Что было в Бахчисарае


После спуска по скале, мимо столов торговцев сувенирами, вниз и
вниз, протянулась асфальтированная дорога.
Справа от дороги монастырь. Судя по виду, довольно зажиточный и
благоустроенный.
Слева — вросший в скалу храм.

Дорога удобная, по ней хорошо идти, особенно после того, как
полдня бил ноги по камням.
Вот только нет лавочек, на которых можно было бы передохнуть и
нельзя курить.
У храма я опять встретился с туристами, которых возили на УАЗиках. Они выразили мне своё восхищение тем, что я хожу пешком и спросили, мол, наверное, для здоровья? Я ответил, что из интереса и пошёл дальше.
Вскоре показался Старый город.

Крымско-татарский колорит здесь ещё сохранился.
Новые здания, многочисленные кафе и рестораны построены в восточном
стиле.
Попадаются и домики, оставшиеся с прежних времён.

Неширокая улица, узкий тротуар.
Я протиснулся между тремя мужчинами, услышал обрывки их разговора —
обсуждали, как выгоднее заключать контракт с Минобороны.
Ханский дворец на реконструкции. Открыта для посещения лишь
малая его часть.
Неподалёку сидел на стульчике человек и предлагал зайти вкусно
покушать. Я спросил про пиво и про чебуреки. Он ответил, что пива
нет, потому что у него в заведении халяль и указал на другое кафе,
где к чебурекам можно заказать и пиво. Я немного поколебался и
сказал, что — ладно! — пусть будет халяль и человек повёл меня
через улицу, затем во внутренний дворик, затем вверх по ступенькам,
пока мы не вышли на террасу уставленную столиками с которой были
видны над черешнями минареты.

Вместо пива выпил стакан холодного мятного щербета.
Налил в чашку ароматного кофе из турки.
Съел три горячих, истекающих соком, чебурека.
Шесть заказал с собой и сложил в рюкзак.
Передохнул немного, рассчитался, оставил «на чай», подошёл к окошку
кухни, всунул голову внутрь, поблагодарил женщину стоявшую у плиты
за вкусную еду, и отправился на улицу.
На выходе меня догнал официант, протянул мне бумажный стаканчик
полный черешни и сказал: «Это с нашего дерева», и я пошёл дальше,
дошагал до памятника Пушкину и уселся рядом с поэтом дожидаться
автобуса на автовокзал.

Салон автобуса оказался набит пассажирами.
Женщина сзади сказала: «Проходите дальше, нас на остановке ещё
много!» Затем она приметила знакомую, сидевшую на сиденье, и бойко
и радостно затараторила с ней на крымско-татарском.
С другой стороны тоже слышался незнакомый язык, в котором мелькали
русские слова.
Звучало примерно так: «та-та-та-та-та, кавказский пленник, та-та-та
та, сказка о рыбаке и рыбке...»
Две женщины беседовали между собой и говорили одновременно на двух
языках. Одна больше разговаривала на русском, другая — на
татарском, но было ясно, что обе отлично владеют и тем и
другим.
«Библиотечные фонды», — говорила одна.
«Даже латиницей писал», — говорила другая.
Они, как я понял, обсуждали деятельность какого-то человека,
занимавшегося переводами русской и зарубежной классики на
крымско-татарский, а может и на караимский, не скажу точно.
Как звали этого, без сомнения, достойного человека, я так и не
узнал.
Показался автовокзал и через двадцать минут, выпив всё-таки кружку
холодного пива, я уже катил на другом автобусе.
В Севастополь.
Вдалеке синели склоны холмов — цвела лаванда.
На стриженных полях лежали аккуратные тюки сена.
В персиковом саду персиков не было. Потом я присмотрелся и
разглядел, что плоды ещё зелёные и сливаются с листьями.
А потом показался другой сад, и в нём персики уже созрели и висели
на ветвях словно огромные ярко-красные новогодние шары.
Потом автобус взобрался на горку. Проехал военный аэродром и стал спускаться в долину. На миг открылся один из самых моих любимых видов — блестящее гладкое море, синее небо с остановившимися в нём облаками, и раскинувшийся вширь Гераклейский полуостров, унизанный коробочками белых домов, в стёклах которых горело клонившееся к горизонту солнце.
У Катькиного столба — старой Екатерининской мили, — я попросил
водителя сделать остановку, сошёл с автобуса и отправился
домой.
Отдыхать.