Галька

Невозможно думать про мою дачную подругу Гальку другим словом.
"Галя" звучит только голосом её бабушки или мамы. Бабушка крупная, высокая, величавая. Глава семьи. Мама мелкая, сухонькая, с мелкими злыми глазами.
Гальку дома без конца ругали и строили.Ну, или мне так казалось.
Что ничуть не мешало немного ей завидовать.
Дачи были служебные, от кондитерской фабрики "Красный Октябрь". Большие дома, в которых сперва размещался пионерлагерь фабрики, а потом детский сад, разделили на несколько отдельных квартирок. Мама, бывшая на фабрике бесценной работницей - начальником машинописного отдела ( два человека, включая её) получила право первой выбирать себе жилплощадь, чем потом неоднократно хвастала дома.
Нам дали половину сруба с большой застеклённой террасой на восток. Галькина семья жила за стенкой, в точно такой же половине, но террасой на запад.
Ну разумеется, Галькина половина дома была гораздо лучше нашей, о чём я маме и сообщила раз двести. У них так красиво на закате!
На самом деле, это у них домашнее хозяйство было организовано лучше нашего: очень мало вещей, всё постоянно раскладывается по местам...
Мне и нравилось и нет: пусто, голо, по намытому до блеска полу проложены дорожки из темно-коричневой клеёнки.
Так не по-нашенски.
Но как же красиво освещало их террасу закатное солнце!
"Там под окнами веранда, качели и лестница. Все дети будут собираться и с утра до ночи галдеть.Та бабушка командирша, гаркнет, всех выгонит, наша не такая. Голова заболит, просто отдохнуть захочется, а тут дети!" -мамины объяснения были понятны и правильны, но мысль, что можно было жить окнами на закат грызла. В остальном Галькино житьё казалось куда хуже моего.
Во-первых, у неё было мало игрушек. Вот прямо пара кукол и всё.
Во-вторых, её странно одевали. Мама и бабушка шили угрюмые сарафаны из темного вельвета, вязали бесконечные унылые кофты из смеси старых ниток, а из каждых рваных на коленях колготок мама делала ей пару гольфов и трусы. В моем понимании это была какая-то прямо убогость.
Но главное- её заставляли читать. Она была годом старше меня и на момент нашего знакомства шла во второй класс, а я только в первый.
И каждый-прекаждый день под надзором бабушки усаживалась читать вслух потому, что в школе велели- плохо читает, надо тренироваться. Господи, какая же это была скучища! Иногда мне разрешали посидеть рядышком, я даже книжки её помню- "Гости с Двины", потом "Кондуит и Швамбрания". Потом- это через год или два, она долго плохо читала, еле продираясь сквозь слоги. Бедный, малолюбимый ребенок, каково ей было жить рядом со мной! А ведь дачная дружба - это именно жизнь вместе, все дни свободные, дачная банда то гоняет всей толпой, то делится на кучки, но мы-то с Галькой как сестры, в одном доме живём.
Много позже, лет в 13, знакомясь с мальчиками она лихо врала, что мы сёстры, ей 17, а мне 7. Верили. Она рано выросла, была сильная и высокая, я, напротив, мелкий задохлик.
И эту, вот, мелкую дрянь любили родители, а папа так и вовсе обожал. Надо мной тряслись - я нормально читала, зато, плохо ела. Не было удачнее проделки, чем отпроситься обедать к Гале, а там наврать, что уже пообедала. Отсидеть с ней вместе скучнейший обед и бегать потом до ужина голодной и свободной . Родители убивались , какая я худенькая и болезненная. Галькины тоже, вроде, беспокоились- орали, чтобы надела теплую кофту так, что умереть хотелось, не то, что простудиться.
Ну и ко всему прочему из меня же выращивали Надю Рушеву!
Папа прикрутил к стене доску на рояльной петле, снизу у неё была одна опорная нога, вполне себе раскладной мольбертик. Бумага, карандаши, краски- всё это сыпалось само, я даже не хотела ничего рисовального - всё было. Папа привозил из Прибалтики особую плакатную гуашь в длинных тюбиках и бесконечно ходил за мной с призывами: " Иди, порисуй!". Сама я потом усердно следила за тем, чтобы дочку порисуем не утомлять, чтобы это добровольно было.
Наверное, на второй год нашей жизни на станции "Отдых" в местном клубе организовали рисовальные занятия для детей. Чудесная педагог Зарина Константиновна читала нам самые лучшие книжки, а потом мы иллюстрировали услышанное. "Алиса в стране чудес", греческие мифы, "Мэри Поппинс", стишки детские отличные - чего только мы не услышали за длинным дощатым столом под липами! Думаю, это было лучшее лечение для Галькиного плохочтения. Мы вместе туда бегали, но вот рисунков её не помню ни одного. Ну, мне всегда про себя всё было интересней.
А ведь постоянно вместе рисовали. В какой-то год всех захватило рисование на коре. "Отдых" наш - сосновое место, всюду сосны стоят. И на участках их не вырубали, выкраивали местечки для грядок между стволов.
Снизу кора старая, тёмная, а сверху светлая, золотая. Там ветер отшелушивает разной величины пластинки. Розовато-коричневые, по краям янтарная плёнка. Форма бывает самая прихотливая. Кто придумал, не помню, но вдруг все стали эти пластинки собирать и рисовать на них цветными карандашами, обыгрывая форму коры, словно проявляя негатив. Хвастали, конечно, друг другу, сравнивали, у кого шибче получилось. Мигом набили по плоской конфетной коробке, самые удачные выносили показывать друзьям. Бабушки были очень довольны таким занятием- сидят дети тихо, рисуют, как умнички. Что творили эти дети в остальное время бабушкам лучше было не знать. Одно время лепили индейцев. Больших, каждый из целого куска пластилина. Так вот ни один порядочный индеец не обходился без собственного ножика. Для ножика нужен был гвоздь и рельсы с поездом. Понятно, да? До станции 20 минут ходу, на велике, так и вовсе рядом и вот уже все деточки, побросав велики в копчёную железнодорожную траву разложили гвозди на рельсах и сидят, как воробьи на пригорке, ждут поезда.
А сколько всего мы поджигали и взрывали! Целлулоид назывался "быстрогорячка", а полиэтиленовые игрушки " бижь-бижь". И, если кеглю , надетую на палку, можно было просто поджечь и носить, глядя, как капает кипящий полиэтилен - с таким именно звуком- бижь-бижь, то с быстрогорячкой были развлечения поинтересней. Галька утаскивала у бабушки валидол в металлической трубочке, гвоздем пробивали дырочки в дне, набивали ломаным целлулоидом, верх заплющивали и клали это дело в костёрчик. Ух, как оно летало и воняло!
Ну нет валидола, можно расческу из быстрогорячки поломать на зубья, завернуть в фольгу и туда же, в костер.
Удивительно, что развлечения бывали опасные или просто грубоватые - все часами резались в карты, или залезали за черникой-земляникой на запущенные участки ДСК "Красный бор" и я, твердо зная, что это плохо и так нельзя, тоже лазила, а потом терзалась угрызениями.)))
Так вот, всякое такое, простое и "нехорошее" отлично сочеталось у нас с хорошими ролевыми играм и даже редкими театральными постановками, хотя выходила совевршеннейшая ерунда, конечно. Как-то я придумала смешивать пластилин -можно было добиться очень интересных и нежных цветов и мы упоённо кинулись лепить кукольную еду- торты и пирожные. И это Галька придумала делать на них сахарную пудру из маминого талька. С ней же мы ловили жуков бронзовок. Их было великое множество на зарослях таволги и рябинника, и они отлично жили в банках, охотно питаясь киселём.
У меня вся природная красота всегда вызывала некий зуд - хотелось что-то с этим сделать. Не то сохранить как-нибудь навековечно, не то изобразить так, чтобы другие увидели то, что я вижу- как прекрасен мох, например, или из каких замечательных штук состоят лишайники...
Да это не только у меня, ссейчас, вон, заливают жуков и бабочек акрилом, и корявые деревяшки тоже, потом пилят и полируют и получается, в целом, фу, но что-то и вполне годное встречается. Тот же мох сейчас можно купить стабилизированный. Я с удовольствием использую в зимнем декоре.
Вот бы такое в детстве было! Мы много, очень много мастерили.Не было, конечно, термопистолетов, но у нас в ход шла проволока, жесть, изолента. Многое собирали на помойке.Ну, скорее, это была маленькая свалка, мы её с интересом обследовали.
Там же прозвенел первый звоночек- Галька нашла стакан и со всей дури вдруг кинула его в ржавое звено батареи. Нас человек пять там стояло рядом, мне осколок стекла прилетел в голову, повыше лба. Кровь полилась не фонтаном, конечно, но рубашка спереди сразу промокла вся.Отлично помню, как меня вели под руки домой, кто-то сзади вел велики и вся это процессия предстала перед бабушкой, мирно чистившей на крыльце картошку. Умная бабушка сразу же отправила меня к детсадовской медсестре- фабричный садик был на нашей Лучевой улице, прямо напротив наших участков.
Ранка была небольшая, промыли, засыпали стрептоцидом и отпустили домой. Мама долго возмущалась Галькиным поступком, вопрошая, непонятно кого ( а возмущалась она исключительно в кругу семьи) что же должно быть в голове у девочки, кидающей рядом с детьми стеклянный стакан в батарею. Девочке было не меньше 10 лет. Вот сейчас я думаю, что в голове у неё бурлила горечь и тоска - примерно тогда её родители развелись, хотя и до этого папа не часто на даче появлялся, мать с бабкой её поедом ели.
Но мы тогда не поссорились. По-прежнему вместе шили , мастерили, играли в куклы. Зимой перезванивались, подолгу вися на телефоне.
Но Галька вырастала из меня, причём, в обычную такую сторону, куда мне смотреть было скучновато.
Нет, я тоже с удовольствием красила за компанию ногти самодельным лаком. Если измельчить бритвочкой малиновый грифель и размешать его в клее Суперцемент отличный же лак получается! Но дальше Галька уже совсем изменилась, стала курить и за ней толпами гонялись местные мальчишки и ей это очень нравилось.
На тот момент у меня не было велика. Школьник я переросла, взрослый никак бы не потянула- я лет с 7 до 13 почти не росла почему-то. У Гальки был отличный Минск мятного цвета и она не только запросто справлялась со взрослым мужским великом, а и меня возила на багажнике. И нередко я становилась свидетелем ухаживаний местной шпаны, а это было ну совершенно не интересно!
К концу того лета наше несходство достигло пика и пик этот запросто мог бы стоить мне жизни.
Останки детсадовского инвентаря были на наших участках повсюду. У забора стояла гигантская деревянная лодка. Когда-то в неё перетаскали песок из большой песочницы, все нередко там играли. Не вспомню точно, сколько мне было лет - 11 или 12, но и я с удовольствием строила со всеми замки, дороги и секретные подземные ходы.
Подошла ко всем Галька, брезгливо посмотрела на совочки, принесла садовую лопату. Ну она же со свзрослого человека ростом, чего ей игрушечными совочками играть? И принялась копать чуть в стороне. Потом остановилась, с удовольствием потянулась - во, какая большая и сильная! И, от избытка жизненных сил метнула свою лопату, как копьё над головами всех детей, вереницей сидевших в длинной лодке. А я в этот самый момент вставала и моя переносица встретилась с черенком летящей лопаты. И только потому, что лезвие лопаты летело мимо меня вертикально, пишу я сейчас эти мемуарчики.
Лети та лопата лёжа, раскроила бы мне башку напополам. Я тихо пошла домой, рассказала бабушке, что стукнулась лопатой и легла полежать. Родители встревожились, но не так, чтобы уж очень- наутро мы сперва сходили за грибами в ближний лесок- да чего там, это 2 километра ( я сейчас по карте померила), а уж, набрав маслят, поехали в Москву, где меня уложили на неделю в Морозовскую больницу. Сотрясение и перелом переносицы.
Вот после этого мне родители запретили с Галькой дружить и близко подходить.Я страшно огорчалась и тосковала.Начавшиеся зимой мигрени я никак с подругой не связывала - сотрясение могло как угодно приключиться, Гальку я любила и жизни без неё не мыслила.
Как мы прежде бежали друг к другу, приехав весной на дачу!
Как в кино, раскинув руки неслись, обнимались, бежали на наши качели и не могли наговориться!
И всё кончилось.После тех мигреней, по совету врача мне завели собаку- фокстерьерицу Тедика. Думаю, это было последней каплей- Галька стала сама решительно меня сторониться.Тогда ведь о собаках почти все мечтали и мы с ней тоже, конечно. Бедная, скольких огорчений я ей стоила, ничуть того не понимая! Раз мой папа явился с работы с букетом гладиолусов- для Танечки купил, смотри, какие красивые.
Я, конечно, только фыркнула на букет- известное дело, сейчас в вазу воткнут и заведут своё "порисуй-порисуй", а Галька убежала и на следующий день не выходила, а её бабушка трагическим голосом сообщила, что Галя весь день проплакала!
На месте моей мамы я бы больше внимания уделяла ближайшей подруге дочери. В те годы мама чаще всего весь отпуск проводила на даче. Но, с удовольствием отмечая все Галькины недостатки, она ни разу не подумала о том, чтобы что-то поправить, как-то девочку согреть, хорошую игру придумать для всех. С нарисованными кулами раз была история- рисовали одёжки у нас на террасе, Галька собралась домой, а я не могла найти куклу-мальчика, нарисованного мамой. Мама оказалась рядом, велела хорошенько посмотреть в моей коробке, потом в Галиной, потом обратила внимание на то, что она, открывая крышку, прижимает к ней листок бумаги и мигом нашла под ним мою куклу. Внешне эта история никакого продолжения не имела, сказали, что случайно туда попал, но мама потом с торжеством в голосе много раз рассказывала, как спасла драгоценную куклу. Листок бумаги да карандаш - кто ей мешал нарисовать чужой девочке такого же?
Галька, всё же неплохо ко мне относилась, но подсознательно, конечно, злилась за многое.
Со временем я и сама бы от этой дружбы отошла- курить с Галькой я не стала и всякие её любовные переживания меня ничуть не трогали.
Помню, однажды она задумчиво рассказывала, что если новенькая девушка приходит на танцы (какие танцы, где? Кто ей такое рассказывал?) и её приглашает парень, то он, если она откажется танцевать, даст ей в морду, а, если согласится, то после танцев в морду дадут местные девушки. И это вызвало такой тягостный ужас перед другой действительностью, которой я не знаю и знать не хочу!
К счастью, началась художка и я унырнула в новую жизнь. Настоящую свою. Писать этюды и собирать насекомых было лучше одной, а на великах я теперь каталась с младшей частью нашей компании.
А потом Галькиной семье дачу давать перестали, на их место приехала другая семья.
|
</> |