
Дневничковое из декабря


Мы с Верой катались на санках с горы, и вдруг в какой-то момент я поняла, что все ушли уже, наверное, ужинать, а мы одни, совсем одни тут. Нам так хорошо и весело, и снег идеально укатан, и небо чистое, звездное, и пахнет рождественскими пряниками из фабрики. Мне так захотелось ухватить время за хвост, чтобы замедлить его ход, чтобы всегда было вот это детское счастье за пазухой, и пусть даже дольше длится зима (но только если со снегом), когда я везу мою маленькую дочку на санках, а она поет мне песни.
Если не сильно расстраиваться, что сейчас вот дождь и слякоть, то можно честно сказать, что зима в этом году была замечательная. В январе и феврале было столько снега, что уже и не знали, что с ним делать. У Антона был home schooling и по понедельникам нужно было утром идти в школу забирать задания на всю неделю, а в пятницу сдавать их. Мы шли с санками через парк, а у меня в голове четко звучала «зима» Вивальди. Потом со всеми этими тетрадями мы шли на самую большую горку и до изнеможения катались там сами... да в 8:30 утра. После обеда или опять повторялся саночный спорт, или начиналась художественная лепка из снега всем районом, или устраивались рьяные снежные бои. Тогда, в самом начале года, когда снова еще не знали, чего ждать и надеяться ли, мне отлично удавалось забыть о коронавирусе, ничего не бояться и не отчаиваться. А потом снег растаял и я разучилась забывать.

Осенью прошлого года я купила велосипедные перчатки, специальный дождевик и ездила везде на велосипеде в любую погоду. А вот Л. купил машину. Отсутствие машины у нас всегда было выбором в сторону экологии. Мы живем в городе, где идеально можно ездить на трамваях и автобусах, на работу на поезде, электричке, а если уж очень нужно, то машину можно было взять на прокат, а теперь вот - прости, планета! Как-то в лифте у детского врача мы с Верой встретились с ее врачем, которая в метель приехала на работу на велосипеде. Стоит стряхивает со шлема снег, снимает сигнальный жилет и рассказывает нам: «я подумала, что или я сейчас буду 20 минут откапывать от снега машину, а потом еще стоять в пробке, или просто 30 минут покручу педали и буду на работе». Я, хоть и привыкла, что тут в Германии все вокруг ездят на велосипедах, но зимой мне всегда смешно, когда кто-то едет под снегом, держа в одной руке зонтик.

Порой мне кажется, что я собираю забавные и счастливые моменты из своей и из чужих жизней, и делаю из них какую-то мозаику. В этом году мозаика получилась гораздо светлее, чем в прошлом году, хотя многое в ней навсегда утеряно. Наряжая елку, я вспомнила, что у Кристины из Фрайбурга рождественская елка была украшена настоящими красными яблоками и большими расписными имбирными пряниками. Я вспомнила, что пора позвонить ей, как всегда раз в год под Рождество. Когда я училась в магистратуре во Фрайбурге, мне сказали, что одной женщине нужно помочь разобрать библиотеку ее умирающего мужа-слависта. Так началась наша дружба-сотрудничество. Мы разобрали все, до чего долгие годы у нее не доходили руки, огромная двухэтажная квартира снова стала свободнее, светлее, Кристина снова достала мольберт и стала рисовать. Я ухаживала за ее необычным садом, кормила кошку, рыбок, черепах и гекконов в ее отсутствие, а она приглашала меня на все свои выступления в оперном театре. Когда я приходила раз в неделю, то она всегда сначала усаживала меня на кухне обедать или ужинать. Как-то я уезжала домой в Украину прямо в рождественскую ночь и Кристина позвала меня на ужин к себе. Мы сходили в церковь на службу, потом шли пустыми улицами и долго смеялись, а дома она положила мне в рюкзак пару яблок и пряников с елки и отправила на вокзал на такси. Три года назад мы были во Фрайбурге уже с Антоном и маленькой годовалой Верочкой. Я позвонила и сказала, что мы зайдем не на долго. Просто так зайти к Кристине никогда нельзя - всегда будет шампанское, красная рыба и французские сыры. Открывая шампанское Кристина кричала «alle mann in Deckung” (все в укрытие!), а Антон от смеха сполз под стол, и потом весь вечер с открытым ртом слушал удивительные истории Кристины. Я так рада, что тогда познакомила их и рассказала детям о ней. Когда мене не удалось в этом декабре дозвониться до нее, я узнала, что Кристина умерла этой весной. Ей было 78. Я достала диск, где она поет «авве мария», выплакала все глаза, а потом села и записала свои самые яркие и смешные воспоминания о Кристине, потому мне было это так нужно и важно.

Недавно Л. сказал, что мне в жизни встречается очень много хороших людей. Я с ужасом посмотрела на него и сказала: «О Боже, значит когда-то активно начнут попадаться и не очень хорошие, если верить статистике!» На самом деле я просто хорошо уворачиваюсь на начальном этапе общения от людей, которые мне не очень нравятся. Где-то внутри у меня есть отличное чутье на людей, но иногда оно меня подводит и тогда я продолжаю общаться, при этом понимаю, что меня вроде бы все таки что-то тревожит, не устраивает в человеке, хотя ведь это только мои проблемы-то. Тут как-то вдруг один человек стал вести со мной разговор на тему войны в Украине, а я активно ухожу от этой темы, ухожу, а у человека неостанавливаемый словесный поток уже уходит в сплошной «крымнаш» и у меня глаза начинают наливаться кровью и я чувствую, что еще чуть-чуть и будет «и я достаю топор...», но я развернулась и ушла домой. Пришла домой в состоянии «мне физически плохо», а через пару дней меня втянула в разговор про прививки одна знакомая, которая не хочет прививаться. И вот мне все равно, кто там, и что и по каким причинам, мне всех жалко, всем сочувствую, но когда начинают активно кричать, что наука и статистика - это все фигня, а вот у нее 10 подруг заболели и ничего, все нормально и даже не заметили, а все, «кто где-то там может и умер», и так должны были умереть, то мне отчаянно захотелось двинуть её лопатой для снега, которую мне вложила в руки Вера. Но не при детях же, а то как им потом объяснить, что драться нельзя? Хотелось прийти домой, лечь на пол под новогоднюю елку и не вставать до Рождества, но дети настроили под елкой железнодорожных путей в три ряда, так что к ней не подобраться. Пришлось вечером надевать кроссовки и идти бежать километры, потому что другого способа избавиться от выплескивающихся чувств, которые даже обозначить четко не могу, у меня нет.

Можно еще конечно яростно печь что-то, но мы так активно пекли к первому адвенту, что смотреть на печенье не хотелось. Соседка Сара говорит, что в ее семье нельзя есть рождественские печенья до самого Рождества, поэтому она печет и прячет. Кай, ее муж, говорит смеясь: «ужас! у меня в семье такого-то нет, но Сара мне почему-то все равно не разрешает!» Мы говорим: «Кай, приходи к нам, у нас все можно!» В этом декабре я пекла и печенье, и штолены и линцкий пирог, всех угощала и раздаривала. С соседями встречались огромной толпой во внутреннем дворе, жгли костер, пили глинтвейн, ели много вкусной еды, говорили об искусстве, детях, космосе, отношениях с родителями, образовании, пели рождественские песни, дети при этом делали вид, что они сами по себе, просто тут рядом гоняют мяч и безуспешно пытаются устроить огненное шоу. Обожаю этих людей, всех вместе и по отдельности. Потом все еще собирались у Ивонн на крыше видом на весь район и ходили кататься почти ночью на санках без детей.
В этом году мы сделали то, чего не хотели делать никогда. Мы решили (when in Rome...), что Дед Мороз придет к детям 24 декабря, а не в новогоднюю ночь, потому что сил нет выдержать это их радостное перевозбуждение и мучительное ожидание. При этом не ждут они чего-то огромного, а просто вот сам факт - у всех тут Рождуство и у нас все тоже, как у всех. Оказалось, что это было самое правильное решение: дети читают свои книги, собирают лего, лепят пластилин, играют в игры, а я сижу и читаю свою книгу, а Л. вообще спит на диване. Вот только пусть снег еще выпадет, и тогда всё будет еще лучше.



|
</> |