Дед и ещё

Жена решила приготовить что-то совершенно сногсшибательное
И я в ожидании.
А запахи – текст, думаю, будет закапан слюной…
Это я чтоб вы были в курсе, не удивляйтесь если что
Вино я уже откупорил – дышит
Ну, если вы ещё не очень устали от моих воспоминаний и родственников
А если устали, то не надо – пропустите, не самонасилуйтесь
Я тут больше для себя – опять поток сознания. Куда заведёт, там и буду
В Whole Foods (это магазин у нас такой – дорогой как гад) я сухари видел. Пухлый прямоугольный пакет. Не большой, но и не маленький. Где-то как альбомный лист если сбоку смотреть. Надутый сухим воздухом и запаянный. А внутри – сухари. Штук двадцать пять, максимум - тридцать. Есть пресные, а есть чесночные. И перчённые тоже есть. Тонкие – тонкие. Через них газеты читать хорошо было бы, если бы они ещё были, но их уже нет, почти нет, Всё в телефонах. А сухари – вот, есть
СтОят как взрослые – 4 доллара. Я сейчас их не ем - пытаюсь похудеть. Но вспоминать-то можно. Не растолстею же я от воспоминаний. А если растолстею, то почувствую как есть хочется и похудею. Тоже мысленно.
Мамин папа - дед, Ефим, считался самым умным из всех родственников с той стороны. Наверно и был. Жаль, понял я это сейчас, а не тогда. Интересно было бы с ним поговорить. Чтобы мне 66, ну и ему где-то около.
Почему я был таким дураком? - всё думал успею. Да и интереса не было – что он мог понимать со своими старорежимными взглядами… Так все молодые дураки думают, все и всегда. Ну ладно, не все. Но я - да
Работал он не в Харькове – в Люботине. Это недалеко. Сейчас недалеко. Если на своей или служебной машине, а тогда… трамваем до вокзала. Потом электричка. Потом пешком.
Дед боялся опоздать на работу. Очень боялся. За это уже не сажали, но страх остался. Поэтому рядом с его кушеткой ночью всегда стоял стул. А на стуле крышечка от коробки монпансье, леденцы так назывались, – металлическая. И в ней коробок спичек. Вечером он был обязательно полным, а вот утром, утром хорошо если там оставалась половина. Он просыпался каждые 20 – 30 минут и зажигал спичку - на свои наручные часы смотрел. Им он верил. Мама и папа подарили ему будильник со светящимся циферблатом, но он всё равно просыпался и зажигал спички.
В Люботине была камвольная фабрика – одеяла делали. Он там работал бухгалтером. Их двое было. Он и Губаренко, занимавшийся снабжением. Я этого Губаренка никогда не видел. Но слышал ежедневно. В 5 утра. Дед звонил – у нас был телефон. Один телефон на подъезд. Два на весь дом – 6 пятиэтажных подъездов
- Барышня, - кричал он, - девушка! Люботин дайте! Алло, Это
Люботин? Дайте фабрику! Губаренко…- он его никогда не называл по
имени.
Я его спрашивал:
- Дед, ну почему ты не можешь сказать ему, что надо делать ещё вечером на работе?
- Вечером…? Ему…? – спрашивал дед, — это не имеет никакого смысла.
Сейчас я понимаю, что этот Губаренко пил и говорить ему что-то вечером было без толку, а тогда, тогда мне просто не хотелось просыпаться от этих криков так рано. Но нервы были как канаты, и я опять засыпал мгновенно - не то, что сейчас.
С начальником у него не сложилось - вытолкнули на пенсию, как только исполнилось 60. В первый же день. Не могу себе представить, что я сейчас старше чем он тогдашний на шесть лет. Ну почти на шесть. Дед был старым – я же помню. А я…? вроде ж, нет или уже да? Внутри – нет, но если посмотреть на отношение окружающих девушек
Он растерялся поначалу, но быстро пришёл в себя и решил, что займётся хозяйством. Первое, за что он взялся были как раз сухари. А вы думали, почему я с них начал?!
Сначала он точил нож. Потом резал хлеб, который для этого не покупали специально. Просто не было тогда заведено хранить хлеб в холодильнике – тостеров-то не было и в помине.
Правда, он научил меня, что делать если хлеб чёрствый и другого
дома нет - надо было насадить ломоть на нож, зажечь газ и, медленно
вращая над огнём, поджарить. Нет, это не то слово. Обжечь - так
будет вернее, чтоб до угольков по краям, тогда будет особенно
вкусно. А если маслом и сахаром сверху посыпать или чесноком
натереть и маслом намазать или полить подсолнечным, но не тем, что
из магазина, а базарным…
Вы знаете как пахнет настоящее подсолнечное масло? Когда подходишь в селе или деревне к месту, где масло сбивают - запах слышен за несколько улиц. Хотя и на базаре, в рядах, где его продают и дают попробовать - аромат прекрасный.
А знаете как масло пробовали? Ты протягиваешь руку сжатую в кулак и на место, где сходятся большой и указательный палец, капают с половника несколько больших капель, которые надо сразу слизнуть, а то по руке в рукав покатятся, но при этом успеть всё-таки понюхать аромат и оценить его.
Да и хлеб не плесневел тогда - он черствел. Мобильных телефонов не было. Папа, идя с работы, покупал хлеб или мама, но часто оба вместе. Если свежий ещё горячий привезли, то кто же устоит?
Столько нам было не съесть, но выбрасывать же нельзя. Категорически нельзя. И не потому, что деньги были потрачены. Хлеб выбрасывать?! Да я до сих пор не могу. Поэтому дед резал этот хлеб изумительно тоненько, как сейчас режут специальными машинами, а он руками и, раскладывая его на противнях, пёк в духовке сухари. Здесь сухари делают только из белого хлеба, а он делал из любого, но в основном из чёрного круглого за 14 копеек. Те, кто не харьковчане, даже представить себе не могут какой это был хлеб. А сухари из него – да что говорить?!! Я тогда мог есть их сколько угодно и вес оставался тем же. А сейчас от одного их вида поправляюсь. Это было лакомством. Лечь на диван с книгой и поставить рядом мисочку с сухарями. Мама очень ругалась – они с папой на этом диване спали и крошки – сколько ни стряхивай…
Дед был умным. Поэтому вопроса ехать в эвакуацию или нет, для него не было. Разговоры, что немцы культурная нация, его не убеждали. Он интересовался политикой, читал газеты от корки до корки и вовремя понял, что фашизм и евреи понятия несовместимые.
Возраста он был уже непризывного, один из всей семьи не на фронте, поэтому, собрав престарелых бабушек, сестёр, детей и тётушек увёз всех в Минусинск. Как они там выжили – загадка. Работал он на звероферме - лис разводили и продавали мех за границу, постоянно был в разъездах по отделениям. Кем работала бабушка даже не знаю, а ртов было – не сосчитать. И все старые и немощные.
Маме было 10 когда война началась и она была после серьёзного воспаления лёгких и недоедания - доктор сказал, что без усиленного питания начнётся туберкулёз. Усиленное питание в начале войны в эвакуации? Продали бабушкино пальто, точнее обменяли на козочку. Пасти её было некому - все старые. Только маме. И доить тоже никто не умел. Но главное – пасти. А коза - вредина рогатая, сразу поняла, что мама её боится и острыми рожками... мама рыдала и пряталась от неё.
Надо было продавать козу пока не убежала, но дед приезжал редко - единственный бухгалтер на всё хозяйство. А его слово - главное в семье, оно же последнее. Короче - как-то дождались его и рассказали, что происходит.
Стоит коза, мама рядом плачет - держит её на верёвке, а коза при любой возможности пугает и бодает.
Дед присел на низкую скамеечку рядом с ними, поднял мамино зарёванное лицо к себе и сказал обеим строго:
- Я сказал, козы не бояться!
Мама, рассказывала, что просто почувствовала, как её страх ушёл. И коза это тоже поняла. И сразу стала лучшей подругой. Её никогда больше не привязывали - она ходила за мамой как собачка и с трудом могла дождаться пока мама возвращалась из школы. А выражение это стало мемом в нашей семье
Дед работал, но денег ему не платили. Просто их не было. Жили постепенно распродавая, то, что привезли с собой. И вот наконец с ним расплатились - тушками лис. Время пришло их забивать - мех нужен был. Что с этим мехом потом делали - не знаю. Может за границу отправляли, может как-то в ссср использовали, хотя... кому они нужны были в это время непонятно. А вот мясо - мясо деду дали вместо зарплаты. Когда он мясо привёз и его развернули - оно всё в волосках было. Главное ведь было мех не повредить, когда лис свежевали, а мясо - кто ж заботился о мясе. И вот все бабки полуслепые уже от старости сели перебирать это мясо - выбирать волоски. Выбросить нельзя было ни кусочка.
Потом жарили. Запах стоял... она даже когда мне рассказывала, говорила, что помнит его. И вкус - специфический, но ели, куда ж деться
Есть такой очень известный английский дядечка – Питер Мейл (Peter Mayle).
Пятнадцать лет он проработал в рекламном бизнесе и у него неплохо получалось, но он был авантюристом, в хорошем смысле этого слова, поэтому всё бросил и уехал в горячо любимый Прованс, купил старый полуразвалившийся фермерский дом, год его ремонтировал и вживался, а потом написал прекрасную книгу – очень рекомендую. Если вдруг кто захочет - бесплатно почитать можно здесь http://loveread.ec/contents.php?id=4323
Так вот там он узнал, что мясо лис — это деликатес, если его приготовить правильно. Неделю его надо вымачивать в вине, потом готовить специальным образом с приправами
Но не было вина, чтоб неделю вымачивать. И недели не было - есть хотелось.
А был жир, на нём и готовили. И этих лис тоже
На жире. На рыбьем жире
Лисье мясо на рыбьем жире - блюдо для тех, кто понимает
Сорри, что я о таком грустном - Питер Мейл нашёл рецепт в Провансе, а дед – нет. Не бывал в Провансе мой дед
Когда мама родилась, бабушка себя чувствовала не очень. Сердце у
неё было слабым. А забот с маленьким ребёнком, ну вы в курсе, да?
Поэтому решили, что дед пойдёт записывать ребёнка один. Тогда
никакой шумихи по этому поводу не устраивали – тоже мне праздник,
ребёнка записать. Решили девочка будет Эммой и всё. Красивое
имя, звучное. Дед, идя с работы, зашёл в ЗАГС:
- Как ребёнка назвали? - спросила дама за конторкой.
Дед сказал фамилию, а когда говорил имя – представил себе её - крохотную, тёплую, любимую и, показывая руками какая она, сказал:
- Эммуся!
Дама пожала плечами - придумают же эти евреи. То Шлёма, то Ицик, а эта вот - Эммуся
Так и записали раз отец сказал. Когда бабушка увидела свидетельство о рождении, дед побежал обратно, но дама была непреклонна:
- В книге записи актов гражданского состояния не допускаются исправления
Так моя мама и прожила до 18 лет Эммусей. Правда, звали её всё равно Мухой, а не Эммой и дома и в школе
Уже когда училась в институте, зазвали домой начальника паспортного стола и, напоив его до беспамятства, уговорили поменять мамино имя. Правда, когда открыли новый паспорт, там увидели Марию вместо Эммы, но это всё-таки лучше чем Эммуся, согласитесь.
Семья была очень богатой. У маминой старшей сестры, моей любимой
тёти, даже был шерстяной вязаный костюм. В нём она ходила в
институт. Он же был и выходным. И на свидания тоже в нём. Но тут,
вернувшийся с фронта одноклассник начал за ней ухаживать с
серьёзными намерениями. Поэтому напряглись и ей пошили что-то
новое, надо же одеть невесту. А тот костюм, в котором она
ходила раньше – перешили и он стал маминым. Это было событием. Мама
чувствовала в нём себя принцессой и лучше. Грудь? Да какая там
грудь? Но плечи, ключицы – выглядели сногсшибательно. Конечно, она
не утерпела и надела его в школу сразу же день, когда он был готов.
Она шла в свою школу номер 17 по улице Бассейной как на бал, ловя
взгляды всех идущих навстречу. Первым уроком была русская
литература. Любимая Рахиль Лазаревна вызвала её к доске. Мама
рассказывала что-то из заданного на дом, а Рахиля, так её звали
девчонки между собой, подперев голову руками, смотрела на неё не
отрываясь.
- Любуется, - думала мама, - новый костюм же, - и она крутилась во
все стороны, чтобы все её могли получше рассмотреть.
Наконец она закончила и застыла:
- Сейчас она скажет, какая я прекрасная, - ждала мама, обучение было тогда раздельным
- Боже, Муха, какая же ты худая, девочка моя. Одни кости… Кормить и кормить!
Всё! И так уже 2000 слов. И вино надышалось и раскрылось
Кто прочёл – молодец
Тут и сказочки конец
А я – пошёл, пока не остыло
|
</> |