"Для фанатично устремленного человека мнение домочадцев не является

rabota_psy — 01.08.2025 Со страницы https://a-voroshilov.narod.ru/soavt/g4.htm

"Этой осенью я вдруг стала объемно видеть недостатки Алеши. До этого мне казалось, что недостатков у Алексея нет. Этот миф усердно поддерживал и сам Алексей. Когда я поняла, что живу вовсе не с совершенством, я очень обрадовалась: «Ура! Я живу с нормальным мужиком!» Чуть ли не с криком «Банзай!» я кинулась радостно сообщать Алексею о его несовершенствах. Но встречной радости почему-то не увидела. Это меня даже несколько удивило: ведь Тороп постоянно говорил о благодарности тем, кто помогает тебе избавиться от недостатков. И где благодарность? А благодарности не было. Было исступленное отстаивание права на своеволие и диктат.

Однажды я Алексея спросила: «Ты что, правда, считаешь, что ты лучше меня?» Вопрос его настолько удивил, что он, растерявшись, ответил: «Да», и тут же спросил себя «А почему?». Вот с этого момента можно сказать, что какая-то брешь в его глухой обороне была пробита.

Мы по-прежнему много спорили и ссорились. Ссоры наши разыгрывались по одному сценарию:

- Я пытаюсь высказать какую-то проблему, объяснить свое недовольство чем-либо. Делаю это сначала спокойно и корректно.

- Алексей, человек с комплексом отличника, всегда вне критики, быстро начинает отсекать проблему. Либо эта проблема неразрешима, либо она упирается в мировоззренческие разногласия, и поэтому обсуждать ее бессмысленно, либо Алексей просто устал и не хочет об этом сейчас говорить. Как правило, его нежелание говорить о проблеме сопровождается критикой моего неверия и констатацией, что пока я не пойму главного, о второстепенном говорить не стоит. Или просто переводит стрелки на мои недостатки. А я, как известно, не ангел и недостатков всегда в избытке.

- Мне не нравится, что мои проблемы – второстепенны и про них говорить не стоит. И меня возмущает равнодушие Алексея к проблемам его жены. Меня также раздражает перенесение темы разговора на меня. И я начинаю злиться.

- На этой фазе Алексей обычно спешно сворачивал весь разговор и, ссылаясь на занятость, куда-нибудь собирался.

- Я продолжаю злиться. Говорю вопреки его желанию и уже не до корректности и спокойствия, при этом достается всем – и Торопу, и Алексею и всем верующим общинникам.

- Алексей говорит, что в таком тоне он разговаривать со мною не намерен, что крика в свой адрес он не потерпит. (Ах, ну надо же какие мы нежные! Можно всадить нож по самую рукоять в душу, а ты при этом не кричи!). Уходит или направляется к двери.

- Я кричу в спину, что он трус, поскольку делать может, а отвечать не хочет.

На том и говели до следующего срыва. (Про сондиану. А вот и пароксизмальное влечение работает: скандалят регулярно. ОВ)

Бестолковость и бессмысленность подобного выяснения отношений были очевидны обоим, и я придумала способ – убрать громкость, то есть начать писать письма. Бумага дисциплинирует, не дает отвлечься, обычно формулировки продуманы и главное – нет интонации, за которую можно зацепиться. А значит можно описать проблему целиком и, может быть, проблема станет понятна собеседнику.

Сначала мои письма вызывали у Алексея такую гримасу, как будто он съел что-то дико кислое. Потом он стал их читать и даже признал, что проблемы, которые я предлагаю к обсуждению, важны и решаемы. Потом стало проблемой заставить его отвечать. И я стала задавать в письмах конкретные прямые вопросы. Я разделила общие претензии и претензии конкретные. Начала говорить о последних.

Возникала иллюзия того, что философию я не трогаю. Поэтому стало возможным решать какие-то бытовые проблемы. Короче, как-то прижились, привыкли даже. Я не успокоилась, не смирилась, просто стала уставать. Вышла в какую-то параллель. Меня совершенно не интересовала жизнь общинников, мне было скучно обсуждать их проблемы, я нашла новое занятие – общаться с людьми, не утвердившимися в вере окончательно. Живые глаза, критичность, юмор – все это выдавало человека не фанатично следовавшего идеологии, а сомневающегося.

Первым был Герман. В бытность нашего совместного проживания он часто резко грубил мне, когда я выражала свой скепсис. Потом я поняла: я просто говорю вслух то, что он говорить не может, но думает. Это его злило. Злило и то, что продолжая курить, есть «запретные» продукты, пить чай и кофе, я не испытывала никаких колик, аллергий, у меня не появлялись язвы, и вообще – я не только не проваливалась сквозь землю в карстовые пустоты, но и не болела даже.

Многим «чудесам» я давала вполне рациональное объяснение и тем самым разрушала страх. После того, как ребята стали жить отдельно, у Германа начались проблемы. Сомнения загнали его в какую-то безнадежность настолько, что он стал приходить в мою нору, и мы подолгу беседовали. Очень открыто и искренне. Я дала ему молитвослов, и однажды он пришел и сказал: «Знаешь, мне стало так спокойно, что я, кажется, понял, как это – у Христа за пазухой». Мы общались всю осень и зиму.

Герман появился у меня в таком состоянии в первый раз после переезда, что лучшим выходом из ситуации ему виделось самоубийство. Мне пришлось его просто успокаивать. Между нами возникла серьезная дружба, которая длилась много лет. К весне Герман убедил Лену уехать в Питер, они уезжали 6 марта. В этот же день в Качульку приехал наш общий знакомый Виктор, и общение с Германом плавно перешло в общение с Виктором. Мы спорили, даже ругались, но его тянуло в мою нору, и мы продолжали общение. В каких-то вещах мне удавалось Виктора переубедить, в каких-то он сомневался сам. После его поездки с женой в Москву, Виктор вернулся свободным от идеологии.

Нельзя сказать, что много народу мне удалось вытащить из этой веры – от силы человек 6-8, но за мною утвердилась слава опасного человека для последователей. Всех, кто рисковал общаться со мною, осторожно предупреждали, что у Лены очень сильное темное влияние, она способна очень убедительно говорить. Меня это даже веселило.

Убедительно говорить – это значит приводить такие аргументы, с которыми трудно спорить, показывать несоответствие утверждений Торопа реальному положению дел. И поверьте, это было нетрудно совсем. Потому что Тороп говорил иногда такую чушь о мире и о людях, что не прицепиться к этому было невозможно. Алексея, похоже, устраивали мои посиделки в норе, по крайней мере, я от него на время отстала…

Со страницы https://a-voroshilov.narod.ru/soavt/g5.htm
Глава 5. Гора

Алексей:

Я позволю отступить здесь от хронологии событий, чтобы рассказать о Горе. Мне кажется это важно для понимания того, что происходило и происходит в общине.

Гора. Поселение на горе Сухая. Обителей рассвета. Город Солнца, Святыня. Цитадель духа. Основа расселения будущего человечества… Сколько легенд, слухов, сплетен ходят по Земле Обетованной об этом священном для последователей Виссариона месте! Сколько человеческих ног шествовало по ступеням, ведущим к Храмовой вершине! Сколько людей, с благоговейным трепетом или без оного, омыли свои чресла в водах озера Тибер-Куль! Все, что связано с освоением этого небольшого таежного уголка, затерявшегося где-то в глуши Саянских гор, наполнено для меня особым смыслом. На моих глазах творилась история, и непосредственным ее участником был я и многие мои знакомые.

Начиналось все в апреле 1992 года, когда Виссарион совершил первую разведывательную поездку на берега этого глухого таежного озера. По преданию, которое вскоре стало иметь хождение среди общинников, именно здесь, на берегах Тибер-Куля, находится один из энергетических центров Земли, активная точка, в которой может быть положено начало развития новой цивилизации. Примерно тогда же, в том же 1992-м году, в таежных деревнях, находящихся в непосредственной близости от озера, появились первые поселенцы. С этого времени и началась для местных жителей новая эпоха…

Уголок этот был выбран не случайно. Для выполнения миссии Виссариона требовалось новое, не тронутое цивилизацией место, свободное от эмоциональной грязи и суеты современного мира. Обозначенный район соответствовал этим целям идеально. В первый год становления общины один приехавший ясновидящий узрел в своих видениях храм из белого камня, о семи куполах, построенный на острове Кедровый, одном из двух больших островов озера Тибер-Куль. И множество людей в белых одеждах вокруг него…

Активная фаза расселения людей в этом таежном уголке началась в 1994-м, когда численность населения общины стала резко увеличиваться. Тогда же первые поселенцы появились и на северном берегу озера в деревне староверов, живших там с давних времен.

Большую роль в определении места будущего поселения сыграл рижанин Витя Хлебнов. Геолог, механик от бога, могущий, кажется, любой механизм разобрать по винтикам, а потом снова собрать его воедино. Все лето 1994 года он со своей женой Норой провел в тайге, изучая окрестности Тибер-Куля. Обследуя этот район, он несколько раз побывал в таежных экспедициях. После каждой из них он печатал огромную кипу фотографий этих мест и приносил их Виссариону на утверждение. Виссарион подолгу рассматривал принесенные Витей снимки, расспрашивал, уточнял, корректировал дальнейшие действия. Он обратил внимание на небольшую лесистую сопку на берегу таежного озера. Сопка эта на карте обозначалась под названием Сухая. Виссарион решил, что поселение будет размещаться именно здесь. На всякий случай был испробован запасной вариант. В августе того же года Виссарион вместе с Витей поднимался на моторной лодке вверх по течению реки Амыл, для того чтобы исследовать его верховья в соседнем - Каратузском районе. Но в те места не было сухопутной дороги, и поэтому местом для энергетического центра Земли была выбрана та самая сопка близ таежного озера. Не смотря на вещие сны экстрасенсов, на сколько мне известно, никогда вариант строительства поселения на одном из островов Тибер-Куля всерьез не рассматривался. Так что первые поселенцы прибыли к подножию Сухой в апреле 1995 года. Десятка полтора человек, которым предстояло начать строительство.

С самого начала своей жизни в общине, я рвался участвовать в таежном проекте. По выражению Лены, я страдал острой формой тиберкулеза. У меня сложились хорошие отношения с Витей Хлебновым и Николаем из Казани, который в то время курировал таежный проект. Для того, что бы идти в тайгу, нужны были крепкие люди, а у меня был за плечами опыт таежничества и альпинизма. Все происходящее буквально завораживало меня, манило своей таинственностью. Жить просто так, понемногу обустраивая свое жилище, мне было неинтересно. (В сондиане это р+! намертво зафиксированное в одном положении влечение. Быт это р-. ОВ)

Быт меня интересовал тогда мало, думать об этом было скучно. Какой там быт!? – надвигаются события планетарного масштаба, которые потрясут устои существования человечества – вот что важно. Все остальное – как-нибудь устроится. Нужна была яркая цель. Быть первопроходцем, положить камень в основание Храма (в прямом и переносном смысле) - это ли не ноша, достойная верующего человека?

Сложилось так, что поучаствовать в этом проекте мне не довелось. Виссарион не дал благословения на житие моей семьи в «зоне», и я отправился «в другую сторонУ» - в Каратузский район, который только начал заселяться. Но мыслей о Тибер-Куле я не оставлял. И при первой возможности, а она представилась мне в конце ноября 1995 года, я поднялся для работы на гору Сухая.

К тому моменту, когда я очутился на Горе впервые, там работали три разные бригады. Строительство велось вручную, даже бензопилами в черте поселения пользоваться было нельзя, так как, согласно указанию Виссариона, это могло бы нарушить девственную энергетическую чистоту этих мест. Ноябрь стоял холодный, столбик термометра опускался ниже отметки -20 градусов, по ночам пихты трещали от мороза. Жили мы в обычной брезентовой палатке, в которой, правда, стояла буржуйка. Тепло от нее кончалось, как только ее прекращали топить. Некоторые ребята спали в палатке, в которой вообще не было печки. Даже для меня, имевшего за плечами опыт выживания в экстремальных ситуациях, условия проживания показались суровыми.

Строили мы первый общинный дом на Горе, который по форме был задуман как корабль. Он так и назывался – дом-кораблик. Вторая бригада отделилась от первой незадолго до моего приезда. Ребята поняли, что в необорудованных палатках в условиях зимней сибирской тайги им не выжить и стали строить для себя небольшую избушку. Этот их поступок вызвал порицание со стороны остальных строителей.

- Променяли Божье на материальное. Верующий человек не должен бояться трудностей!

Третья бригада строила дом для Сергея, получившего у Виссариона незадолго до этого благословение на проживание на Горе. Этот почти достроенный дом немного погодя сгорел.

Виктор и Нора Хлебновы жили в тесной избушке, которую Виктор успел построить за лето. Отношения с остальными последователями на Горе у него были, мягко говоря, натянутыми. Виктор был технарь и привык мыслить конкретными, а не идеологическими категориями. В общине это не приветствовалось. Степень мифологизации сознания у верующих была невероятно высока.

Казалось, что довлела такая точка зрения: «Вот еще немного потерпим, и братья святые все за нас сделают». И действительно, я слышал от многих последователей, что окружающее нас пространство буквально нашпиговано всякими разными инопланетянами, которые находятся в параллельном измерении и ждут с нетерпением, когда мы начнем действовать. Ну а там ужо они нам помогут, ведь вся вселенная на нас смотрит!

Витя Хлебнов думал по-другому.

- Я использую свое преимущество в технике – говорил он - когда я начинаю какое-нибудь дело, братья не сразу успевают понять, что к чему. Пока они прочухаются, я хоть что-то полезное успеваю сделать.

Виктор все время ковырялся с какой-нибудь техникой, то с вездеходом, то с бензопилой. А на технику, как я уже сказал, в общине смотрели скептически. О своей жизни среди общинников Виктор говорил так:

- Разъехались бы они все поскорее. Пожил бы тогда лет тридцать – сорок рядом с Христом в свое удовольствие!

Несколько позже, в начале 1996-го года Виктор и Нора ушли из поселения и основали свой собственный хутор в тайге, на полпути между последней обитаемой деревней и Горой. В последующие годы я иногда захаживал к ним в гости. С Виктором всегда было интересно общаться. Годы суровой жизни в тайге несколько утомили его. Нельзя сказать, что жить в тайге, в условиях почти полного отсутствия благ цивилизации, Виктору и Норе очень нравилось. Основная причина жизни там была и остается ожидание катаклизмов, которые, по их мнению, должны вот-вот наступить на Земле. Виктор всегда был в курсе всех новостей и об изменении наклона Земной оси, и о глобальном потеплении, и о летящих к Земле кометах и тому подобных вещах. И всегда охотно об этом рассуждал. В его доме причудливым образом уживались и вполне обычная газовая плита, и какая-нибудь кастрюля, только на первый взгляд вполне обычная. От нее отходили два тоненьких проводка, и как объяснял мне хозяин, достаточно поставить эту кастрюлю со снегом на печку, как по этим проводкам потечет ток. Мощность, которую удавалось снимать за счет использования термопары, встроенной в корпус кастрюли, составляла несколько десятков Ватт. Учитывая то, что в общине использовались очень экономичные лампочки, то такой вот кастрюли достаточно было для освещения всего дома. Или, например, проект микроГЭС. Оказывается, что на любой речке, даже на ручье, можно построить установку для получения электроэнергии мощностью в несколько сотен Ватт. Так что не все общинники рассчитывали исключительно на помощь святых братьев и инопланетян…

Однако вернемся в 1995 год. На обратном пути с Горы я зашел в Жаровск, где и проработал еще неделю. Жаровск – это последняя обитаемая деревня перед поселением на горе Сухой. В то время там жило очень немного людей. Поселок этот знавал и лучшие времена. В советскую эпоху здесь жили геологи, было электричество, работали магазины. В описываемое время там осталось жить только несколько семей, плюс последователи, которые стали заселять его за год до этого. После жизни на Горе простой деревенский дом с печкой и керосиновой лампой, без электричества, показался мне очень даже комфортабельным жильем.

О Жаровске стоит сказать особо. Изначально предполагалось, что это будет форпост, своего рода перевалочная база перед поселением на Горе. Однако, жизнь без электрического света оказалась для многих последователей не очень привлекательной, и роль форпоста стала играть другая деревня – Черемшанка, расположенная за восемнадцать километров до Жаровска. Там располагался сельский совет, была школа, почта и медпункт, туда каждый день ездил рейсовый автобус из районного центра, там, а также в Петропавловке, и сосредотачивались основные силы последователей, едущих на Гору. Так что Жаровск так и остался тихой и сравнительно малолюдной деревней.

О былом величии напоминали здесь лишь остатки леспромхозовских строений, да обширные поляны, заросшие молодым пятнадцатилетним подлеском. Человеку, всю свою жизнь посвятившему городской суете, наверное, очень непросто представить этот уголок. Зимой (а в конце ноября в Сибири уже наступает зима) Жаровск представляет собой совершенно тихое и уютное место. Последователи в то время еще не держали ни собак, ни скота, ни техники. Вокруг - глухая тайга, чью тишину нарушают только шум пихт от налетевшего внезапно ветра да ровный шум Казыра, несущего свои воды в Енисей. Это там, через пару сотен километров Казыр растворится в его неторопливом и могучем течении, слившись воедино со многими другими реками, но здесь Казыр еще проявляет свой горный норов.

Особенно заметно это бывает, правда, лишь во время весеннего половодья. В это время Казыр не шумит - он ревет, в нескольких десятках метрах от него приходится кричать своему собеседнику на ухо. Огромные массы воды с грохотом несутся вниз по течению. Белые от бурунов волны, кажется, готовы все смести на своем пути. Не дай Бог зазевавшемуся путнику или зверюшке очутиться в это время во власти его течения. Верится, что бедолагу, точнее то, что от него вскоре остается, ждет в этом случае путешествие аж до самого Красноярска. Но зимой Казыр несколько стихает, напоминая о своем норове лишь ровным спокойным шумом из-за ближайших деревьев. Вода в Казыре чистая и студеная даже в июльский полдень. Ее очень даже можно пить, так что местные жители традиционно обходятся без колодцев. Вдоль заросшего лесом берега проходит разбитая тяжелыми лесовозами дорога в сторону Убинских озер, в те места, откуда в те годы все еще исправно возился строевой лес. Вдоль дороги расположились пара десятков домиков, хаотично расположенных то там, то здесь, с прирезанными к ним неправильной формы огородами. Таким мне представился Жаровск теми ноябрьскими вечерами.

Короткий день затихает. Все постепенно растворяется в наступающих сумерках. Краски становятся бледнее, а тени гуще. Вот совсем темнеет. Электрических огней нигде нет, только в небольших оконцах мерцают тусклые огоньки керосиновых ламп. На востоке все ярче разгораются холодные звезды. Наконец, над макушками деревьев появляется полная луна, озаряя серебристые ветви елей своим голубоватым светом. Тихо, только неясный шум реки невдалеке. Кажется, что весь мир затаился, боясь нарушить наступающий вечерний покой. В такое время и думается и дышится по-другому, и мысли в голове ясные и воздух вокруг особенно прозрачен…

***

Тут я позволю себе еще одно лирическое отступление.

Жизнь в суровых сибирских условиях манит своей романтикой. Она интересна и привлекательна. От силы, первые год или два. (Это в лучшем случае). При всей окружающей тебя природной красоте, рано или поздно наступает усталость, прежде всего - у женщины. Мужчине как-то легче, он все время где-то занят чем-то важным. А женщина зачастую остается один на один с тяжелым деревенским бытом. И здесь нужно иметь очень крепкий духовный стержень, очень сильную веру, чтобы выдержать этот быт в течение многих лет. Ведь сюда едут люди с городской психологией. И уклад жизни в таежной деревне здорово отличается от уклада жизни в каком-нибудь большом селе, скажем, вблизи районного центра. Повторяю, женщина зависима от быта гораздо больше мужчины. Она гораздо больше «заземлена» повседневными заботами о семье, детях. Отсюда – расхожее в общине мнение о меньшей духовности женщины по сравнению с мужчиной.

Но в 1995-м все только начиналось, о таежных трудностях особенно никто не думал. Сердце радостно замирало в предчувствии предстоящих свершений, все было необычно и интересно. О трудностях стали задумываться несколько позднее, когда труд на Горе потерял ореол героизма, праздник потускнел и превратился в обыденность, даже рутину. Сама дорога на Гору чего стоит! В кузове КРАЗа, подсчитывая разбитые таежные километры. А потом два с половиной часа пешком вверх с тяжелым рюкзаком – было принято продукты для своего пропитания приносить с собой. Так что последователи не просто бесплатно работали на Горе, они за это почетное право даже немного приплачивали.

Первая тропа к поселению пролегала вдоль берега Тибер-Куля и была очень утомительной – часа четыре ходьбы от конечного места остановки грузовика. Было предпринято несколько попыток пробить тропу к поселению со стороны Табратского болота. В конце концов, это удалось сделать. Кто ни разу не был в тайге, тому трудно понять, чего все это стоило. Лето, жара, гнус, трава выше человеческого роста. Что под ногами – не видно, все время попадаются гниющие стволы деревьев. Каждый шаг дается с трудом, ты рискуешь в любой момент упасть, споткнувшись о невидимую в траве корягу. Да еще тяжелый рюкзак на плечи давит. Во время такого похода непривычный человек очень быстро теряет силы.

В конце концов, новая тропа была проложена. Со временем ее благоустроили, сделали деревянные мосточки через таежные ручьи, выложили каменные ступени в местах подъема. Но все равно, путь наверх каждый раз бывал нелегок. И рюкзаки носили непонарошку. Правда сам Виссарион и его ближайшие помощники пешком все-таки, как правило, не передвигались. Передвигались они верхом на конях. Позднее, когда конный путь показался утомительным, специально для Виссариона был куплен квадроцикл для перемещения в летнее время, и снегоход – для зимних походов. Со временем подобной техникой обзавелись и еще кое-кто из его ближайшего окружения. Основная же масса последователей до сих пор передвигается пешком. Правда, грузовик стал ездить в последние годы чуть дальше – до хутора Вити Хлебнова.

***

Второй раз я попал на Гору в июне 1996 года. В то время строительство там еще не приобрело статуса обязательной общинной стройки. Это понятие только стало входить в общинный обиход. По деревням ЗО в это время ездил священник Саша Белошапкин. Он достоин того, чтобы сказать о нем несколько слов.

Вида сурового, телосложения крепкого, он был рукоположен Виссарионом быть священником одновременно с Володей Капункиным. В отличие от Володи, Саша был прямолинеен и где-то даже груб. В свободное от общинных обязанностей время Саша ходил в своем хитоне из темно-зеленой плотной ткани по исправительно-трудовым учреждениям и рассказывал заключенным о новом мессии. Кстати говоря, именно после этих встреч многие заключенные после своего освобождения приезжали жить в общину. Какое-то время спустя после описываемых событий Саша был лишен сана, после того, как стал поколачивать свою жену Наташу. Лет шесть спустя, я как-то увидел Сашу за рычагами бульдозера. Выглядел он очень даже гармонично, словно занимался совершенно привычным для себя делом. При всех своих недостатках Саша был мне несколько симпатичен за свою прямоту и открытость.

Так вот, в описываемый период, Саша ездил по деревням общины и призывал мужчин деревень подняться в предстоящие недели на гору Сухую, для того, что бы поучаствовать в подъеме на ее вершину бревен строящегося в Небесной обители дома Виссариона. Агитация велась в довольно агрессивной форме. Саша «наезжал» на какого-нибудь последователя мужского пола и допытывался у того, какие у него есть причины не подняться работать на Гору.


Сашиному напору было непросто противостоять, взрослый человек с видом провинившегося школьника начинал мямлить ему в ответ что-то насчет детей, которых надо кормить и огорода, за которым нужно ухаживать. В ответ священник обзывал его лицемером, который Божью волю, выразителем которой сам же Саша и являлся, менял на свои низкие материальные интересы. И так почти с каждым. В какой-то момент я не выдержал этого спектакля и разругался с Белошапкиным в хлам.

- Какое ты имеешь право заставлять людей идти туда? Каждый должен решить для себя свободно – участвовать или нет!

Удивительное дело, после собрания, по дороге домой, я вдруг осознал для себя, что лично мне как раз обязательно нужно поработать в этот раз на Горе. Я почувствовал просто неодолимую тягу туда. Это было что-то иррациональное, похоже, что во время нашей стычки Саша сумел передать мне свой эмоциональный заряд.

- Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда? - Решение было принято, надо было действовать. По дороге домой я договорился со своим знакомым насчет завтрашней переправы на лодке. Рассказываю о своем решении Лене. Она в слезы. Просит остаться хотя бы на пару дней. Но куда там - сердце зовет к свершению!

Для фанатично устремленного человека, мнение домочадцев не является препятствием, ведь сердце зовет его исполнить волю Бога, разве могут верующего человека остановить такие «мелкие» препятствия, как несогласие жены!

Разругались мы с Леной тогда в пух и прах. На следующий день я отправился в путь".

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив