерского покроя и надувают и накачанные губки, потому что свободных кресел уже не осталось. Специально для таких опоздавших и обделенных защитой мягкой обивки своего седалищного нерва предусмотрены небольшие, но зато «новые и чистые» (по заверению организаторов) подушечки на широких ступенях лестницы по обе стороны от рядов. Девушек такая перспектива почему-то не привлекает. По пути к выходу, им всё-таки удаётся потеснить верхний ряд и остаться на сеанс просвещения.
Медленно гаснет свет, на экране проступает жизнеутверждающая надпись: при поддержке Министерства Культуры РФ.
Дальнейшее опускаю (в хорошем смысле).
|
</> |