Целитель

palaman — 18.10.2025 Дождь шёл уже несколько седмиц. Посевы превратились в болота и над деревней промозглым маревом висел призрак голодной зимы. Дорогу развезло, даже пешему было тяжко от липнувшей к ногам тяжёлыми комьями глины, про телеги уж и говорить нечего — и на волах не протащиться.

Пришлось растапливать печи, а чтобы запас дров на зиму был в порядке, пошли к барону за добром на порубить лес. Только странное дело, сколько ни кричали, ни стучали, баронский замок оказался тих и безмолвен, ни людей, ни собак. Вернулись в тревоге, но в лес за хворостом стали потихоньку похаживать. Благо егерей тоже не видать было.

Мало того, деревне завелась немочь. Люди брехали кашлем как собаки, жаловались на ломоту в груди, чахли. Уже свезли на погост двоих — годовалую дочь мельника и старого Гружека. Хотя про старика шептались, что родственнички уговорили, чтоб лишний рот заткнуть.

Старому Мареку нечего было опасаться родственников. Благоверную давно уже забрала так и не родившаяся дочь, а сын подался в ополчение, да там, похоже, и сгинул безвестно. Впрочем, кажется, приползшая в деревню немочь должна была добить Марека почище родных, а если не она, то голод. К тому же от сырости начали пухнуть отмороженные по молодости пальцы и колено переставало гнуться — так что заботы по хозяйству стали сущей пыткой. В прежние дни, бывало, соседи помогали, но сейчас каждый думал о себе и про старого Марека позабыли. Оставалось сидеть целыми днями на завалинке, да считать, когда кончатся припасы.

Вот потому и увидел он первый странного человека в белых одеждах. Человек шёл легко, не обращая внимания на дождь, а грязь словно бы вовсе не липла к босым ногам.

— Добрый человек, — сказал незнакомец мягким, звучным голосом, поравнявшись с Мареком, — не подскажешь, где тут у вас можно остановиться?

— Иди вон дальше, — прохрипел Марек и, не сдержавшись, закашлялся. — Корчма будет у колодца, там спроси.

— Ты, кажется, болен? — участливым голосом спросил незнакомец.

— Тебе-то что. Иди давай дальше.

— Я мог бы тебе помочь.

— Чем? На погост спровадишь? Так я туда не спешу.

— Я целитель...

— Иди давай, целитель. Видали мы таких шарлатанов. Опять будете тут свои снадобья да траву толкать. А толку от этой травы, — обозлился Марек, припоминая разорённую в надежде спасти жинку с дочкой кубышку. — Нет у меня ничего. И во всей деревне ничего нет. Зря ты сюда припёрся, только ноги побил, а барыша тут не найдёшь. Иди своей дорогой.

Целитель покачал головой, вздохнул и пошёл. Марек долго наблюдал за ним, видел, как тот свернул к постоялому двору. Усмехнулся криво, сплюнул, помянув недобрым словом всех обманщиков и шарлатанов, а потом похромал домой.

— Слышь, сосед! — голос Вашека с утра был громок и раздаржающ без меры. — Сосед! Ты там сдох, аль жив покамест?

— Не дождёшься, — прохрипел Марек.

На улице было странно, он не сразу понял, что именно, а потом вдруг дошло — тихо, не слышно шума капель, бьющих по крыше, и солнце — впервые за столько дней — солнце.

— Ну, чего тебе, — сказал Марек чуть добрее, — ишь разорался, как петух поутру.

— Ты слышал чи нет? Там целитель пришёл, людей лечит.

— Целитель, — протянул Марек недобро. — Что, небось последние штанцы за свои порошки-корешки уже с вас стряс?

— Та не... — простодушно улыбаясь, покачал головой Вашек. — Он только каши поесть попросил, да пива.

— Ну значит, будет вам затирать какую ересь, ум весь перекрутит. За что нас потом всей деревней по осинам развесят или господин барон, или его святейшество. Если вы раньше от его целений не загнётесь.

— Ну того не знаю, — пожал плечами Вашек, — только вот смотри.

И сунул руку под нос Мареку. Ещё вчера, как помнил Марек, на большом пальце у Вашека красовался здоровенный нарыв. Палец был красный и толстый. Сейчас на месте нарыва виднелась розовая полоска новой кожицы, а сам палец имел природный размер и цвет.

— А ещё Милушка кашлять перестала. И Томек, помнишь, он уже отходил, а сейчас ничего, бегает, в поля собирается.

— Херня это из-под коня, — отрезал Марек. — Просто дождь закончился, вот вас и попустило.

Вашек глянул на соседа странно, будто с с жалостью, которой у него отродясь не водилось.

— Упрямство — тоже болезнь, — сказал он.

— Это где ты так умно балакать научился? — подозрительно сощурился Марек.

— Да вот Элиас и сказал.

— Какой такой Элиас?

— Дык целитель же!

— Ой ну верно, болтаться вам на осине как игрушкам на новогодней баронской ёлке, а Элиаса вашего заместо звезды жопой на ветку посадят... Иди уже с глаз долой, не беси меня!

Следующая седмица прошла для Марека под знаком раздражения. Односельчане словно бы все разом лишились ума, забыли и про скотину, и про загнивающие поля, только один этот целитель Элиас и был у них на уме. Марек ругался, стращал неизбежными карами и голодом, но его никто не слушал. Он хотел было дойти до барона, но понял, что со своей хромой ногой не потянет.

Самое обидное, что все остальные и впрямь выглядели поздоровевшими и довольными жизнью. То один, то другой зазывали Марека на корчму, поговорить с целителем, обещали, что ему станет легче, что он сам сразу всё поймёт. Марек отбивался как мог. Элиасу он не верил ни на грош. К концу седмицы даже перестал походить к двери, только хрипло кашляя посылал всех в рощу.

Марек проснулся от странной тишины. Не гавкали собаки, не орали как обычно поутру петухи. Не слышно было даже уже изрядно доставшего утреннего пения со стороны корчмы. Он попытался было заняться домашними делами, но гнетущая тишина и всё нарастающее чувство тревоги всё никак не оставляли, и он не выдержал. Отвалил впервые за за пару дней кол от двери и вышел на улицу.

Первое, что он там увидел — несколько новых деревьев, растущих то тут, то там в самых неожиданных местах. Память у Марека была не та, что прежде, но всё же он был точно уверен, что никакого ясеня, да ещё замотанного в человеческие тряпки, посреди деревенского просёлка отродясь не росло.

— Совсем курвы дети ополоумели — тащить из леса деревья да на дороге сажать, — прокряхтел Марек и полез в сени за топором. — Ничего ужо я вам сейчас...

Подойдя поближе к странному дереву, Марек заметил, что оно одето в бабские тряпки да и как будто фигуру имеет вполне себе женскую. И бёдра, и груди прям видны, а ветви словно руки воздеты в странном замершем танце.

Повинуясь странному порыву, Марек вдруг дёрнул ворот рубахи, надетой на дерево. Ну точно — два всхолмия, прям как у знатной девки на выданье. Даже вон соски торчат. Погано ухмыльнувшись Марек ухватился за деревянную грудь, как бывало давным-давно лапал жинку.

И вдруг чуть выше, там где должна была быть голова, в коре появилась расщелина. А над ней ещё две, маленькие, чисто глаза и рот. Деревянные губы задвигались, издавая скрипучие звуки, складывающиеся к ужасу Марека в слова.

— Марек... Марек... Как хорошо... Марек... Иди сюда.

Взвизгнув по бабьи, Марек упал на задницу, с ужасом глядя, как дерево медленно двигает к нему ветви, словно желая его обнять.

— Что же ты, Марек, за грудь хватаешь, — скрипело дерево надвигаясь, — а потом заднюю даёшь? Нехорошо... Нехорошо... Иди сюда, я тебя полюблю.

Страшнее всего было то, что в голосе, в повадках жуткого монстра он узнавал одну из соседок — Милушку, ту, которую целитель вылечил первой. Точно! Целитель, курвин сын Элиас! Подхватив топор, Марек изо всех сил похромал к корчме, всей спиной ощущая как скрипит всеми корнями и ветвями за ним Милушка. Да и прочие селяне вернее их древесные подобия в рваных одеждах медленно выползали из домов, что-то жутко скрипели и шептали.

Всё же Марек успел. Захлопнул двери корчмы прямо перед загребущими Милушкиными ветвями. Остановился, переводя дыхание.

— Вот и наш фома неверующий на огонёк заглянул, — раздался спокойный голос.

Марек оглянулся. Целитель сидел у потухшего очага и смотрел на него зелёными глазами.

— Ты... Ты... Что ты с ними сделал?!

— Всего лишь освободил от боли человеческого бытия.

— Да я тебя сейчас...

Но подвела хромая нога, нагруженная отчаянным бегом и вместо могучего замаха Марек растянулся на полу, зайдясь в лающем кашле, а топор отлетел прямо под ноги проклятого целителя.

— Позволь помочь, — мягко сказал Элиас. — Никакой боли не будет, только покой.

За дверью скреблись деревья, Марек видел их силуэты через щели в ставнях. И шёпот, шёпот...

— Господин барон так не оставит...

— Господин барон, — мягко сказал Элиас, — как был дубом, так и остался. Теперь выращивает жёлуди в замковом дворе и весьма этим доволен.

Он подошёл ближе, наклонился над Мареком. Его глаза источали зелёный свет, и Марек тонул в этом свете. Ломота в груди поднималась, жгла калёным железом, становилась нестерпимой. Зелёные глаза обещали покой. А если и нет, что ему ещё оставалось? Разве что сдохнуть тут, на полу проклятой корчмы от собственного упрямства.

— Пусть боль сгинет, — прохрипел из последних сил Марек.

И боль сгинула.

___________________________

Смотри тексты того же автора: