ДЕВЯТЬ ДНЕЙ, КАК НЕТ ВОЛОДИ ВОЙНОВИЧА

Девять дней сегодня, как он ушел из земной жизни. Самое время разобраться, почему смерть его не оставляет тебя.
Впрочем, «разобраться» – это выскочило такой фигурой речи, на самом деле ответ мне известен, его нужно лишь сформулировать. Ответ был дан еще самим прощанием с Войновичем в Большом зале ЦДЛа, на которое пришло не очень много литераторов, но народа на котором было на самом деле много. Кто был этот народ? Понятное дело: читатели. И провожали они, как явствовало из прощальных речей (а выступить в отличие от всех других прощаний, какие я помню в этом зале, мог любой желающий), не столько писателя, сколько гражданина. Человека, который и всем своим творчеством, и всей жизнью, множеством своих поступков, совершил нечто такое, что оказалось много больше чистого писательства: доказал и показал, что в России можно жить «не по лжи» (прости меня, Володя, за эти слова, но как раз твоя тяжба с Солженицыным не кажется мне разумным делом), можно, если страстно этого хочешь, быть «честным» (это уже отсылка к тебе самому), можно произнести в лицо неправедной системе много правды о ней и заставить ее эти слова проглотить.
Да-да, «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» – эти слова вспоминаются мне сейчас. Войнович был Гражданином. В полном, буквальном смысле этого слова. Только – противу некрасовского завета – был и тем, и другим: и поэтом, и гражданином. В стиле его, его манере повествования была, как любили отметить в разговоре о нем литераторы, как бы некоторая простоватость, но на самом деле тут следовало бы употребить другое слово: простодушие. Он писал так, как дышал. Так же неосознанно, как человек делает вдох-выдох, не задумываясь о том, каким образом этот акт совершать. Так вот и появилась в свою пору совершенно невероятная «Иванькида» – как для некоего важного чина из министерства иностранных дел понадобились квадратные метры туалетной комнаты в доме Войновича, – невероятная тем, что Войнович и не думал, что подрывает ею основы советской власти, а всего лишь отстаивал свои человеческие и гражданские права, не более того. И это простодушие писателя очень понравилось читателю, простодушие, которого так не хватает большинству писателей (и мне первому!) и которого так не хватает в писателе, в свою очередь, читателю. Драгоценнейшее качество! Которое сделало Войновича тем писателем, каким он стал, и которое плюс к этому сделало его писателем народным. Коряво получается, но кажется, сейчас у меня тут выводится формула народного писателя: простодушие вкупе с горячим гражданским чувством.
Другого писателя, обладающего такими качествами, кроме Войновича, я не знаю. Вот были в советские времена звания народных писателей в национальных республиках. Это были сугубо официальные, такого чиновничьего закваса, не имевшие никакого отношения к смыслу слова «народный» звания. А Войнович стал и был таким в народном сознании без всякого высокого указа, оформленного бумагой, которую можно было бы повесить на стенку. Просто был.
Как тут об этом не думать.

Гражданская панихида в Центральном доме литераторов

Китай, 2006 г. Второй слева - Владимир Войнович
Ваш,
Анатолий Курчаткин
|
</> |