Дальнейшее Исследование
mirnaiznanku — 06.12.2010или
Почему Остроухие никогда не получат ЗОЛОТО Массаракаша
Под Остроухими, собственно, понимаются трое – Шакал, Тушкан и Киса, то есть я.
Лучезарный Шакал в своем посте пошел, на мой взгляд, по неправильному пути. Как назвать рассказ, как его начать, как назвать ГГ... Статистика показывает – да зовите, как хотите, если только это не Эйяфьятлайокудль.
Давайте проведем более серьезное исследование – а именно, каков должен быть характер ГГ, чтобы, при прочих равных, будучи посланным на охоту, принести своему хозяину Золото в зубах. И давайте , по примеру Шакала пройдем по простому пути, вместо того, чтобы бежать окольными тропами.
Я не поленилась – практически подвиг при моем-то характере– и изучила золотые рассказы Массаракша, а также – часть медалистов. И знаете таки что? Люди любят положительных, благородных и без кариеса. Некоторое количество милых сердцу заблуждений и даже окаянного негодяйства допускается, но кончится все хорошо, добро в герое возобладает. А то и лучше – все вдруг как с цепи сорвавшись, начнут друг перед другом в благородстве соревноваться. Бесперечь!
С медалистами, в сущности, та же засада. Я насчитала только шесть рассказов с героями отрицательными или более-менее с гнильцой. Собственно, это два моих («Демон» - серебро , “Шепчущие болвану” - бронза), два Анубисовых (“Ассоль”- бронза и “Волшебный цветок” – серебро, причем тут герой не сколько отрицательный, сколько слегонца противуречивый), Лисвинд (“Творец прекрасного” – бронза, тоже скорее противоречивый герой, негодяйства за ним не замечено, разве что недалекость) и Тушкан со своими двумями Викторами. В остальном – сплошная любве и воздухов благорастворение.
Но пойдем еще дальше. Чего же именно мы в первую очередь не должны подпускать к нашему ГГ на пушечный выстрел? Иначе никакого Золота этот поганец не принесет, а только впустую истратит авторский запал, скотина неблагодарная?
Первое, без сомнения – слабость. Да, именно, слабость. Это же жалеть надо! А жалеть мы не любим, шарахаемся от жалости, как испуганные кони, подозревая, что нами тут пытаются манипулировать. Нам вспоминается учительница начальных классов, складывающая накрашенный ротик в выразительное строгое сердечко :”Жалость, дети, унижает”… Унижает – и все тут. Жалко, что эта самая учительница ничего в свое время не сказала про умиление. Тоже не высшей мыслительной деятельности чувство, но почему-то мы ему умиляемся, а не давим в себе, как жалость. А ведь умиление – все из той же колоды картка, та же манипуляция – на слабых струнах играет, чтобы заставить всех нас слушать фальшивую музыку. Но к умилению мы более терпимы.
Второе, что ГГ не прощается – это, конечно, подлость. Из коментов к “Демону” : “Да что ж он у вас противный какой?” – ну или как-то так. Ну что выросло, то выросло. Мы пока даже белозубости у всех не достигли, что уж говорить о чистоте помыслов.
На третьем месте по неприятию идет противоречивость характера. Ты, голубчик, или будь добрым и блахородным, или злым. В крайнем случае – осознай и перекуйся. И желательно побыстрее. А вот туда-сюда нас не прикалывает.
Ну и почему Остроухие не получат золота?
Тушкан вообще не заморачивается моральными качествами своих героев. Как выйдет. Когда я читаю его рассказы, у меня бывает полное ощущение, что в мой дом набилась чертова уйма народу, которые пьют из моих чашек, спят на моем диване и бьют мою посуду. Но не гнать же ж? Живые же люди, этого не отнимешь...
Лучезарный Шакал, может, и рад был бы своего героя облагородить, но (само)ирония не дает. Навешает определений странных, с подвывертом, так и смотришь – а герой-то того-с… С одного бока, вроде и ничего, а вот с другого…
Ну а про меня вообще речь молчит. Я - животное ленивое и без фантазии. Что вижу, то и пою.
Ну и в заключение – небольшое упражнение. Это такой финал, в котором происходит легкое перерожденьице героя, что бы это ни значило.
«Виктор понял, что он устал. Да, он натворил глупостей. Но ведь по молодости, практически по малолетству. И всю жизнь нести бремя этой неизбывной вины? Мало того, что ему шесть дней пришлось трудиться без сна и отдыха, так теперь еще и рога потеют и копыта жмут.
Ссутулившись, он сидел на огромном камне на границе Света и Тьмы. Все бессмысленно, всё. Что он только ни пробовал – стирать неудавшиеся судьбы, дарить им по двенадцать смертей и даже баловать их автоматами желаний. Не угодишь. Захотелось совершить страшное, непоправимое.
... И вдруг... легкий свежий ветерок донес до Виктора отдаленные звуки органа. «Блямс-блямс» - кто-то наигрывал Брамса. Горечь отпускала, в нос, вместо серной вони, неожиданно проник запах роз. Он щекотал внутри, до самого сердца.
- Апчхи! - вырвалось у Виктора из глубины естества. Рога обломились, копыта слущились с ног. В глазах прояснело, под лопатками зачесались разом проклюнувшиеся крылья.
Жизнь только начиналась.»