Давид еще
gospodi — 15.01.2010 Говорят, за три часа до смерти он звонил в музей и давал распоряжения по поводу предстоящих выставок. Потом ему сделали укол. Потом остановилось сердце. Потом его не стало. Еще рассказывают, как в конце декабря его провожали в Мюнхен, поручили купить в подарок какие-то сувениры - он с радостью согласился. С сестрой, которая была в Германии, они уже планировали к Рождеству вернуться. "Придется бороться без меня..." - как-то сказал он близким знакомым за месяц до этого. Тело никак не могли привезти из Германии на родину, потому что у Давида не было с собой внутреннего российского паспорта, был зарубежный. Пришлось срочно передавать самолетом. На Армянском кладбище была уже вырыта могила, когда туда прислали посыльного из мэрии - "если похоронишь - завтра же уволим с работы". Похороны прошли на Троекуровском. Ему припомнили выступления против того варварского разрушения Москвы, о котором он говорил публично и много раз. Защитил ли он Москву? Пытался защитить. Этого оказалось достаточным, чтобы ненавидеть его даже после смерти.Фото Владимира Ушакова ("Сноб")
Жанр некролога стал именно жанром - зависимым от того, где, как и о ком пишется, ну и главное - кто автор текста. В Ъ о Давиде Саркисяне написал Григорий Ревзин:
Директора музеев обычно люди феодального склада, крепко укорененные. Но мне Давид почему-то казался немного гостем, правда, необыкновенным, путешествующим как будто бы со своим волшебным шатром, полным магических предметов. Он чем-то напоминал Мелькиадеса из романа Габриеля Маркеса "Сто лет одиночества". Хотя бы тем, что будто не имел возраста, и то прикидывался стариком с глубокими морщинами, то на следующий день становился молодым человеком лет 35. А может быть, главным образом потому, что, хотя все шли к нему, казалось, что это он появляется и с живым интересом спрашивает: "Ну и как вы тут живете?" И становится понятно, что раз так спрашивают, то, наверное, живем не пусто, как-то по-настоящему, а завтра будет еще интереснее.
Очень хорошие слова написали о нем (и сказали о нем) его друзья. К счастью, они говорили ему это и при жизни.