Долгота дня (ч. 344)

В мае из школьной истории вспоминаешь полководца А. Суворова, который спал 6 часов в сутки и перешёл Альпы. Радуешься, что родные болота тебе милее импортных гор.
В июне-июле понимаешь, что А. Суворов – старый хрыч, который только и делал, что дрых. Научаешься дремать сидя, стоя, во время работы и еды. Роняешь беспочвенные надежды в сердце соседки по лестничной площадке, подержанной лахудре, кратковременно переспав с ней в лифте. В общем, спишь везде, исключая речку и лес. Сны не снятся совсем, потому что им некогда.
К осени всё, вроде, успокаивается, но происходит потеря реальности. Вот стоишь, смотришь на воду или дерево и, конечно, оттаиваешь душою, сбрасываешь кожуру, морально обнажаешься – глядь, а это вовсе и не дерево, оказывается, а начальник, к тому же ещё и дама. Дамы почему-то не приветствуют именно моральных обнажений и не практикуют их никогда, не говоря уже о начальниках. Мне ставится в вину нарушение правил капиталистического общежития, дресс-кода, а пуще всего то, что мне наплевать. Кусками возвращаются сны: мешки картошки, уходящие за горизонт, дробно отбивая шаг, сменяются прелестной женской головкой с распущенными волосами, но без лица, та – буровой установкой УБВ-600 в рабочем состоянии.
В октябре сны становятся широкоэкранными, полноформатными и даже с продолжением, но сплошь – кошмары, потому что пришла новая беда, пострашнее всех остальных. Скоро зима. Что будет, когда всего этого не будет, и что делать тогда? Пить водку, сойти с ума, жениться на соседке-лахудре или всё это вместе, чтобы уж точно проняло? Нет ответа. Который год ответа нету, а я всё надеюсь.
|
</> |