Бомба для императора
novayagazeta — 01.03.2021 140 лет назад был совершен теракт — один из самых чудовищных в истории России. Имена террористов до сих пор носят улицы и площади многих городов страны.Софья Перовская махнула платочком, подала сигнал… Кучер царя притормозил на повороте… Выскочил Рысаков с «адской машиной» конструкции гениального инженера Кибальчича…
Император (невредимый) вышел из покосившейся кареты. Подошел к
Рысакову, схваченному публикой. «Хор-рош!..» — сказал с осуждением.
Охрана, вместо того, чтобы немедленно увести чудом спасшегося царя,
топталась на месте. «Слава Богу!..» — ответил государь на тревожные
вопросы: как он?
— Так ли еще «слава Богу»! — проговорил Рысаков, и второй, стоявший у парапета, бомбист (Гриневицкий, поляк) бросил свою бомбу, буквально себе под ноги…
В санях полицмейстера израненного императора довезли до Царского подъезда Зимнего. Там он скончался.
Гриневицкий умер, доставленный в больницу, так себя и не назвав.
Кстати, от взрыва рысаковской бомбы погибли казак конвоя и случившийся рядом мальчик с санками, это прозвучало на суде. Лес рубят…
Страна абсурда. Человек нанимается столяром в Зимний дворец, работает там, сватается к дочке жандарма, по должности обязанного за ним, столяром, следить, проносит два, что ли, пуда динамита (маленькими порциями) и прячет в собственной постели, дышит парами нитроглицерина, голова раскалывается. Потом взрывает парадный обеденный зал. А убивает только ни в чем не повинных солдат Финляндского гвардейского полка — героев Русско-турецкой войны, назначенных в Зимний в охрану в качестве поощрения, — 11 человек. Плюс 56 ранит…
А сам бежит.
Через два года он убьет прокурора в Одессе, генерала Стрельникова, здесь уже будет схвачен и повешен. И было ему 25 лет.
Один из героев советского пантеона. До сих пор в 68 (!) городах страны, от Москвы до самых до окраин, до Спасска-Дальнего, улицы имени Степана Халтурина,
Герой? Памятник на родине стоит, в Кирове, — огромный… Плюс переулок Халтуринский в Ростове-на-Дону, да два проезда — в Тамбове и Твери. Плюс 11 улиц на Украине, да по три в Беларуси и Казахстане…
Ничего больше, кроме этих двух покушений, польза от которых более чем сомнительна, за жизнь не сделал: 11 солдат царской охраны да прокурор.
Интересно, что принят специальный закон, карающий за оправдание терроризма, многих уже осудили по нему, даже если те, осужденные, ничего и оправдывать не думали, а просто лайк в интернете поставили под сообщением, что такой-то и такой-то взорвал себя в здании областного управления ФСБ, в знак протеста.
Да и царь-то, которого в обеденном зале планировали убить, был единственным реально достоин благодарной памяти нашей — за реформы, которые не зря же поименовали Великими: крестьянскую, военную, судебную, государственного управления… Потом, правда, начал, в нарушение своих же законов, хватать, вешать, бессудно в тюрьмах держать, на военное положение две трети страны перевел… А людей-то уже разбаловал.
Кстати, в Петропавловском соборе на плите над могилой Александра II ни цветочка, на плите его внука, доведшего-таки дело до революции и расстрелянного большевиками, горы венков.
Улицы Андрея Желябова существуют во многих городах бывшего СССР — например, площадь Желябова в Смоленске, улицы Желябова в Брянске, Воронеже, Иркутске, Казани, Калининграде, Кинешме, Красноярске, в Липецке, Магнитогорске, Можайске, Павловске, Перми, Таганроге, Твери, Оренбурге… Также имя Желябова носит поселок в Устюженском районе Вологодской области.
Улицы Перовской были во многих населенных пунктах СССР (в том числе с 1918 по 1991 год так называлась Малая Конюшенная в Санкт-Петербурге, с 1923-го по 1990-й — улица Георгия Ахвледиани в Тбилиси). В городах Егорьевске, Иркутске, Твери, Астрахани, Таганроге, Ярославле, Туле, Екатеринбурге, Мурманске, Уфе, Луге и Брянске улицы Софьи Перовской существуют до сих пор…
С одной стороны, могущественнейшая власть, с другой — какие-то невидимки, загадочные «люди из подполья». Ни аресты, ни казни ничуть не помогали власти. Не находилось концов. Было похоже, что арестовывают не тех и казнят не главных. В лагере императора, по которому наносились прицельные удары, зарождалось смятение: то возникало тягостное и почти паническое недоумение, незнание, что делать и куда бежать, то разжигалась истерическая злобность. Либеральные бюрократы во главе с Валуевым схватились не на живот, а насмерть со своими врагами, сторонниками твердого самодержавия и лечения железом и кровью. Те всю вину за все несчастья возлагали на этих, а эти попросту называли тех изменниками.
Надежды на конституцию питали не только несчастные цареубийцы, но и министр внутренних дел Валуев, и военный министр Милютин, и брат царя великий князь Константин Николаевич. Составлялись проекты, писались записки, делались представления царю, но царь отвечал одним: он колебался… Все колебались, и даже столп охранительной партии, надежда Победоносцева наследник Александр Александрович, увы, не был образчиком твердости.
Хотя вокруг Александра Александровича и группировались люди так называемой «партии Аничкова дворца», сторонники жесткой линии, но они не столько находили опору в наследнике, сколько старались зарядить его своей бодростью.
Однако все сложности, неприязни и разномыслие меркли на фоне ужасных политических убийств. Жизнь непоправимо менялась. Страх становился такой же обыденностью Петербурга, как сырой климат. Нужно было привыкать. В апреле, после выстрела Соловьева, наследник записал в дневнике своим неряшливым почерком:
Привыкали к страху, привыкали к конвойным казакам, а потом и к самим покушениям. В ноябре наследник записал вовсе кратко и даже как-то меланхолично:
Невозможность уступить, «пойти навстречу чаяньям русского общества» заключалась для царя еще и в том, что выходило, будто он оробел, поддался угрозам подпольных людишек. Для обыкновенной царской гордости это было совсем уж insupportement (невыносимо). Да и попросту, как для всякого мужчины, оскорбительно…
Целую библиотеку можно составить о том времени — на любой вкус. Из лучших — роман Юрия Трифонова «Нетерпение». В серии «Пламенные революционеры» издан, о Желябове якобы.
О Времени, простите за банальность.
Опасаюсь писать (в рассуждении того самого закона: и меня должны оштрафовать, и газету мою),
Не заставь их жизнь (власть, правительство) ступить на этот неверный путь, дай применить на пользу родине немалые свои способности… Не дали. Толкнули на Екатерининский канал с бомбами.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
|
</> |