Дмитрий Быков и Вера Глаголева...
ru_bykov — 07.02.2016 .<...>
— Назови несколько знаменитых женщин, которые кажутся тебе сексуально привлекательными?
— Екатерина Волкова, Одри Хепберн, Вера Глаголева.
<...>
из интервью журналу «FHM», февраль 2006 года
«В одном из эфиров вам был задан вопрос о фильме «Две женщины». Он снят по тексту Тургенева Верой Глаголевой. Вы лестно отзывались о нём. Неужели не смотрели?»
Нет, не «Две женщины». Я имею в виду фильм «Месяц в деревне». Не знаю, может, она его переименовала, но я говорю именно о «Месяце в деревне». Я люблю Веру Глаголеву, люблю эту пьесу и люблю этот фильм. И всё, что делает Вера Глаголева, я буду любить всегда, потому что когда-то, ещё в детстве… Ну, это и фильм сам по себе хороший. Но когда в детстве я увидел её в фильме «Выйти замуж за капитана», я понял, что эта женщина может делать всё что угодно, а я буду её боготворить. Привет, Вера!
«Эхо Москвы», программа «Один», 18 декабря 2015 года
«Вера Глаголева отпраздновала свой юбилей. Какие её актёрские и режиссёрские работы вам нравились? Мне вспоминаются «В четверг и больше никогда», «Сошедшие с небес», «Выйти замуж за капитана»»,— и так далее.
Дорогой optimistichen, дорогой друг, вы попали в больное место, вы прямо с размаху ударили в грудь, потому что я Веру Глаголеву не просто люблю. Когда я увидел «Выйти замуж за капитана» первый раз, потому что там есть полуголые кадры, и я ходил его смотреть раз семь, наверное, хотя моё отношение к этому фильму никогда не было восторженным… А увидел я её впервые в фильме «Искренне Ваш…», где она очень достойно подыгрывала Соломину — и в результате, мне кажется, переиграла его, просто съела, как и съела её героиня.
Она мне всегда представлялась идеалом женской красоты, вот ничего не поделаешь. Конечно, надо бы здесь говорить о её замечательном режиссёрском даре (экранизация «Месяца в деревне» мне очень нравится), надо бы, наверное, говорить о её замечательной актёрской биографии (действительно в «Четверг и больше никогда» она прекрасно сыграла в одном ряду с Далем, Смоктуновским, Добржанской; это прекрасная картина — всё-таки Эфрос). Но как бы мы об этом ни говорили, первичным в нашем восприятии актрисы всегда остаётся вот этот отзыв души на совершенно удивительную, небывалую внешность, на такую нестандартную, такую вызывающую красоту. Ведь действительно по всем канонам красоты Вера Глаголева красива не канонически, не классически, но она настолько обаятельна, что не влюбиться невозможно. Для меня, когда мне было лет двадцать, случайное путешествие с ней в лифте на «Белорусской» в одном доме просто было ярчайшим жизненным событием!
Я не знаю, какой юбилей она празднует, я не слежу за её возрастом, внешне она не меняется. Мы с тех пор успели познакомиться, успели перейти на «ты», успели сделать несколько больших печатных разговоров, но для меня Вера Глаголева остаётся чудом. А если у неё юбилей, то я её поздравляю! Советую не обращать на него внимания. А вообще это просто одна из тех немногих актрис, которая одним своим появлением придаёт смысл всему происходящему. Как замечательно когда-то сформулировал Сергей Соловьёв (правда, применительно к Тане Друбич): «Её тема — это путешествие идеального сквозь реальное». Вера Глаголева — тоже актриса этой темы.
«Эхо Москвы», программа «Один», 5 февраля 2016 года
ВЕРА ГЛАГОЛЕВА: «МНЕ НЕ ОБИДНО ВЫГЛЯДЕТЬ ДЕВЧОНКОЙ»
После разговора с Глаголевой я пошел в буфет Дома кино и напился. Я всякий раз тоскую и радуюсь, получая подтверждение старой мысли Брэдбери о том, что человек и есть машина времени, потому что он свободно путешествует по нему туда-сюда, а сам не меняется. Вера Глаголева была моим абсолютным идеалом женской красоты с тех пор, как я в подростковом возрасте увидел обычную советскую комедию «Искренне ваш». Фильм «Выйти замуж за капитана» я смотрел шесть раз, потому что ее там полсекунды видно топлес. Однажды я с ней в одном московском доме два этажа ехал в лифте, и это было самое романтическое путешествие за всю мою жизнь. Тогда я понимал, что между мною и Глаголевой не может быть ничего, потому что она знаменитая актриса, а я десятиклассник, и она старше меня, в конце концов. Только что я с ней проговорил полтора часа, на ней не было ни грамма грима, и на этот раз я был стар и толст, а она как была романтической московской девочкой, так и осталась; но и не в этом дело. Всякий раз, как я ее видел в кино или в жизни, я испытывал то сочетание тоски и радости, от которого либо писать стихи, либо напиться.
предисловие из сборника «Дмитрий Быков и все-все-все» (выпуск 2):
После разговора с Глаголевой я пошел в буфет Дома кино и напился. Там как раз чествовали известного документалиста по случаю гораздо более круглого, чем у Глаголевой, юбилея. За столом буйствовал известный актер и режиссер Б., только что сыгравший в фильме известного режиссера Б. по роману известного писателя Б. роль известного кота Б. Актер Б. выражался в том смысле, что всех москвичей надо учить мордой об стол, потому что они, в отличие от петербуржан, повально продались.
— А ты чего тут делаешь?— узнал он меня.
— Напиться хочу,— честно сказал я.
— С тоски или с радости?— спросил он деловито.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я всякий раз тоскую и радуюсь, получая подтверждение старой мысли Рэя Брэдбери о том, что человек и есть машина времени, потому что он свободно путешествует по нему туда-сюда, а сам не меняется. И ничто не изменилось. Вера Глаголева была моим абсолютным идеалом женской красоты с тех пор, как я в подростковом возрасте увидел обычную советскую комедию «Искренне ваш». Фильм «Выйти замуж за капитана» я смотрел шесть раз, потому что ее там полсекунды видно топлесс. Однажды я с ней в одном московском доме два этажа ехал в лифте, и это было самое романтическое путешествие за всю мою жизнь.
— Не знаю, Саша,— сказал я.— Я сейчас Глаголеву видел, Веру.
— Она тут?— живо заинтересовался он.
— Нет, домой поехала.
— Ну, тогда пей,— разрешил он.— Из-за Веры можно.
В Интернете обо мне врут абсурдно
— Дим, я тут подумала… Вы же критик все-таки, и к вам даже кто-то прислушивается. Может, вам взять и написать про меня просто так, без разговора?
— Нет, я так не могу. Я с 15 лет мечтаю с вами поговорить.
— Ага, да, очень приятно. Мне часто говорят такие взрослые люди, явно старше меня: «Я вырос на ваших фильмах».
— Нет, я не вырос. Я на них сломался. С тех пор только на этот тип и западаю.
— Кстати, я уже встретилась за последнее время с несколькими журналистами. Вас не смущает, что вы можете с кем-то совпасть? Я обычно не вру, так что всем говорю более или менее одно и то же.
— Уверяю вас, я найду, о чем спросить, помимо юбилея.
— Да? Ха-ха. (Этот глаголевский смешок и это встряхивание челкой знакомы мне слишком хорошо, с таким видом девочки нашего времени брали нас на слабо.) Ну попробуйте.
— Вера, вам случалось замечать некие общие черты в людях, которые вас считают идеалом? Вы же не можете не знать об этом фан-клубе.
— Вот видите, на первый же ваш вопрос я не могу ответить, потому что тем самым я признаю существование этого фан-клуба. Получается, что для кого-то я идеал. Я эту роль не могу примерять, я могу быть максимум любимой актрисой, и то нескромно признаваться, что мне об этом говорят.
— Но все-таки: тех, кто вас называет любимой актрисой,— их что-то роднит, помимо любви к вам?
— Ну, с одной стороны, военные. Во всех воинских частях, во всех училищах постоянно крутили «Капитана» для поднятия престижа офицерства. Во-вторых, в основном интеллигенты. Романтические натуры.
— Я даже думаю, мазохисты. Поклонники изломанных, нервных девушек, не знающих, чего они хотят. У нас это называлось «девушка-роковуха».
— Господи, что за глупости! И слово какое противное! Где вы у меня видели изломанную девушку? Героиня «Искренне ваш», которая, если вам верить, оказала на вас такое действие, слишком хорошо знает, чего она хочет; боюсь, я для этой роли не совсем подходила, потому что играть стерв-карьеристок мне больше не доводилось, и вообще у меня с отрицательными ролями не складывалось — зритель плохо верит в мое коварство. Героиня «Капитана» — обычная взбалмошная девчонка, легко сходящаяся с людьми. Героиня «Торпедоносцев» не успевает в фильме ничего сделать — вот она проснулась рядом с мужем в его день рождения, а вот он ушел на задание и погиб, и ничего, кроме этого огромного, раздавившего ее горя, у нее нет. Единственный изломанный персонаж — ну так у нее, простите, такие обстоятельства — художница из «Звездопада», я там мелькаю ненадолго во время нищенского застолья в госпитале, пытаюсь соблазнить солдатика; ну так у этой девочки только что разбомбили дом, где погибли родители, она совершенно одна, ей некуда деваться, она глотает спирт, смолит «Беломор», а год назад была домашним ребенком. В остальном мои героини были до такой степени душевно здоровы, что их никак не удавалось сломать — даже в третьей картине «В четверг и больше никогда», которую часто называют первой, потому что ее заметили. Там я играла девушку, которая так и не понимает, что с ней случилось. Если бы поняла, то, наверное, эгоистичный горожанин, которого играл Даль, непременно сломал бы ей жизнь. Но фильм-то про то и был — я потом только это поняла, потому что во время съемок была молода,— что при всей своей несимпатичности этот герой не сумел ее разрушить. Этот мир заповедника, куда он наезжает,— мир настолько чистый и прочный, что с ним ничего не сделаешь. Он может погубить своих родителей, но не сломать их. Все живущие там — другие люди, и в их власти — вообще отгородиться от чужих. Сама я примерно так и поступаю, потому что меня ведь никто не обязывает контактировать со всякими чужеродными вещами. Я, например, принципиально не читаю того, что пишут обо мне в Интернете.
— А что, гадости?
— Просто вранье. Ни на чем не основанное, абсурдное, но верят же люди! Я постоянно узнаю о своих пластических операциях, о том, что после них мне можно больше не носить черные очки… Разные удивительные приключения…
— На вашем месте я бы читал. Интересно.
— Это читают специальные люди, от которых я и узнаю наиболее увлекательные подробности. Не беспокойтесь, каждый автор будет наказан.
— Высшими силами?
— Ну что я буду беспокоить высшие силы по такому поводу? Нормальный земной суд.
— Вы судитесь?
— Опять-таки не я, а мои представители. Я не требую, чтобы меня хвалили. Я не обижаюсь на рецензии, тем более что они в массе своей комплиментарны. Я ставлю одно условие: не врать. Я же не вру!
Играть в жизни нечестно
— Вера, вы сильная актриса, и это видно даже в разговоре.
— Чрезвычайно обидный комплимент.
— Почему?
— Потому что я с вами ни секунды не играю. И это тоже моя профессиональная обязанность — четко отличать работу от разговоров. Играть надо в кино, в жизни — нечестно.
— И вам никогда не пригодился ваш актерский опыт — в смысле манипулирования людьми? Не поверю.
— Почему, пригодился множество раз. Тоже по работе — в качестве режиссера. Там я могу и даже обязана манипулировать людьми. Чтобы на меня не обижался, например, оператор, когда мы вместе придумываем кадр. Я, само собой, смотрю в камеру — теперь легче, есть монитор… И если мне что-то не нравится, я спорю; и спорить я обязана так, чтобы он не обиделся. Это и есть актерское — почему актеру и проще быть режиссером: он умеет на площадке вовремя быть злым и добрым. В жизни я ничего не изображаю.
— Возраст вас как-нибудь беспокоит? Я обещал не говорить про юбилей, но не можете же вы вообще не замечать таких вещей…
— Почему? Юбилей — это очень грустно. Я могла бы не замечать возраста — или по крайней мере делать вид, что я его не замечаю, потому что кого волнуют мои внутренние дела?— но хороших возрастных ролей в репертуаре мало.
— Почему? Раневская, Гертруда…
— Это вы говорите о классике, о театре. А я имею в виду кино, здешнее, современное. Женщина после 40 в кино появляется редко, на вторых и, как правило, схематичных ролях. Мне повезло — у меня в жизни все вовремя. Кино — в котором, правда, многих моих ролей почти никто не видел. Они пришлись на вторую половину восьмидесятых, на девяностые, на прокатную яму. Например, вы почти наверняка не видели фильм Карасика «Без солнца (На дне)». Одна из любимых моих картин, сложная и интересная экранизация Горького с Бароном — Смоктуновским, с замечательными работами Петренко, Гостюхина, Даши Михайловой… Кто бы во мне, при моем современном типаже, разглядел горьковскую Настю? Но Карасик это сделал, и я всегда ему благодарна. Потом, когда в кино по разным причинам стало нечего играть и вдобавок мне не захотелось повторяться, появилась антреприза Леонида Трушкина. Я никогда не играла в репертуарном театре, но в антрепризе много ездила и сыграла несколько ролей, за которые благодарна. Наш спектакль с Игорем Бочкиным «Русская рулетка» мы возили по всей стране, и это была интересная работа, интересная во всем — вплоть до общения с залом, чего никогда не бывает в кино. А сейчас я занимаюсь в основном режиссурой, и это тоже хорошо и тоже вовремя. Лучшее, что я тут сделала,— фильм «Заказ», который именно в этот день выходит на DVD.
— Это заказ? В смысле… сами понимаете, картина с таким названием наводит на мысль о неком протесте против культуры, где все делается по заказу и за деньги.
— Нет, там про другое. Хотя, наверное, есть и этот смысл, надо подумать. Я же говорю, вы критик, все придумаете лучше меня… «Заказ» — это сценарий Сергея Ашкенази, поставившего когда-то запомнившийся многим фильм «Криминальный талант» с замечательной Сашей Захаровой. Любовная история, только странная. Мне вообще интересно снимать — и думать, и говорить — про такую любовь, в которой все сложно и не сразу. Хотя можно снять историю про то, как увиделись и тут же…
— Почему, это тоже интересно, своя драма.
— Своя, но не моя. В «Заказе» все довольно грустно — там женщина, которую играет очень сильная, по-моему, актриса Наташа Вдовина, хочет покончить с собой после тяжелой любовной драмы. Но сил на это у нее не хватает. И тогда она заказывает себя киллеру.
— Хитро.
— В общем, да. А потом они влюбляются друг в друга, но вдруг ей приходит в голову, что он причастен к нескольким крупным, жестоким и совершенно непростительным преступлениям. И тут начинается самое интересное, но про это я вам, естественно, не расскажу.
— Да я куплю DVD…
— Я вовсе не заинтересована в том, чтобы вы тратились. Я просто пересказывать не хочу. Вот вы будете мне показывать интервью — я вам подарю диск обязательно. Впрочем, вы мне можете текст прислать по Интернету, если вам лень приезжать…
— Нет, что вы, какая лень! Я счастлив буду лишнему предлогу…
— Ладно, хватит, вы переигрываете.
— Честное слово! Но вам Вдовина действительно кажется большой актрисой?
— Да. При этом у нее не так много заметных ролей — в «Детях солнца», в «Возвращении»…
— Кстати, как вам «Возвращение»?
— Это сильное кино, недоговоренное во многом, с незавершенной фабулой — что воспринимается некоторыми как многозначность,— но там превосходная игра детей и операторская работа. Этого достаточно, чтобы картина была событием. У Вдовиной там эпизодическая роль — и что? Я вообще считаю, что в эпизодических ролях иногда можно сказать больше, чем в главных. У меня была главная роль в первом же фильме — «На край света», по пьесе Розова «В дорогу». Там одну из последних ролей сыграл Борис Андреев. Думаю, это лучшее, что было в картине.
Из лука надо стрелять трижды
— Вы ведь коренная москвичка?
— Да.
— Не из дворян?
— Нет, ничего аристократического. Хотя отдаленные предки в Мариуполе держали свое дело — мостили улицы, и на каждом камне было клеймо: «Глаголевъ». Иногда думаю, что любопытно было бы выковырять камень и держать на столе, как реликвию… только уцелела ли там хоть одна наша мостовая? Вообще иметь предков, мостящих новые пути, приятно.
— Какое кино вы вообще любите? Мне трудно представить ваши вкусы…
— Самое разное. Но мои вкусы не экстравагантны. Из любимого… ну, наверное, «Поворот» с Шоном Пенном. Это ведь Стоун, кажется, да?
— Стоун, 97-й год.
— Вот это, понимаете… это такое кино, которое я хотела бы снимать. Там фантастические люди, существование которых нельзя допустить, и вместе с тем ты на все реагируешь и всему веришь. Совершенно свой мир. Вот умение строить свой мир я ценю выше всего — и в кино, и в людях.
— Но вы не можете не пересекаться с внешним миром.
— Могу, запросто. Я могу минимизировать эти контакты.
— И как вам — сложному человеку, чего там, человеку 70-х годов — в этом предельно упрощенном мире 2000-х? В котором все так плоско? Я вот смотрю на вас — у вас в минуту меняется на лице двадцать выражений, и в каждой вашей фразе двойное дно, и я застал времена, когда все было так. А сейчас…
— И что такого сейчас? Для меня есть особый интерес, особенная игра — в том, чтобы вписываться в это двухмерное пространство. Я воспринимаю это как драму, которую сама жизнь для меня поставила. Это требует новых качеств, это вообще увлекательно — другой мир… Не у каждого была возможность прожить несколько жизней в двух разных, по сути, странах. По крайней мере в совершенно несхожих временах.
— И с двумя разными мужьями.
— Родившимися в один день, 21 января. Ровно за 10 дней до моего дня рождения. Это судьба (ха-ха). Я только вас хочу предостеречь от одного заблуждения. Не надо думать, что у меня были две разные жизни. Она одна, моя, я ее не делю. Я придерживаюсь одних и тех же правил.
— Вы говорили, что у вас все вовремя. А для женщины так рано выйти замуж — это хорошо?
— По нынешним меркам я вышла замуж не так уж рано. Мне было 20 лет. Одна моя дочь замужем, другая даже уже развелась… В общем, в моем случае оба замужества были вовремя. Во-первых, потому, что оба — по любви. Во-вторых — в двадцать лет мне надо было определиться в жизни, а в 37 я была в трудных обстоятельствах. Все, без комментариев.
— Развейте еще одну легенду о себе. Правда ли, что вы об актерской карьере и не помышляли, занимаясь стрельбой из лука?
— Это чистая правда, никакая не легенда, я довольно быстро выполнила норматив мастера, минуя кандидата.
— Каким образом вы увлеклись таким, в общем, неженским спортом?
— Ну, он нелегкий, да. Надо же делать три выстрела. Двенадцать серий по три выстрела. Не так тяжел сам лук, как тяжело натягивать тетиву. Это по весу аналогично шестнадцати, кажется, килограммам. Здорово устаешь.
— А сейчас вы могли бы?
— Думаю, запросто.
— Даже без дополнительных тренировок?
— Знаете, это как велосипед. Не разучишься. Это должно быть, что называется, в руке.
— Есть у вас безоговорочно любимая роль, из ваших?
— Есть, но вы эту картину тоже не видели. «Сошедшие с небес», по повести Каплера «Двое из двадцати миллионов». Про войну, про любовь, про аджимушкайские каменоломни. Снимала Наталья Трощенко. Там совершенно необычный Абдулов, романтический, слабый, чего почти не бывает… Да, это любимая роль, наверное. 85-й, кажется, год. Картину мало кто увидел, но я сыграла — и этот опыт при мне, он от проката не зависит.
— Вера, у меня к вам последний вопрос, но я боюсь его задавать.
— После всего, что уже было сказано?! Ничего не бойтесь.
— Вам не обидно, что вы столько всего сыграли, даже сняли… и выглядите до сих пор такой девчонкой?
— Да почему, с какой стати мне это должно быть обидно? Я должна быть счастлива, что так получилось, почти без всяких усилий с моей стороны. Я ведь женщина, не забывайте. Мне обидно было бы выглядеть на 70 лет. Вот вам — обидно было бы выглядеть младше?
— Не знаю. Наверное, да.
— А мне — нет. (Ха-ха!)
И она уехала в своей машине. Ее дома ждала младшая дочь.
А я пошел и напился.
«Собеседник», №4, 31 января 2006 года
ВЕРА ГЛАГОЛЕВА: «ИГРАТЬ ЛЮБОВЬ СТЫДНО»
3 мая в прокат выходит один из самых обаятельных фильмов этого года — «Чертово колесо» Веры Глаголевой по сценарию Сергея Валяева. Это фильм о любви, и те, кто успел посмотреть премьеру в Доме кино, называют картину самой большой глаголевской удачей за всю кинокарьеру. Даром что сама она как актриса там не появляется. Наша рубрика не могла пройти мимо этого события: пришлось ее ведущему Дмитрию Быкову в очередной раз изменить своей партнерше и встретиться с другой.
— Понимаешь, я скажу сейчас вещь странную и, видимо, непрофессиональную. Но играть любовь в кино стыдно, неловко, неприлично — даже в самых целомудренных сценах. Про интимные я не говорю — тут у меня стойкое убеждение, что их следует избегать, потому что при грамотной режиссерской работе одно соприкосновение рук будет эротичнее десятка постельных эпизодов. Все можно изображать: гнев, ненависть, истерику, даже скуку. А есть вещи, в которых притворство убийственно. Любовь. Тем более что в жизни, в моей собственной, мне — слава Богу!— ни разу притворяться не пришлось. Актерский опыт вообще не пригодился. А в кино, увы, сплошь и рядом.
— Но это никогда не переходило в закадровые отношения?
— Ни разу, потому что делалось другим участком мозга. Честное слово, я никогда не понимала, как люди, делающие это за кадром, способны что-то такое изображать на площадке. Вот есть мнение, что семейной паре легче сыграть любовь. вздор, действуют совершенно иные механизмы!
— Насколько я помню, Круз и Кидман как раз после этого развелись. Их Кубрик заставил играть в «Широко закрытых глазах»…
— В общем, применительно к себе могу сказать твердо: если мне в кадре надо плакать или ругаться, это еще может быть отдаленно похоже на меня настоящую. Но когда я играю любовь — это ничего общего не имеет с тем, как я люблю на самом деле.
— У тебя ведь был один из немногих топлес-планов в советском кино — «Выйти замуж за капитана». Из-за него многие смотрели картину по десять раз, хотя гораздо эротичнее, по-моему, когда ты там стреляешь.
— Ну вот, о чем я и говорю. Там не только не было никаких отношений за кадром — там режиссеру Виталию Мельникову приходилось всячески меня защищать от Виктора Проскурина, которому не нравилась то ли я, то ли героиня, и он все время на меня нападал. Что касается того кадра, я понятия не имела, что он будет вообще. Это сейчас артистам полагаются юристы, они пишут договоры, там строго оговорено наличие и количество интимных сцен — в 1983 году о подобных вещах никто не думал. В результате Проскурин просто договорился с Мельниковым и в какой-то момент резко потянул меня за руку; я выпрыгнула из воды — стоп, снято! Само собой, это не добавило мне любви к партнеру.
— Ну ладно, кино — вещь техническая. Но в театре все живое, тут хочешь не хочешь — надо изображать чувство.
— О да! Особенно в «Табакерке», где мы с Виталием Егоровым сейчас играем новеллу в спектакле «Под небом голубым». Это первый раз в моей практике — когда идет получасовой диалог, а в конце происходит поцелуй, и зал встречает его бурными аплодисментами!
— Что, настолько качественный поцелуй?
— Нет, настолько ожидаемый. Подготовка очень качественная. Я прямо чувствую, как Егоров — вообще идеальный партнер — с каждой репликой набирает нужную эмоцию и как все это мощно разрешится в конце. В жизни тоже так — контекст важнее самого поцелуя.
— Если бы мою жену Егоров целовал на сцене, я бы с ума сошел.
— Ты знаешь, я вообще избегаю приглашать родных на свои спектакли. Говорю честно: вот места, билеты я заказала, но приходите так, чтобы я не знала, в зале вы или нет. Мне будет опять-таки неловко, стыдно, потому что играть для своих — это вещь более трудная, интимная, чем раздеваться на публике. Так и не привыкла до сих пор. И Кириллу (муж.— Д.Б.) говорю: пока не ходи, спектакль новый, еще разыгрываюсь.
— Но в «Чертовом колесе» интимная сцена как раз есть — легко ли тебе было ее снимать?
— Тут чудеса сделал оператор — у нас очень красивая любовная сцена. В одежде, под дождем. Все сверкает. Это, по-моему, лучшее доказательство того, что банальная эротика себя исчерпала — сегодня все уже зависит от того, как сыграть и снять. Обрати внимание: из любовного опыта помнятся чаще всего не физиологические, не буквальные вещи, а какое-то первое слово, первое встречное движение; все происходит в этот момент. Остальное зачастую оказывается почти необязательным.
— А у Ильи Шакунова с Аленой Бабенко нет романа?
— Романа никакого, есть давняя дружба, они уже работали вместе. Алена — сложная, умеет быть всякой, но у нее как раз профессия от жизни отделена очень четко. Иначе актер элементарно сходит с ума. История там простая — герои отправили семьи на отдых, а сами случайно встретились на вокзале. И мне там интереснее всего, как эйфория первых дней, вот этот восторг ранней влюбленности, который всем так знаком, постепенно переходит в серьезные, а потом и страшные дела. Тут и ответственность, и страх ломать собственную и чужую жизнь, и чувство вины, и что угодно. Задача была в том, чтобы сыграть страсть, ничего не изображая впрямую. По-моему, все справились. Ну, собственно, в жизни тоже главная задача — избегать лобовых ходов…
— В «Колесе» открытый финал — чем все кончается, по-твоему?
— Так я тебе и скажу. Пессимист решит, что все закончилось, герои расстались. Оптимист увидит надежду.
— Напоследок: иные режиссеры считают, что роман с актером очень даже продуктивен. Так проще всего объяснить ему задачу…
— Что режиссер должен любить актера — это факт, так же как и автор обязан любить героя. Иначе, предупреждал Булгаков, наживете неприятности. Но режиссер должен любить и оператора, и сценариста, и ассистента по актерам — иначе картина вообще не сладится. Что ж, ему со всеми заводить роман? Никакого режиссера не хватит.
«Собеседник», №17, 24 апреля 2007 года
.
|
</> |