Чудовищные корни путинщины. Предел упругости и преждевременная смерть

rus_vopros — 08.04.2023 Ведь будет же когда-нибудь история разбирать наши дела и поступки, будут какие-нибудь историки доискиваться, как и почему это вышло, что такое громадное государство сошло с лица земли, обратилось в ничто.
П.Н. Краснов «Выпашь» (1931). Ч. III. Гл. VIII.

…Для каждого металла есть свой коэффициент упругости и сопротивляемости на разрыв. И, когда имеют дело с металлами, этот коэффициент принимают в расчет, да еще обыкновенно и к нему прибавляют свой коэффициент, усиливающей надежность изделия. И, чем ответственнее машина, тем этот второй коэффициент делают больше. […] Ну, а если мы перетянем металл, потребуем от него больше, чем он может дать, то он ломается, приходит в негодность и мало того, что машина ломается, но и самый металл на долгое время теряет свои качества и становится негодным ни на что. […] Казалось бы, металл все-таки что-нибудь да стоит; на деле же и металл ничего не стоит. Ну, потом, со временем и он как-то отдыхает, что ли, и становится опять годным в дело. Только очень много надо для этого времени. […] И у людских сил есть свой предел напряженности и, когда он приходит к концу, наступает смерть. И самоубийства от этого. Нервы не выдержали. Да, конечно, нервы, а только что такое и самые-то нервы? Просто, перейден предел упругости и наступает преждевременная смерть.
Можно было бы подставить к каждому народу, как к каждому металлу, его коэффициент упругости. И в каждом народе, в каждом государстве есть провинции, губернии с более высоким и более низким коэффициентом сопротивляемости. Псковские – одно, а, скажем, Вятские – другое. И по родам войск тоже увидим разницу.
И металл приучают к большей сопротивляемости, так и людей можно сделать более выносливыми. Гвардейские, Сибирские, Кавказские, Туркестанские, Казачьи части показали на войне большую выносливость, чем другие части и, конечно, все это надо было изучить, и в расчетах своих иметь в виду, как механик имеет в виду степень сопротивляемости металлов при постройке машины. У нас на это как-то не обратили внимания. По легкомыслию, что ли, может быть, и по неразумию. Не думаю, однако, чтобы по злому умыслу.
Знаешь ли ты, что, когда шло наше наступление в Восточную Пруссию, то только что укомплектованные запасными, не втянутые в поход части, по жаре, по песчаным дорогам, без дневок, делали по тридцати и более верст в сутки... Обозы опаздывали. Утомленные лошади не могли тянуть повозки. Лошадей отпрягали, припрягали в двойном количестве к повозкам, проходили версту, снова отпрягали, возвращались к оставленным повозкам и тащили их дальше. Можешь себе представить, какое при этом было напряжение людей? Упругость и сопротивляемость были превзойдены, ну и вышла катастрофа.
Наш Генеральный Штаб всю войну при своих расчетах на силы войск не только не приставлял какой-то коэффициент, чтобы обезпечить стойкость войск, напротив, он всегда форсировал силы солдата. Требовали невозможного и от войск и от утомленного народа. Ну и не выдержали... Упругость пришла к концу. И должно оборваться.
– Что же это будет? –
– Смерть.
– Смерть целого народа?... Смерть России?... Ты говоришь это так спокойно!
– Я, как механик, давно увидал, к чему идет... Остановить невозможно. Неизбежное должно случиться, а перед неизбежным я спокоен. Этому научила меня наука.
– Но... Остановить это... Дать отдохнуть, оправиться народу и войскам.
– Что же это, мир?... Перемирие?... Ты сам знаешь, союзники требуют от нас все большего и большего напряжения и жертв, и мы должны их дать.
– Но если от этого гибнет Россия?
– Что делать, в игре надо быть честным до конца.
– Как же быть?... Смерть?...
– Может быть, самоубийство.
– Какое самоубийство?
– Революция и есть самоубийство нации.
– Остановить нельзя?... Какою угодно ценою?
– Только ценою сепаратного мира. […]
…Нарушены были какие-то законы механики, "сугубой", но ох какой нужной науки, и Россия... Россия! – летела в бездну, катилась к неизбежному концу... И кто был виноват?...
– Да, если бы только выпашь, – тихо повторил, поднимаясь, Долле, – выпаханному полю можно дать отдохнуть, оставить его под паром, вырвать, выкорчевать ненужные травы, выжечь их и пахать его снова... Но... Государь, да еще наш, никогда на это не пойдет. В этом сила, в этом и слабость империй. Они честны. Они не могут пойти на подлость, на измену своему слову... А в наш подлый век...
Не честные нужны Правители и Государи, а гибкие парламенты. Сегодня стоит у власти одна партия и честно это, а завтра стала у власти партия противоположная и то, что вчера считалось просто подлым, сегодня именно то, что нужно для народа, и им это все прощают и даже находят нормальным и естественным.
Государю Императору сепаратного мира никогда и никто не простит, ну, а какому-то учредительному собранию все спустят. Защита, мол, нации, защита революции, право народа, а народ-то куда самодержавнее любого самодержца... […]
Помни одно: предел упругости перейден, а законы механики безнаказанно нарушать никому и никогда нельзя...

П.Н. Краснов «Выпашь» (1931). Ч. II. Гл. XX.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/680224.html

Сохранено