чтобы гусыня могла утопиться: "Барабаны в ночи" Б.Брехта в Театре им. Пушкина,

"Конец свиньи - начало колбасы"... Пересматривая впервые с предпремьерного прогона -

- стало быть, шесть с половиной лет спустя, бутусовские "Барабаны...", вспомнил, что ровно в тот же день увидел первый раз (один прогон был утренний, другой вечерний) и "Царя Эдипа" Туминаса -

- то есть за день тогда на меня дважды "накатывало" буквально - у Бутусова глухая кирпичная стена, у Туминаса "роковая" ржавая металлическая труба "судьбы"... С тех пор еще много чего накатило, и спектакль Бутусова по Брехту волей-неволей сегодня воспринимается более "публицистическим", чем он казался (и вероятно, задумывался) в свое время. Потому вопросов уже не возникает, с чего бы Юрию Бутусову наряду с Шекспиром и Чеховым всегда был настолько близок Брехт: театр Бутусова - не "идейный", вообще не "рациональный", тут стихия, эмоция на разрыв, выворачивание кишок и кровь фонтаном, какое уж тут "эпическое" очуждение (впрочем, для раннего Брехта еще не столь характерное)... Бутусов каждый раз (начиная по меньшей мере с "Человек=человек" по "Что тот солдат, что этот" в Александринке) переплавляет сатиру и циничный сарказм Брехта в трагедию шекспировского масштаба, и задним числом в Андреасе Краглере, каким его играет Тимофей Трибунцев, обнаруживается все тот же раздвоенный, расколотый на противоположности, противопоставленные сущности Пер Гюнт (человек=тролль). Диалектика протеста и смирения (можно было бы сказать "конформизма", а то "смирение" как будто понятие, недостаточно негативно окрашенное, но по Брехту это ведь одно и то же) через сюжет "Барабанов в ночи" проявляется, конечно, совсем иначе, нежели в "Пер Гюнте" или в "Короле Лире", но в театральном мире Бутусова сюжет так мало значим, что социальная или психологическая его составляющая почти без остатка растворена в вихревом потоке космических сил, бросающих всех этих марионеток-клоунов-андрогинов из стороны в сторону, превращая то в пьяных обезьян, то в на первый взгляд благонамеренных цивилизованных господ... Наверное, с момента, когда Юрий Бутусов дебютировал в Москве постановкой "Макбетта" по Ионеско на сцене "Сатирикона" и стал тем Бутусовым, которого теперь знают даже распоследние театроведы (в период "Годо" и "Калигулы", спектаклей не менее выдающихся по-своему, он был все-таки другим, а театроведы еще не знали горя...), именно "Барабаны в ночи" - его самый "наэлектризованное" сочинение, такой силы напряжения, такой концентрации боли, ну кроме разве что "Чайки", не ощутишь больше нигде (по-моему, даже в питерском "Макбет. Кино", уже по Шекспиру поставленном). Тимофей Трибунцев совершает на глазах ну только что не буквально самосожжение (в том же костре горят вместе с ним и Александра Урсуляк с Верой Воронковой, и Сергей Кудряшов с бессловесным Александром Дмитриевым, и фантастическая Анастасия Лебедева) - потому, скажем, его адресованный болтливым пьяным обезьянам в первом ряду выкрик "заткнитесь там! заманали!! не телевизор же!!!" из действия не выпадает, а наоборот, естественным порядком, силой художественной логики (а не просто некой организационной необходимости и неконтролируемого актерского порыва) вытекает из него, в финале еще и закольцовываясь концептуально (герой Трибунцева усаживается перед телевизором сам!): такого рода и уровня театр, несомненно, возможен и обретает смысл исключительно в живом контакте с полным и адекватным залом (ну с наполнением проблем нет, мало того, мне даже пришлось беспокоить ЮН лично, чтоб попасть на спектакль; с адекватностью несколько сложнее, хотя говорят, раз на раз не приходится) - что, допустим, в моей сугубо частной ситуации не безусловный плюс (я спектакли предпочитаю смотреть на экране в записи из-под одеяла, на худой конец из пустого партера без публики), но такова специфика бутусовского театра и в "Барабанах..." она проявляется в высшей степени: тут незачем спрашивать, на кого надвигается стена (Берлинская, тюремная, расстрельная... да хоть Великая Китайская!) - она надвигается на тебя. Другое дело, что в актуальном контексте универсальная бутусовская метафизика (да и туминасовская, и любой подлинный, ненадуманный и ненаигранный прорыв за границу обыденности, той самой, в чей кокон, устроившись возле телевизора с женой-собачкой и полив из чайничка цветочки в горшочках, возвращается герой "Барабанов в ночи" к финалу...) автоматически конкретизируется, в том числе и - среди прочих так любимых Бутусовым "вставок", наряду с Пастернаком и др., ключевая, сегодня в спектакле звучащая таковой - написанная в 1918-м, годом раньше пьесы, брехтовская же "Легенда о мертвом солдате" (в переводе Семена Кирсанова):