«Дома горят, но наш пока вроде цел»

«Суслик. Старенький уже. Бежал за нами, за машиной, когда мы уезжали»

У спортивного центра «Космос» — очередь, которая начинается от входа и вереницей тянется дальше по тротуару. Я насчитываю не меньше ста человек. Бабушки в цветастых халатиках и тапочках, дед на костылях в футболке, домашних штанах и шлепанцах. Под ногами носятся дети.

«Леха! Ле-ха!» — мужик затягивается сигаретой, долго смотрит в сторону соседа. Тот его сначала не видит, потом замечает — мужик расплывается в улыбке. Жмет руку и крепко к себе прижимает: «Привет, кричу тебе, кричу уже пять минут, думаю, нехай буду кричать, пока не заметит. Ты давно стоишь?» Рядом женщина в футболке и шортах, тоже с сигаретой, говорит по телефону: «Мам, ну ты мне уже второй раз про эти фотографии. Я микроволновку и тостер с Владиком еле утащила, еще фотографии бы там искала сидела, ну да, конечно… Да, ты вчера мне рассказала, я вообще в шоке была, его Бог спас, наверное. А спал бы — и не проснулся».

На улице — плюс 25 градусов. Голову сильно припекает. Рядом дежурят машины МЧС. В теньке под елкой — большой ящик с бутылками воды. Спасатели устанавливают тенты, бабушки уже стоят в очереди, чтобы сесть под ними на скамеечку, спрятаться от палящего солнца. Блондинка в темных очках заканчивает говорить по телефону, кладет его в сумку, теребит крестик, и тут вдруг обращается ко мне:

Кто-то что-то забрал [из вещей]? Я ничего не забрала. И ехать, понимаете, за этой стиральной машиной, когда там прилеты без конца… Вот есть смысл лишиться жизни или получить увечья, чтобы чайник забрать?»

Рядом с нами на бордюрчике, в сиреневых ирисах сидит черноволосая женщина. Она чуть кашляет и надолго затягивается сигаретой. Ее зовут Катя. К ней подбегает знакомая, Марина. Пытается отдышаться и смеется: «Кать, я когда увидела эту очередь еще из автобуса, я подумала: зачем я это делаю? Чего там по выплатам, ты слышала? Слух был, говорят, будет десять тысяч. (Вечером 7 июня губернатор Вячеслав Гладков объявит, что выплаты по 10 тысяч рублей всем жителям округа начнут поступать со следующего дня, и выплаты в 50 тысяч рублей будут перечислены жителям населенных пунктов, куда сейчас запрещен въезд. — Ред.)

Зашибись, десять тысяч, а мы без жилья! Про сотню не подумали хотя бы? А так шо, квартиру можно снять на эти деньги или два раза в магазин сходить? Выбирай».

Катя встает, отряхивается, говорит: «Хотели вчера прорваться [в Шебекино] — не пустили. Сказали, «Грады» везде. Коптеры летают. Связи нет. У нас сосед там остался, хоть позвонить бы ему… У меня собачка во дворе осталась. Суслик. Так душа за него болит. Он дворняжка, но помесь с таксой, маленький, старенький уже. Соседи мои уехали, такие сволочи — собаку не отвязали. Я за своего переживаю, он отвязанный. Бежал за нами, когда мы уезжали, за машиной, — Катя старается проморгать слезы.

— Бройлеры мои остались, куры, утки. У соседки рядом — коровы, козы. Она ворота открыла, всех их выпустила, чтобы хоть сами нашли травку где-то прокормиться».

В траве возится малыш, ему лет шесть, играет с кошкой. Крепко прижимает к себе, обнимает. «Барсик, иди сюда, Барсик, я тебя затискаю, зацелую». Барсик не против. Зажмуривает глаза от удовольствия.

К нам подходит Тамара, улыбчивая женщина в голубом сарафане, с ней — муж Василий. Василий работал грузчиком в Новой Таволжанке, Тамара — в конце мая успела встать на биржу труда.

— Еще 31-го слух прошел, что будут лупить по нам. Я в подвал матрас уже внесла, а потом как началось… Муж мне: «Нет, Том, бегом, в машину». Мы с нашими созваниваемся — дома горят, но наш пока вроде цел. Мародеры вот… Но в наш не зайдут, задрипанный дом. А зайдут — там нести нечего.

Катя, хозяйка Суслика, говорит: «Мне не жалко. Пусть все разобьют, лишь бы Коля живой был. Он с соседкой сел отмечать Троицу. Сказал: не поеду, и все. Еды ему привезли немного в прошлый раз. Без хлеба там еще обойтись можно, а вот без сигарет…»

В небе над нами гремит. Я рефлекторно чуть дергаюсь. Все запрокидывают головы. Видно огненный, медленно затухающий хвост ракеты. «Да ПВО это, ПВО», — Катя машет рукой. Откуда-то вылетает стая ласточек, пищат, начинают суматошно летать в разные стороны.

Губернатор Гладков сообщит, что 6 июня система ПВО сработала по двум воздушным целям: «Пострадавших нет. В результате падения осколков повреждения получили три автомобиля».


Женщина везет сдать гуманитарную помощь для беженцев: в тележке — два пакета детской одежды, коробка с блендером, в руках — пакет с подушкой и одеялом. Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»

«Приезжаешь домой — а у тебя там новые хозяева!»

У здания Центра молодежных инициатив такая же длинная шумная очередь. Много бабушек в платочках, завязанных под подбородком. Рядом с пунктом выдачи гуманитарки плакат нарисованного военного с надписью «Слава силам ПВО».

«Саш, иди сюда, Саш, — кричит мужу женщина в спортивном костюме, — Тут хорошо: крупа, сахар, кофе, чай, макароны, видишь… Они просто спросили, сколько вас человек, и вносят в компьютер, не требуют другие паспорта».

Две женщины тащат четыре пакета на себе. Оказывается, это мать и дочь, Мария Ивановна и Женя. Марии Ивановне — 86. Мы садимся вместе на скамейку.

Женя пытается отдышаться:

«Господи, как же домой хочется. Везде, как ни пройдешь, все продавцы говорят: это с Шебекино. На мне написано что ли?»

К нам сзади подходит блондинка Алена, рядом с ней бегает ее внучка двухгодовалая Алиса. «А порошки вы просили или сами они вам выдали?» — спрашивает она у женщин.

— Первые дни, мама не даст соврать, я днем и ночью плакала, — шепчет Женя, — День и ночь.

— Да, плачет и плачет, — говорит Мария Ивановна. — Я говорю: чего ты плачешь?

Алена отвечает за Женю: «Да жалко все, ешкин кот! Мы там сколько прожили».

Мария Ивановна говорит: «А у меня закаменело все. Ничего не жалко. Слава богу, сами живы. И забыла думать. Полон холодильник мяса — ну, и все. Ну, и мать его там».

Алена подтверждает: «Ну, и мать его там. Страшно, чтобы мародеры не лазили…»

— Лариса наша там работает, позвонила, рассказала: разбивают окна — заходят кушают. Мне не жалко. У меня только вермишель осталась — пускай едят. Но ладно бы пришли поели, а то ж поразобьют все...

— Ой, сейчас расскажу вам прикол, — начинает Алена. — У нас в Большом Городище бабушка жила, сейчас мы там только огород каждое лето садим, а так в доме никто не живет. Мамка у меня тоже оттуда. Тут она говорит мне: «Ой, как же огород там мой? Жуки всю картошку съедят». Брат повез ее туда, они приехали, смотрят — а там люди живут. Две машины стоит, живут две семьи. Мы все в шоке были. Вы представляете? Я вообще офонарела!

Это шебекинцы. Говорят: «Вы только нас не выгоняйте, мы вам тут прополем, все сделаем». Мать говорит: «Ну ладно, пускай остаются, там картошка в подвале, соленья — пусть едят».

А сестра матери говорит, что в Городище возле речки палатки стоят. Люди там живут. Ну ты представляешь? Приезжаешь домой — а у тебя там новые хозяева! Анекдот целый, анекдот!

***

8 июня. Я поставила будильник на шесть, чтобы дописать утром текст. В итоге в пять утра меня разбудили взрывы в небе. Я сквозь сон поняла, что работает ПВО. Как же быстро к этому привыкаешь. Два раза бахнуло. И еще через секунду громыхнуло так, что потолок и стены затряслись. С полки упал телефон. Губернатор Вячеслав Гладков вскоре сообщил, что над Белгородом сработала система ПВО по двум воздушным целям. Местные телеграм-каналы опубликовали последствия взрывов в небе над рабочим поселком Разумное под Белгородом: там разорвана линия электропередач и разбита пара окон.