Филипп Купчинский о русско-японской войне. Часть II

kibalchish75 — 15.08.2025 Из книги Филиппа Петровича Купчинского «"Герои" тыла. (Очерки преступной деятельности чинов интендантского ведомства во время русско-японской войны)».

У Конан-Дойля есть бульварный уголовный роман «Пропавший поезд». Там описывается, как экспресс, вышедший из одной станции, на другую не дошел и его не могли найти на всей линии. После оказалось, что по заранее приготовленному подъездному пути поезд был подведен к краю пропасти, куда, ринувшись с полного хода, разбился в прах.
Фантастическая и совершенно невероятная фабула этого романа бледнеет перед изумительными проделками с отправлявшимися на войну товарными вагонами и целыми поездами с дорогими казенными грузами.
Один поезд, отправленный спешно в Харбин с госпитальными вещами, очень нужными в армии, где огромное количество раненых требовало быстрых доставок госпитальных и медицинских принадлежностей, и еще кроме госпитальных вещей груженый бунтовыми и вьючными брезентами, исчез.
О поезде после Омска сведения вдруг терялись. Тщетно посылались телеграммы за телеграммами по станциям; не удавалось нигде обнаружить существования поезда.
В окружном интендантском управлении по этому вопросу скопилась любопытная и немалая переписка, состоящая из телеграмм, донесений, докладов, запросов и проч.
И эта куча бумаг — все, что осталось от таинственно исчезнувшего поезда!
Управление запрашивало генерала Парчевского, требуя оправдательных документов по делу пропажи поезда, или же сведений о местонахождении поезда. Парчевский отвечал, что ничего не может дать и сведений о поезде не имеет. Не имел сведений о поезде также и генерал Надаров.
Поезда так и не нашли, а дело о его пропаже «замяли".
Но один поезд это еще не так много!..
В апреле месяце 1906 года действительному статскому советнику Калтановскому было поручено совместно с агентом дороги разыскать ни более ни менее как 6.000 пропавших вагонов!.. Вагоны не прибыли, как то надлежало, в Харбин, куда были отправлены...
Найдены были только 5.000 вагонов, но, говорят, без товара...
Шестую тысячу вагонов разыскивал генерал Губер еще зимою 1906—1907 года, но безрезультатно.
…говорят, что были особые тупики, куда загонялись вагоны, перекрашивались (ставили другую дорогу, другой номер, другое клеймо) и отправлялись дальше, где содержимое и продавалось частным лицам «за ненахождением владельцев»...
…иногда вагоны просто-напросто перегружались, и товары меняли владельцев, из коих один оставался конечно очень недоволен, другой же весьма выигрывал.
Мне передавали, наконец, что вследствие соглашения известных лиц, прикосновенных к движению поездов и заинтересованных в их исчезновении, удерживалась аккуратно известная часть вагонов для надобностей частных предпринимателей, удерживалась и распродавалась…
Генерал Ухач-Огорович.
Среди видных, ярко отличившихся «героев» тыла это настолько замечательный и любопытный «герой», что в тылу даже часть фамилии его стала нарицательной, и людей, похожих по складу натуры на этого генерала, звали «ухачами»...
Будучи начальником транспортов, ответственность он нес немалую.
Вместо… 2.000 транспортов Ухач-Огорович приготовил всего 1.500.
Справочная цена на арбы с тремя лошадьми была сперва 400—500 р.; позже же она дошла до 700 рублей.
Арбы раздобывались по соседству, и с хозяевами их Ухач-Огорович должен был расплачиваться ежедневно из авансовых сумм, расписки китайцев в уплате им денег вшивались в дело... Расписки представлялись на китайском языке и по поводу них бывало немало разговоров и недомолвок с теми, кому по долгу службы надлежало их просматривать, проверять и накладывать пропускные штемпеля.
Однажды проверявший китайские записки Ухача-Огоровича чиновник наткнулся на странное поразившее его недоразумение. Целая серия расписок была выдана на меньшие суммы, чем оговаривалось. Скажем по расписке NN по-русски написано «выдано такому-то китайцу столько-то», при переводе китайского текста сумма оказывалась меньшей на 10 руб.
Попросили объяснения Ухача-Огоровича, после того как такие «неточности» стали повторяться изо дня в день.
Ухач-Огорович много сердился и упрекал в резких выражениях чиновников за то, что они не дают ему возможности успешно заготовлять, портя общее дело. Десятирублевые разницы участились...
Арбы, купленные Ухачем-Огоровичем, осматривались особой приемной комиссией с представителями контроля.
Комиссия на площади, где длинной вереницей медленно проходили закупленные арбы, осматривала их довольно бегло...
Часто пропускались арбы, никуда не годные.
Лошади были очень плохи...
Иногда кто-нибудь из комиссии указывал, что лошади не годны; их тут же выпрягали, но после... незаметно впрягали вновь сзади и лошадь тоже снова осматривали и — если не проходила во второй раз благополучию, то проходила благополучно в третий и четвертый разы.
При первых случаях пользования арбами они оказались очень плохими; лошади были измучены, жалки и бессильны и арбы стары и негодны.
Через месяц после приемки сам Куропаткин… обратил внимание, что в арбах лошади бессильны, почему ничтожна грузоподъемность арб. Было обвинено ближайшее начальство, пропускавшее арбы...
Громадная часть лошадей была признана настолько негодными, что было приказано немедленно прекратить выдачу им фуража и перепродать за бесценок китайцам на кости и кожу по 2—3—5 рублей (казне лошади стоили 120—200 руб.), 25 проц. лошадей малогодных было приказано поставить на подкормку.
Тем не менее никаких взысканий но было... Ходили слухи, что члены комиссии «за работу» получали 40 руб. с арбы; много странных симптомов почти подтвердили эти слухи.
…Ухач-Огорович… произведен из полковников в генералы.
Интересно, что до ляоянского сражения, т. е. летом 1904 года, казенными транспортами Ухача-Огоровича не пользовались почти совсем. Отчасти вследствие непригодности лошадей, а отчасти... вследствие экономии фуража... За этим последним уже следил сам Ухач-Огорович.
И вот как он следил.
«За недостатком» казенных транспортов (прокорм одних негодных лошадей стоил 8.000 рублей в день) он нанимал «вольнонаемные транспорты», которые ставились им в счет.
На негодных же транспортах очевидно делалась г. Ухачем солидная экономия!..
Около 30 начальников транспортов… «отличались» тем, что все имели большие деньги…
Генералу Ростковскому, печатно отрицавшему мое заявление, что он едет в Иркутск со «своими» людьми, посвящаю особенно нижеследующее повествование о том, как в его ведомстве свои люди устраивали и до сих пор недурно устраивают своих людей.
…были случаи, где генерал Ростковский положительно покрывал людей сомнительных, чтобы не сказать сильнее.
«Свои люди» и «не свои» имели и имеют в интендантском ведомстве разные права и разные судьбы.
Напомню генералу Ростковскому историю с генералом Козловым...
По объявлении войны нужно было назначить торги на консервы; в главном интендантском управлении многое зависело от Козлова: установление окончательной цены, количества, срока, и проч. На завод Кольберга в Ригу был командирован офицер для переговоров о крупном заказе в 3—4 милл. коробок консервов для войск. Посланному офицеру заявили совершенно положительно, что генерал Козлов написал Кольбергу письмо, где указывал, что ежели мол Кольберг не даст известной суммы… в пользу его, Козлова, то он, Козлов, этого подряда не устроит. Генерал Козлов после печатно отказался от этого письма и заявил, что привлекает к суду за «клевету». Каково же будет его удивление, если на суде выяснится, что сохранены и другие подобные этому его письма.
Письмо Кольберг представил генералу Ростковскому, который не только дело замял, но и предоставил Козлову довольно ответственный пост в тыловом интендантстве...
Мне бы хотелось напомнить генералу Ростковскому еще один случай...
Я говорю о ротмистре Ивкове, который был казнен перед войною за перепродажу Японии наших военных тайн.
Этот офицер, служивший в интендантстве, еще до того, как его стали подозревать в сношениях с Японией, попался в служебном подлоге, о чем знал Ростковский, но, как он сам после сознался… он тогда ошибочно простил его.
…меня изумляют бесчисленные примеры назначений в интендантство тыла людей ненадежных, которым явно он покровительствовал...
Достаточно только примера недавней войны, чтобы сказать определенно как несправедлив и пагубен подобный протекционизм там, где должна быть расценка и назначение людей по степени их близости к главному начальнику...
Близкий знакомый Ростковского коллежский асессор Чупрунов назначен исправляющим должность корпусного интенданта 13 армейского корпуса, то есть, не взирая на его небольшой чин и полную неопытность, получил генеральскую должность…
Репетитор детей Ростковского, молодой человек Шушкевич, назначен Ростковским столоначальником вещевого отделения главного интендантского управления, а капитаны, кончившие интендантские курсы, обойдены.
Приехавший из Маньчжурии родственник Ростковского капитан Пташицкий сразу назначен столоначальником главного управления.
Друг Ростковского капитан Микини, недавно произведенный в подполковники, назначен им постоянным членом технического комитета, эта должность генеральская, 5-го класса.
/От себя: далее следует огромный перечень подобных примеров/.
Если в маньчжурских армиях по расхищению денег работали целые хорошо организованные товарищества, начиная от высших чинов и кончая подпоручиком или коллежским регистратором, и расхищенные деньги немедленно большинством пропивались в харбинских ресторанах и кафе-шантанах, то в том месте, о котором я хочу сейчас говорить, делалось как раз наоборот: не было хорошо организованных товариществ и банд, зато дело находилось в одних сильных и крепких руках.
В Сибирском военном округе, в районе от Омска до Байкала, был сформирован целый ряд разных госпиталей... Всеми упомянутыми госпиталями управлял генерал-майор Хлыновский, именовавшийся начальником санитарно-эвакуационной части в Сибирском военном округе... Этот пресловутый генерал во время минувшей войны не мог специализироваться на своем посту и обратился в форменного купца: поставлял для госпиталей муку, крупу, чай, сахар, зелень, мясо и прочие продукты — это для больных, а для других нужд госпиталей поставлял кровати, лес, дрова и иные материалы. Для более широкой и выгодной, конечно для себя, поставки всех вышепоименованных продуктов и материалов генерал Хлыновский мечтал, если война затянется надолго, расширить сферу своей деятельности настолько, чтобы заработок в его пользу был бы минимум 50—75 проц. Этого генералу Хлыновскому достичь было нетрудно, так как все продукты и материалы перевозились бесплатно в санитарных поездах, а цены на эти про-дукты генералом былп установлены баснословно высокия. Заручившись согласием высшего начальства на бесплатную перевозку продуктов и др. материалов в санитарных поездах, генерал Хлыновский не преминул и тут воспользоваться этими поездами для своих личных целей. При переезде его из Омска в Иркутск, где впоследствии было сформировано управление санитарно-эвакуационной частью, целые санитарные поезда везли имущество вышеупомянутого генерала, именуя его казенным грузом. Один из таких поездов совершенно случайно был осмотрен ревизором из Петербурга, ехавшим на Дальний Восток, и тогда об этом случае много говорили, но дело, конечно, как почти всегда в таких случаях, никакого дальнейшего направления не приняло, и вещи генерала благополучно доехали до Иркутска. Совершению другое было с жителями гор. Иркутска. С громадным трудом можно было городской управе добиться у покойного генерала Левашова разрешение на перевозку необходимых продуктов для населения г. Иркутска, так как таковые давались с «большой осторожностью» или вернее по сильной протекции и то больше для перевозки в армию водок и наливок разных наименований. Несколько раз многим приходилось наблюдать толпу в тысячу, а иногда и больше людей, осаждающих какую-нибудь лавчонку, в которую только что привезли «по милостивому разрешению» вагончик муки. Продажа производилась не больше, как по одному пуду на человека. При таком порядке и массе голодных людей, желающих купить себе пропитание на один или много три, четыре дня, были неоднократные случаи, что в день распродажи один—два человека уберутся на тот свет — это из-за куска насущного хлеба, а в санитарных поездах везли бесплатно богатую комфортабельную мебель генералу, который, перебравшись в Иркутск, прежде всего открыл, специально для госпиталей, свою лавку, посадив в нее офицеров и чиновников. После открытия этого, как казалось генералу, небольшого дельца, не удовлетворяющего его большому аппетиту, он принялся на месте скупать живой скот для убоя. Затем он послал одного «опытного» своего приближенного «капитана» (прапорщиков запаса звали капитанами) в Монголию для покупки там скота. Прибывший из Монголии скот, а также и купленный на месте, генерал поместил для откармливания на одном из островков реки Ангары… и заставил этого же капитана хранить скот, как зеницу ока, а в помощь ему для наблюдения за пастбищем назначил чиновников, которые смиренно и терпеливо несли несложные обязанности пастухов, что несовместимо не только с званием, но и воинской дисциплиной. Изредка, и то в начале и втихомолку пастухи выражали свое неудовольствие на генерала, а затем смирились с своим новым положением и замолчали. Грозный генерал не слышал их ропота и продолжал свою широкую коммерческую деятельность. Недалеко от Иркутска к Байкалу Хлыновский облюбовал участки земли с лесом и энергично принялся его сводить (рубить), посылая туда для сплава леса офицеров и чиновников (поди казенные — выгодно). Последние на свою судьбу так не роптали, как пастухи, пасшие генеральские стада, а наоборот, очень умиленно усмехались и, потирая рука об руку, говорили: «как прикажет его превосходительство». Факт ясен, почему последние так смирялись пред роком своей судьбы. Тактику лесоводов, по-видимому, переняли и пастухи: мясо, бывши еще «на корню», уже испортилось и его пришлось приказом по санитарно-эвакуационной части уничтожить, предварительно проделав с ним всю бумажную махинацию и доведя его стоимость до 8—9 руб. за пуд, что для Иркутска очень дорого, а тем более свое покупное —  живьем (на базаре мясо продавалось 5—7 руб., а некоторыми госпиталями было законтрактовано от 6 до 6 руб. 75 коп. за пуд; впоследствии генерал обязал все госпитали покупать мясо у него, хотя бы даже стоимостью и дороже). Приказ по санитарной части был отдан самого повинного характера: перечислив в предисловии порядок, почему обошлось так дорого мясо, приказ объясняет, что скот покупал капитан и благодаря его неопытности, но отнюдь не от нерадения и других каких-либо причин произошла порча мяса, а потому убытки принять на счет казны. О лесе генерал умалчивает. Там видимо уж слишком было много того, о чем нельзя писать в приказах, поэтому генерал прибегнул к бюрократической (формуле: «сделать под шумок». Собственная генеральская лавка давала немало дохода, но этого генералу казалось мало и он, как я сказал выше, все время стремился расширить сферу своей деятельности и энергично занялся поставкой в госпитали кроватей. Всех подрядчиков и поставщиков генерал принимал всегда неизменно в своем кабинете, который после входа в него подрядчика или поставщика запирался на ключ и даже самые близкие генерала не посвящались в эту великую тайну. Как только в печать проникли частные слухи о мире, генерал, не теряя ни одной минуты времени, спешно едет по госпиталям, которые только еще в зародыше, и приказывает главным врачам (личный состав уже существовал) подать ему сейчас же рапорты об открытии госпиталей (сводных) и возможно на большее число мест больных, дабы этим показать свою деятельность, а главным образом сбыть побольше кроватей, от которых добрая половина дохода нашла себе место в генеральском кармане. В этом направлении генерал ушел далеко и до того изощрился в своих коммерческих предприятиях, что даже в среде своих служащих (в управлении санитарной части) учредил что-то вроде спекулятивного предприятия. Для этой цели генерал Хлыновский в своем управлении насадил целую серию зауряд-чиновников с содержанием от казны по 37 руб. 50 к. в месяц каждому… а от интендантства требовалось всем положенное шт. содержание, как классн. чинам, с окладами не менее 105—125 руб. в месяц. Вы спросите: что же из этого? — остатки останутся в казне! Вот тут-то и беда: остатки эти расплылись без остатка. На остатки генерал Хлыновский утвердил в управлении санит. части «чаепитие» с булками и вкусным завтраком. Если и после этого были еще от этих сумм остатки, то их со спокойной совестью делили крупные люди между собою, обходя наградой грошовых тружеников — зауряд-чиновников. Впрочем некоторым из них давали к празднику Рождества по 25 руб., в редких случаях и то избранным («пастухам», «лесоводам») давали сравнительно больше. Так ценил генерал Хлыновский труд своих подчиненных, эксплуатируя их на каждом шагу. Далее генерал занимается постройкой шатровых госпиталей, для которых шел лес из его дач. Только что соорудили внешнюю оболочку упомянутых госпиталей, без всякого внутреннего их оборудования, Хлыновский торжественно производит их открытие и в этот момент получает по телеграфу из Петербурга благодарность. Труд будто бы оценен по заслугам, и генерал торжествует. Вдруг немного спустя после всей этой церемонии… поднимается маленькая буря, и все шатровые госпитали уносит в реку Ушаковку, по берегу которой они были выстроены, погребая в ней казенные деньги, затраченные чуть ли не 40 тысяч рублей на каждый, «а еще больше погребено казенных денег в генеральском кармане, где они нашли себе прочный и вполне надежный приют» — пишет мне один мой корреспондент.
Кроме офицеров, у генерала Хлыновского были любимчики чиновники, к которым он особенно благоволил. На одного из таких укажу, на титулярного советника Космана, который настолько был приближен к генералу, что по разным его поручениям разъезжал то в действующую армию, то в Петербург, то в разные другие места, и за все эти проезды получал прогонные деньги, тогда как другим выдавались предложения...
Теперь генерал Хлыновский, получивший орден, назначен на видную должность в Нерчинский округ.
Не лучше были и сподвижники Хлыновского... В поручаемом им деле царил всегда полный хаос, от которого страдали больные, раненые. Было ясно, что все эти люди собрались сюда только для наживы...
Можно сказать смело, что в тылу большие и малые «ухачи» и «герои» старались нажиться буквально на всем. Исключительная обстановка войны давала к тому множество удобнейших случаев. Риск, к которому так странно привыкали на войне самые слабые и трусливые люди, царил и в тылу с исключительной силой. Ежедневно по многу раз люди мало и много чиновные, бедные и богатые, скромные и беззастенчивые… ставили на карту свое доброе имя, свой мундир, свою должность, свое жалованье, средства, порою всю свою жизнь.
Наблюдая с завистью харбинские вакханалии… люди, которых прежде не касались, может быть, никогда «порочные» инстинкты недоброкачественной наживы, изощрялись в творчестве легкого, безопасного и верного обогащения...
В эту несчастную войну большинство чувствовало себя не на своем месте, даже те, кто думал просто принести пользу родине, отбросив все личные интересы, и те в силу господствовавших в армии веяний почувствовали себя лишними, обиженными и оскорбленными. Что же можно сказать про тех, которые шли по обязанности? …что делалось в маньчжурской армии, какие меры принимались главнокомандующим генералом Куропаткиным, чтобы воодушевить вверенные ему родиной войска? Ослепленный выпавшим на его долю жребием, убаюканный предсказаниями и славословиями газетных пророков, упиваясь достигнутым положением и лестью… генерал Куропаткин в числе факторов успеха полагал обаяние своей личности, но суровое время доказало противное и жестоко разбило мечты.
Кто видел на харбинском вокзале сцену 12 марта 1904 г. — торжественный въезд, быстрое смещение местных властей и немедленное замещение их вновь прибывшими, совершенно неизвестными лицами, грозный палец командующего перед носом китайского сановника, — тот сразу почувствовал, что на границе Маньчжурии оставлены все прежние заслуги, вся прежняя служба, и что для дальнейшего преуспеяния и удовлетворения своего честолюбия нужно идти новыми путями, считаясь с установившимся на наших окраинах режимом, основным принципом которого были родственные связи и благоволение начальства...
Офицеров генерального штаба засадили за штабы, а важные отделы военного управления поручили случайным людям. Даже начальник штаба, генерал Сахаров, играл более роль политического буфера на случай отступления в Петербург, чем деятельного помощника.
Ближайшими сотрудниками генерала Куропаткина были люди совершенно неизвестные, подчас необразованные, неразвитые; эти лица заслоняли главнокомандующего от всего, что было в армии талантливого и знающего. Были генералы, послужной список которых кратко свидетельствовал, что все образование генерала исчерпывалось прохождением курса юнкерского училища. Последнее обстоятельство в глазах названных и окружающих имело особо важное значение, постоянно выставляемое на вид не только подчиненным, но и совершенно посторонним лицам, и показывало, что для занятия любой должности в штабе командующего армией не требовалось никаких сведений и знаний. Один генерал в блаженной невинности откровенно заявил: «Вот я и мало учился, а как высоко пошел; правда, я — самое близкое лицо к командующему, ближе меня никого нет» и т. д.
Таким людям поручались главнейшие отделы полевого управления: вероятно, военные историки отдадут им должное в своих исследованиях, я же со своей стороны постараюсь нарисовать картину последствий назначения интендантом армии генерала Губера и приглашения подрядчика Громова, и подчеркиваю игнорирование генералом Куропаткиным, — человеком, впитавшим академические истины, — военного опыта и выводов современной науки и обращение к первобытному среднеазиатскому способу довольствия армии. Присутствие такого крупного заготовителя, как Громов, потребовало даже изменения «Положения о полевом управлении войск»... Громов пользовался особыми преимуществами перед всеми другими поставщиками. Присутствие этого комиссионера в штабе командующего дало и более мелким управлениям предлог обзаводиться таковыми же: мало того, во многих интендантских управлениях вопреки существующему закону была допущена совместная служба родственников... Некоторые интенданты их везли вместе с комиссионерами… Благодаря такому положению дел, в Маньчжурию поехали все, решившиеся так или иначе поправить свои обстоятельства, денежные и служебные. Ехали, пренебрегая своим служебным положением, ехали, чтобы быть в подчинении у младшего, и еще имели смелость уверять, что делают это из желания послужить родине. Были генералы… что ехали занять интендантскую должность и быть в подчинении у младшего… несмотря на двукратное напоминание высшего начальства, которое весьма прозрачно указывало на неудобство таких служебных отношений. Мог ли быть толк от их деятельности, раз, ничего не видя, они уже поступались своим самолюбием, которое у всего образованного корректного мира считается могучим средством и порукой за добросовестность лиц, им обладающих? В Германии, например, если обойденный офицер остается на службе, его просто изгоняют. Но в маньчжурской армии было все возможно — тут были свои принципы, свои взгляды, свои отношения.
Подобранные таким образом сотрудники немедленно открыли свою деятельность. Насколько она была полезна, указывает перечень описанных мною преступлений; насколько она осталась безнаказанной, свидетельствует то обстоятельство, что никто из главных действующих лиц не привлечен к ответственности и лишь изредка, как раскат отдаленной грозы, выплывает дело какого-нибудь третьестепенного участника. Китайская война 1900 года сделала свое дело, не дав организации деятельности, не дав опыта для ведения хозяйства надвигавшейся японской войны, она дала громадный опыт в искусстве выходить сухим из воды, в производстве разных «комбинаций», техника которых достигла невероятной высоты.
Закутивший, растративший казенные деньги корнет делает зло, но зло поправимое, так как зло сделано отдельным лицом под влиянием печально сложившихся обстоятельств. Гораздо опаснее, когда в деле хищения принимает участие шайка холодных исполнителей, действующая под влиянием сложившихся обстоятельств и сама создающая эти обстоятельства, для чего искусно определяет между собою роли. Ведь нельзя предположить, что торговля вагонами была действием единичного лица, что в потерях сотен вагонов была вина какого-нибудь смазчика!..
Главный вред присутствия комиссионеров заключался в образовании лишнего звена в длинной цепи посредников, в наличии лишних людей, усиленно набивающих цену и связанному с этим искусственному повышению цен.
И это было преступление... Только институтом «своих людей» при главной квартире и всюду в армии явно поощряемых Куропаткиным, окруженным «своими» можно объяснить то, что творилось там.
Помимо недобросовестности, помимо хищений, организованных сознательных малых и больших проступков, была непростительная, изумительная небрежность, неряшливость как в делах больших и значительных, так и в малых...
Невольно бросается в глаза черта личной слабости генерала Ростковского, уступая которой, он явно чрезмерно склонен раздавать высшие и ответственная должности людям с «прошлым»…
1) Ротмистр Ивков попался в нехорошем деле, по преклонил пред Ростковским колена, облобызал его начальническую десницу (это буквально, и такого человека ген. Ростковский считал офицером!) и был оставлен им на своей должности, после чего попался в передаче секретных бумаг японцам...
2) Полковник Сокол в бытность свою заведующим продовольственными заведениями в Харбине попался в крупных мошенничествах и сразу после этого, еще до окончания войны, был назначен на высшую должность — главного смотрителя кременчугского вещевого склада.
3) Полковник Антонов сильно скомпрометировал себя во время своего нахождения председателем симбирской приемной комиссии и, несмотря на красноречивый рапорт о его деяниях со стороны помощника Казанского окружного интенданта полковника Завадского, получил, как бы в награду, высшую должность — главного смотрители хабаровского вещевого склада.
4) Подполковник Томин стяжал себе на Дальнем Востоке (совместно с генералом Федоровым) позорную славу беглеца, клеветника и доказанно бесчестного человека, — и назначен на высшую должность.
5) Генерал Козлов письменно потребовал себе с владельца консервного завода Кольберга некоторый процент на поставку в казну консервов, был уличен в этом и — был командирован на «ту сторону Байкала»...
Наконец, чисто Фамусовское назначение на лучшие места родственников и близких людей… не показывает ли, что Ростковский не отделяет службы от дружбы?
Наряду с этим полное затирание лиц, окончивших интендантский курс, бывших во время войны на ответственных должностях и зарекомендовавших себя с лучшей стороны...

Оставить комментарий

Популярные посты: