Чудеса и вера

sapojnik — 15.01.2014 Наши "консерваторы" деланно "удивляются" - почему ж, мол, эти проклятые либералы и креаклы приходят в ужас по поводу толп возле ХаХаЭса? Стоят люди, никого не трогают. Приобщаются к святыням. Могли бы пить в подворотне или "Санта-Барбару" тупо по телеку зырить - так нет, культурно проводят досуг в центре столицы. Поди плохо! Чего этим горе-либералам надо? Наверно, все-таки они русофобы! Не любят русских людей. Желают им спиваться.

При этом почему-то те же наши "консерваторы", они же, как правило, русские националисты, очень любят возмущенно постить фотографии массовых мусульманских молений в центре нашей столицы, когда магометане десятками тысяч застывают в весьма характерных коленопреклоненных позах - припав головой к земле и отставив филейную часть. При взгляде на эти фото консерваторы с трудом могут сдержать брезгливость. И комментарии соответствующие - "вот, понаехали к нам дикари", "что они тут устраивают!", "обалдели совсем" и т.д.

Но, спрашивается - в чем тут разница, друзья? В том, что одни молятся "правильному" богу, а другие - "неправильному"? На самом деле сцены массовых молебствий, неважно какому божеству, производят крайне тягостное впечатление на нормального, современно образованного человека. И это - вполне естественная реакция. Как-то ведь грустно осознавать, что человечество развивается, постигает тайны природы, собирается лететь на Марс - а все равно большинство людей, вроде бы закончивших среднюю школу, не только находится в плену самых диких и древних суеверий, но и даже нисколько не стыдится этого!

Наши националисты любят кичиться тем, что они, дескать, "европейцы" и "белые люди", а вот "дикие горцы" и среднеазиаты - это деревенщина и вообще обезьяны, якобы только слезшие с дерева. Однако толпами ходить к мутного происхождения "реликвии", ожидая от нее чудесных исцелений, хороших урожаев и прибавки к зарплате - что это, если не дикость?

О том, что вера - это про другое, мне рассказал когда-то один священник. В Сухановке - там где была одна из самых страшных тюрем при Сталине, а теперь там сделали монастырь.

"...Проповедь шла на втором этаже восстановленной церкви. Сверху на нас смотрели полностью отреставрированные, без следов каких-либо пулевых ранений православные святые, исполненные в наивной манере русской живописи конца XIX века. Окна уже были застеклены, и на протяжении всей довольно долгой проповеди там, на верхотуре, об стекло с тихим писком билась какая-то глупая птица, невесть как залетевшая в храм.
Молодой игумен только раз отвлекся, посмотрел на птицу со своей неизменной полу-ласковой, полузастывшей улыбкой на лице и сказал, как бы сам себе: «Окно приоткрыли – вот она и залетела; глупая!». Птица продолжала монотонно бросаться на стекло.
-… Страшные события были здесь, - говорил игумен. – Страшные мучения претерпели люди от безбожной власти. Я знаю, многие возмущаются. Это многим непонятно. Я знаю, что сердца людей, бывает, ожесточаются, когда они думают обо всем этом. Люди спрашивают – где же справедливость? Как же такое могло случиться с нами? Я не понимаю, почему у людей христианской веры возникают такие вопросы. Я всегда указываю на это.
И игумен с какой-то даже злостью и страстью, неожиданной в нем, вдруг протянул вперед висящий у него на груди большой крест с распятием.
- Посмотрите сюда! – требовательно сказал он, и голос его неожиданно стал тверд; в нем звучало горькое убеждение. – Вы видите? Какая справедливость? Вот Человек, который никому не сделал ничего плохого. Всегда только помогал людям, учил добру. А что с ним сделали? О какой справедливости может говорить христианин?
Только тут стало понятно, какое чувство переполняет настоятеля бывшей Сухановки. Глубочайшая горечь…
Дальше игумен почему-то заговорил о вере. Казалось, он почти жаловался:
- Люди не понимают, в чем функция Церкви, - говорил он, обращаясь к внимательно слушающим его старушкам (школьники, их внуки, то ли робея, то ли по школьной любви к «камчатке», старались держаться поближе к выходу из Храма). – К батюшке приходят, чтобы попросить исцеления, или пожаловаться на мужа, который пьет, или на сына, который связался с хулиганами. А ведь наша роль – другая…
Заметив испуганный взгляд кого-то из слушателей, он неохотно поправился.
- Нет, конечно, мы тоже можем попросить о здоровье, вместе помолиться… Но… - тут его голос снова окреп – не это же главное! Священник не может заменить вам учителя. Он не может заменить врача! Даже если у вас просто тяжело на душе, вы можете обратиться к… есть сейчас такие услуги… К психотерапевту! А священник нужен для другого!
В толпе прошел какой-то еле слышный ропот. Но игумен уже не слушал.
Да! Мы нужны, чтобы говорить с вами о Боге и о вере! О Боге и вере – вы понимаете? Задайте мне вопросы не про исцеление – задайте мне вопрос о Христе, о Господе нашем! – воззвал игумен почти отчаянно.
Народ в церкви растерянно молчал.
- Но люди не хотят почему-то говорить о Боге и вере, - завершил монах почти спокойно. – Людям почему-то хочется просить чудес…"
http://sapojnik.livejournal.com/96705.html

Сохранено