Блаженный Бартоло Лонго ОПс

alan_christian — 31.10.2011 Долго я тормозил, пообещав братьям-сестрам написать эту статью за октябрь - месяц, посвященный Святой Деве и молитве Розария.
Только в последний день октября дозрел.
Но, возможно, это провиденциально так получилось - ведь сегодня канун Всех-Святых, Halloween, а более хэллоуинской истории, чем история этого нашего святого, нарочно не придумаешь!

Вот, собственно, и она.
Иллюстрации я добавлю позже - и отдельно: боюсь, не поместятся, текста действительно много.

Принимаясь за статью про Бартоло Лонго, я выбирал этого святого, так сказать, «методом тыка»: в конце концов, не так много у нас беатифицированных терциариев, чтобы позволить себе почти ничего не знать о ком-нибудь из них. О, это «почти ничего»: самые краткие биографические справки о блаж. Варфоломее (Бартоло) повествуют именно оное «почти»: мирянин, терциарий, Иоанном Павлом именуемый «Человеком Мадонны», апостол розария, основатель какой-то там благотворительной организации, (биип, имя им легион, биип), повлиял на духовность величайшего Папы столетия, ну вот, собственно, и все. На иконах тоже образ вполне традиционный - почтенный старец, то окруженный сиротами (счастливые сироты – неизменный атрибут, вроде крыски и метлы св. Мартина ОП), то сам-один в плаще с иерусалимским крестом, непременно с розарием. «Отчасти благодаря начатому Бартоло марианскому движению, развившему «sensus fidelium» определенным образом, Папа Пий XII сделал свое безошибочное заявление о Взятии пресвятой Девы на Небо» - после одной такой фразы понимаешь, что все отлично, только читать очень скучно, ора про нобис, спасибо, до свиданья.
Но стоило начать читать его биографии – тут такое начало открываться! Да настолько своевременное и поразительное, что… смотрите сами.

Начну с начала. Родился он в 1841 году в Лациано – это около Бриндизи, на самом каблуке итальянского сапога, в тогдашнем королевстве Неаполитанском. Дата говорит о многом – страну тогда со страшной силой плющило в политическом плане, наполеоновские войны уже прокатились – начались более локальные передряги, лихорадка «рисорджименто» - итальянской борьбы за независимость, семена которой посеял, как ни странно, еще король Неаполитанский Иоахим Мюрат, ставленник Наполеона, но это другая история. Гарибальдийские восстания, войны с Австрией за независимость и прочие радости жизни – завершалась эпоха, когда война касалась еще по большей части людей военных, а для гражданского населения была только символом нестабильности. Детство Бартоло притом прошло вполне спокойно: нестабильность окружающего мира компенсировалась стабильностью и покоем семьи. Да, это очень важно помнить на протяжении всего дальнейшего рассказа – Бартоло был мальчиком из хорошей семьи. И не только хорошей, а еще и обеспеченной. И не только обеспеченной, но еще и католической – из тех, где вместе читают розарий каждый вечер, а детей отдают в самую лучшую в округе школу к отцам-пиаристам (они же – Орден регулярных христианских школ во имя Божией Матери, основанный еще в конце 16 века св. Иосифом Каласансом). Папа Бартоло – богатый доктор, мама, как подобает, занимается домом и детьми. Сын, краса и надежда, блестящий молодой человек, возглавляет школьный оркестр, отлично фехтует, играет на пианино и флейте, хорошо учится, только вот отличается гиперактивностью – очень подвижен и буквально не может долго сидеть на одном месте. Сам Бартоло весьма жестко отзывался впоследствии о своем юношеском характере, признавая, что, несмотря на успеваемость, был несносным подростком и наказанием учителей. Однако при всем при том мальчик вырос весьма карьерный и решил стать юристом, для чего и отправился по окончании коллежа пиаристов учиться юриспруденции в Неаполитанский университет.

Тут начинается вторая часть истории богатого и успешного мальчика из хорошей семьи. Все мы знаем, что революции – даже самые мирные, как в Италии 19 века, настолько привыкшей к постоянным лихорадкам, что очередная революция почти что не нарушала хода жизни – так вот, революции всегда были, есть и будут временем религиозных кризисов. Чуть случится где революция – и после первого лозунга «вали правительство» непременно рано или поздно появится второй: «бей попов». В ту эпоху и в той стране, конечно, не доходило до варианта «кишкой последнего попа последнего царя удавим», но демонстрации против папизма, против католичества, активные публичные выступления против Церкви и все такое прочее были весьма популярным развлечением. Особенно среди молодежи. И особенно, разумеется, среди молодежи университетской. Неаполитанский университет, то самое заведение, в котором некогда учился св. Фома Аквинат, действительно был в эпоху юного Бартоло рассадником так называемого свободомыслия. Теологию, которую некогда высоко вознес выпускник университета, заменили на загадочный предмет «История христианства» (ничего не напоминает, пост-советские друзья?) Среди профессоров были отрекшиеся от сана священники – такой профессор, скажем, преподавал философию, и именно он был одним из тех, кто ввел юного Бартоло, все такого же многообещающего и гиперактивного, в его новый «ближний круг». Потому что рука об руку со свободомыслием, как всегда и бывает, на свет во весь рост вышел Господин Оккультизм. Знаменитые неаполитанские медиумы держали салоны, посещать которые считалось хорошим тоном; к ним обращались по любому поводу, спиритуализм был в моде и не только не прятался от официальной церкви, как, бывало, ему приходилось делать в мрачные непросвещенные времена. но практически навязывался любому, кто хотел считаться образованным, духовным и вхожим в интересные дома. Опять-таки спрашиваю – ничего не напоминает, попутно отмахиваясь от контекстной рекламы на мейл-ру - «практикующего мага-профессионала Ильи Германа, белая и черная магия, приворот, отворот, снять порчу…» И имя им, кроме шуток, легион. Верить в Бога и всерьез воспринимать таинства Церкви как-то стыдно и несовременно, разве что речь идет о мейнстриме вроде «съездить в Дивеево к канавке Богородицы» - последнее, будучи родом суеверия, еще мало-мальски приемлемо в обществе, особенно если речь идет о людях пожилых. Для молодежи более модно и изящно в радикально-черных одеждах и с перевернутыми крестами на шее беседовать о сефироте, «лютике» (да-да, это в определенных кругах свойское обозначение виновника и князя греха) и семи великих демонах. За баночкой «Ред девила», а если у кого родители побогаче – то даже и при свете хэллоуинской тыквы в каком-нибудь неплохом подвальном ресторанчике за бутылкой вина. Узнаете? Так вот, «у бабочек», то есть в Неаполе середины 1860-х, было все то же самое.

Юный Бартоло Лонго со своей гиперактивностью, представительностью, несомненными лидерскими качествами и острым интеллектом быстро нашел свое место в этом прекрасном новом мире, так не похожем на скучные будни родного городка. Вечный круг «яппи – дети хиппи, хиппи – дети яппи»: сын католических родителей и выпускник школы пиаристов, оказавшись предоставлен сам себе, в некотором смысле и не мог миновать этого оврага. Вращаясь во всех надобных обществах, он сделал себе определенное имя, примкнул наконец к одной из многочисленных сатанистских группировок и даже – ИМЕННО ТАК – был «рукоположен» там во священники.

Сохранилась его фотография тех лет – «сан» он принял в 23, на фото ему 22. Посмотрите на эти глаза – Мефистофель, да и только. Кажется, это называется «неукротимый гордый взгляд». Или «пронизывающий насквозь». Посмотрите на эти усы! Посмотрите на всю эту черную мрачную независимую фигуру… Вот он, весьма убедительный сатанист Бартоло в процессе подготовки к получению диплома адвоката – и дьявольскому рукоположению, имевшему место в тот же год. Как раз этот год, 1864, с 22 до 23 лет, Бартоло провел в постах, умерщвлениях и духовных упражнениях, приличествующих истинному адепту церкви князя мира сего. В процессе «рукоположения» стало особенно хорошо понятно, что все это не игрушки: когда назначенный «неопресвитеру» дух-наставник (назовем его политкорректно – дух-наставник, ведь назвать демона демоном даже как-то неприлично!) явился на зов, его пришествие сотрясло стены помещения. Бартоло поручил ему свою душу; в ответ дух разразился богохульными выкриками и погрузил своего подопечного в транс, в процессе которого тот и получил свой первый настоящий, так сказать, «мистический опыт». Не этого ли ты хотел, Жорж Данден?..

Впрочем, скоро «Жоржу Дандену» мистического опыта мало не показалось. Потому что весь последующий год стал для него сплошным кошмаром: демон всю дорогу был рядом. Бартоло отправлял сатанинский культ, в том числе служил черные мессы, совершал другие обряды, кощунственно пародировавшие таинства Церкви. Трансы и видения, насылаемые демоном, были весьма часты, присутствие его рядом – с трудом выносимо, а мысль, что это все не кончится даже после смерти, а, наоборот, приобретет небывалый размах, в конце концов привела Бартоло на грань безумия. И деваться некуда – никто за руку не тащил, сам выбрал, теперь получи, чего хотел: вот тебе дух-наставник, вот тебе влиятельная позиция в «избранном кругу». И ничего не значит, что где-то под Бриндизи в покинутом доме о тебе не переставая молится твоя стареющая мать.

За год Бартоло и физически, и психически превратился в собственную тень. Господь вмешался, как всегда, вовремя: в некий момент юноша ясно услышал голос своего покойного отца, умолявший сына, пока не поздно, вернуться к Богу. Что может стать поздно, Бартоло уже начинал предполагать; в стремлении пойти хоть куда-то, открыться кому-то он выбрал старого друга семьи, профессора университета по имени Винченцо Пепе. Доктор Пепе, остававшийся верным католиком среди университетского «мейнстрима», сразу же согласился принять его – и едва его увидел, сразу же сказал как отрезал: «Если дело пойдет так дальше, ты попросту закончишь в психушке, а потом сам понимаешь куда отправишься». Бартоло, несмотря на полное физическое и душевное истощение, интеллекта своего не растерял и был вынужден признать, что доктор Пепе прав – но делать-то, делать-то что? В целях «срочно отыскать голову» доктор Пепе по праву старшего и умного попросту взял и сделал единственное, что было нужно: уговорил Бартоло исповедаться. Он отвел юношу к своему знакомому священнику и другу – по провидению Божьему тот оказался, конечно же, доминиканцем. Этот брат по имени Альберто Раденте сыграл в спасении Бартоло настолько огромную роль, что непонятно, почему он сам до сих пор не беатифицирован, - даже если бы приведение в себя заблудшего юриста было единственным его деянием в жизни.

Брат Альберто подошел к вопросу очень по-доминикански, то есть практично. Так, отлично, исповедь избавляет от греха, но у греха есть последствия, с ними надо что-то делать. Поэтому давай-ка, коль скоро ты много поработал для сатаны, теперь поработай для Бога, исправляя ущерб, который ты нанес себе и другим душам. А именно - свежего покаянника, не давая ему времени на самокопание и усугубление нервного расстройства, живо приставили к делу. Рядом оказалась и подходящая конгрегация францисканцев, занимавшаяся вместе с католической молодежью помощью неизлечимо больным. Заведовал этим делом францисканец Луиджи да Каторджа, которого сейчас называют «тогдашней матерью Терезой». С ним и с его ребятами Бартоло проработал два года, посещая больных, помогая им материально и морально, - и эта работа очень много дала его сердцу: порой он встречал людей, которые в совершенно ужасном физическом положении держались одной верой, и держались так кротко, твердо и радостно, что были лучшим на свете свидетельством милосердия и силы Божией. У меня в жизни тоже была пара опытов общения с такими людьми… Честно скажу – лучшего свидетельства поискать. Попутно Бартоло еще и начал работать – диплом юриста позволял начинающему адвокату практиковать.

Это все были занятия для тела; чтобы занять чем-то требовавший свежей пищи ум подопечного, фра Альберто нагрузил его чтением Фомы (достойный выбор!) А чтобы и душе помочь, фра Альберто «подсадил» Бартоло на молитву Розария, особенно упирая на обетования, данные Пресвятой Девой в свое время блаженному Алану де ла Рош: тот, кто чтит и проповедует Розарий, не погибнет. Это упование было для Бартоло весьма актуально: если единственный раз открыть дверь «нижнему миру», потом как ни налегай на нее со всех сил, щелка все равно останется – и сквозить будет. Вот и в жизни Бартоло почти что вплоть до самой смерти из этой щели свистел вонючий сквозняк: дьявол так просто не отказывается от того, что у него вырвали из самых лап. Для исправления же вреда, причиненного другим людям, Бартоло занимался тем, что хаживал по тем самым кружкам, где некогда блистал в качестве «адепта», и умолял прежних знакомых не повторять его ошибок и не совать руку по локоть в эту кучу навоза, именуемую оккультизмом, – потом едва отмоешься, а то и руку откусят. Некоторые слушали. Хотя занятие это было опасное – могли и на кулаках вынести, чай, не мракобесие какое, не католическая страна, нечего развлечение людям портить.

В эти же годы Бартоло помышлял о священстве – но и Винсенто Пепе, и духовник фра Альберто его отговорили, не находя в нем призвания и считая, что в настоящем своем состоянии он принесет куда больше плода. Дальнейшее доказало, что это чистая правда.

Именно в качестве юриста Бартоло Лонго занесло в местечко под названием Помпеи, которое теперь стало Папским святилищем. А тогда это была дыра дырой в 30 км от МКАД, простите, от Неаполя, куда Бартоло поехал с эскортом исполнять поручение своей клиентки – графини Марианы ди Фуско, с которой он познакомился в благотворительной организации брата Луиджи и которая стала для Бартоло еще одним вестником его судьбы. Мариана, вдова и мать пяти детей, занималась благотворительностью; но иногда естественным образом хотела деньги не только раздавать, но и получать. Поэтому адвокату она поручила собрать деньги с арендаторов, живших на ее земле в Помпеях.

Прежде надобно сказать, что, хотя священником он так и не стал, к Ордену все же примкнул: что может быть естественнее для человека в его положении, чем вступить именно в доминиканцы! Ровно в 30 лет, в 1871 году на праздник Благовещения Бартоло Лонго принес обеты в 3-м доминиканском Ордене под именем «fratel Rosario» - брат Розарио. Сразу после этого он финальным аккордом разрыва с преисподней явился в давно ему знакомое крупнейшее оккультное общество Неаполя с Розарием в руке и провозгласил, что отрекается от спиритуализма, который есть не что иное, как лабиринт заблуждений.
Итак, юрист-терциарий отправился по служебным делам в дыру дырой, Помпеями рекомую. Потом рассказывал в воспоминаниях, какой шок он испытал, осознав, что творится с верой народа: «Их религия представляла собой скорее смесь суеверий с народными традициями, нежели истинное почитание Бога. В любой своей нужде, даже самой немудрящей, они готовы были бежать за помощью к ведьмам и колдунам». Разговаривая с народом, Бартоло пришел к выводу, что людям чудовищно недостает катехизации. Когда он спросил одного крестьянина, католик ли тот, он, конечно, ответил, что католик, а как же! А на следующий вопрос, верит ли тот в единого Бога, ответил: «Ну, когда я был ребенком, помню, люди говорили, что богов три. Но прошло столько лет, и я толком не знаю – кажется, один из них умер или женился».

Автор уже устал восклицать «Узнаёте ситуацию, друзья?» Но, преодолев усталость, снова вынужден повторить то же самое восклицание. У нас, правда, таких католиков меньше – все-таки в этом плане у нас страна конвертитов; зато таких православных… не обязательно даже отъезжать от Москвы. А уж если 30 км отъехать – ты попадаешь в джунгли Амазонки. Ну да, в Помпеях имелась церковь: в ужасном состоянии, зараженная крысами, со стареньким священником, которому всяко не до того – «Бывало и хуже». Из 2 тысяч населения в церковь ходила от силы сотня – и то сплошь старушки: у молодежи есть работа и танцы, у старичков есть вино, одним старушкам иногда оказывается «до этого». Бартоло занялся катехизацией и проповедью; важный господин из города, в сюртуке и в очках, дяденька адвокат, который собирает народ, чтобы прочитать лекцию бесплатно и с картинками, вызывал у селян куда больше интереса, чем скучный священник. Вот и еще одно преимущество мирянина: он пойдет туда, куда священник попросту не дотянется, и может оказаться авангардом среди тех, кто священника слушать не захочет.

Примерно в это время Бартоло пережил новое тяжелое испытание – искушение отчаянием, тяжелейшую депрессию. Мысли о греховном прошлом так одолевали его, что порой он помышлял о самоубийстве. Брат Альберто (какой все же умный человек!) в свое время строго запретил ему предаваться размышлениям о своем прошлом сатанизме – прошло, значит, прошло, теперь «только вперед». Но брат Альберто был далеко, а враг, как всегда, близко, и однажды, когда Бартоло бродил в полях после работы, его со страшной силой одолела мысль, что он все равно обречен. Ведь христианское таинство рукоположения – одно из тех трех, которые налагают «неизгладимую печать», то есть запечатлевает принявшего его на всю жизнь. И если это так у Бога, вдруг оно схожим образом работает у дьявола, и теперь, что бы он ни делал, он помечен и обречен на преисподнюю и еще более близкое, а главное - вечное знакомство с духами зла? Он был уже на грани того, чтоб наложить на себя руки (а что проку жить и стараться, если все равно исход ясен), когда на него снизошло откровение, которое было призвано изменить его жизнь – а также жизнь всего диоцеза Неаполя и миллионов людей по всему миру: «Тот, кто проповедует Розарий, не погибнет». Упав на колени, Бартоло принес Святой Деве обет стать проповедником ее розария – и в этот момент, как он рассказывал позже, «ударил маленький колокол приходской церкви, приглашавший людей читать Angelus». Он воспринял этот сигнал как принятие Девой его обета. Подпись и печать.

С того момента жизнь Бартоло была посвящена проповеди о Марии, ее прославлению, пробуждению в людях особой любви в ней. Тут много всего можно рассказать, но я не стану. Если очень коротко: Бартоло написал ряд книг; вместе с графиней Марианой основал на свои средства в Помпеях благотворительный комплекс, который так разросся, что получил название «Города Марии» или «Города Милосердия» - там были сиротские дома для детей заключенных, один для мальчиков, другой для девочек; ремесленная школа; еще что-то; преподавали здесь Братья христианских школ – конгрегация, из которой был св. Бенильд, и сестры из совсем нового общества, которое Бартоло сам и создал: «Помпейские Дочери Розария». С комплексом этим вышло очень смешно: разумеется, о Лонго с Марианой ходили слухи, что они любовники. А как же – импозантный и не старый еще адвокат и вдова работают столько лет в одной упряжке, тут дело нечисто! Слухи вредили начатому делу, и сам тогдашний Папа (вот оно, вмешательство Рима в личную жизнь, в действии!) сделал основателям эксклюзивное предложение. «Адвокат, вы свободны; графиня, вы вдова. Поженитесь – и положите конец сплетням!» Бартоло было тогда 44 года; они с Марианой оба жили в частных обетах целомудрия. Эти двое ближайших друзей переглянулись и подумали: ну, так поженимся же, чтобы все наконец от нас отстали! – что и сделали в апреле 1885 года, и, торжественно объявив себя супругами, продолжили счастливо жить в целибате – как говорится, «а сами на чердак и давай там читать Розарий!»

Если бы было так легко положить конец сплетням. О любовной связи с графиней болтать стало не интересно; тогда люди нашли другие темы – всю долгую жизнь Бартоло Лонго, а Господь хранил его в живых целых 85 лет, о нем ходили самые дикие слухи. Теперь его обвиняли в прелюбодеяниях (вон сколько сестер набрал молоденьких в свои «дочери Розария», к чему бы это), и в деловой нечестности, и даже в безумии (ирония судьбы: когда он был действительно стоял на грани безумия, это заметил только доктор Пепе). Поэтому в 1906 году Пий IX попросил Братоло Лонго – снова ради успеха им же начатого дела – уволиться с поста руководителя «Города Марии». Бартоло сделал это безоговорочно, отдал свое дело жизни в руки Святого Престола – а сам… Помните того карьерного и амбициозного мальчика из хорошей семьи? Так вот, а сам он -
…Утопился? Ушел в затвор? Уехал в другую страну? - ничего подобного. А сам он продолжал до конца жизни работать в Городе Марии в качестве простого наемного сотрудника. Детишек-то не бросать же, они же как родные.

В 1925 году, за год до смерти Бартоло, Папа за великие заслуги и великое смирение пожаловал ему титул Рыцаря Креста Гроба Господня. В плаще этого ордена с алым иерусалимским крестом Бартоло порой изображают на иконах. Осталось достаточно фотографий, чтобы узнать, как точно он выглядел; после сатанистской юности с роскошными усами и яростным взглядом снимки показывают худого интеллигентного юриста с бородкой, носатого, темноглазого, довольно аристократичного... А в старости – деда, похожего на восточных «Старцев», с длинными седыми волосами и бородой, с кустистыми бровями и – наконец – чуть-чуть с улыбкой. К 80 годам, наверное, все же стало легче.

Когда Бартоло умирал 85-летним стариком, его ложе окружали приютские дети (вот наконец и обещанные сироты!), которые его очень любили. Вместе с детьми он вслух читал Розарий, а когда закончил, успел сказать свои последние слова перед смертью: «Мое единственное желание – видеть Марию, которая спасла меня… и снова спасет от когтей Сатаны». Похоронен Бартоло там же, в своем святилище, рядом со своим другом Марианой.

Но прежде, чем закончить, я хочу рассказать об одном из важнейших деяний брата Розарио, которое мне кажется чрезвычайно знаковым. Ярчайшим символом того, «как это работает». Под «этим» я разумею не что иное, как чудотворность – образов, реликвий, священных мест: нечто совершенно неотъемлемое и базовое для христианской культуры с самого ее начала, вызывающее то столько неумеренных восторгов, то, наоборот, столько неумеренного скепсиса даже у нас, христиан.
Есть такое великое святилище, которому Ватиканом присвоен титул базилики. Называется – Пресвятой Девы Марии Святого Розария. По числу паломников оно недалеко ушло от Лурда или Ченстоховы, принимает около 10 тысяч пилигримов в день; в частности, пару лет назад его посещал Папа Бенедикт XVI. Вот, собственно, его сайт: http://www.santuario.it/ (к слову: там же, в графе «биография блаженного Бартоло Лонго», для заинтересовавшихся есть и упомянутые мною фотографии в отличном качестве). Славно оно чудотворной иконой, репродукцию которой всякий католик где-нибудь хоть раз да встречал, хоть на открытке, хоть в интернете: образ безмерно популярный. В центре на троне Пресвятая Дева, правой рукой она придерживает на коленях Сына, Который протягивает четки розария св. Доминику; левой же рукой сама Мадонна подает розарий св. Екатерине Сиенской. Базилика вся устлана вотивными табличками – благодарностью за многочисленные чудеса, совершенные по молитвам перед этим образом.

Так вот. На месте базилики раньше была ужасненькая, полная крыс помпейская церковь. На месте образа – ничего. Бартоло Лонго, начиная свой апостолат в Помпеях, по-доминикански практично взялся за дело сразу с нескольких сторон. Лекции – это хорошо, но мало. Итальянцы народ искусства, их надо привлекать красотой. А благочестие подогревается чудесами. А значит, требуется чудотворный образ, к которому можно собрать людей на молитву и вокруг которого можно построить часовню. Нету чудотворного образа? Найдем!
Уезжая из Помпеев, Бартоло обещал вернуться с образом. Поэтому обегал все барахолки Неаполя, все антикварные лавочки, надеясь, что где-нибудь попадется икона с нужным сюжетом: чтобы была Богородица и чтобы был Розарий, потому что святилище должно быть посвящено именно Пресвятой Деве Розария и никак иначе, это ведь часть пакта между ним и Пресвятой. Помог фра Альберто, сообщив, что у него как раз случайно есть подобный образ – купленный точно так же в какой-то лавчонке с единственной целью: чтобы не пылился там зря, а стоял все-таки в церкви – например, в их монастырской. (Вам когда-нибудь приходилось «спасать» распятия и статуи святых, оказавшиеся не в своей компании, на лотках блошиного рынка или на Уделке в Петербурге? Мне вот случалось много раз… И фра Раденте, очевидно, тоже). Приходите, Бартоло, посмотрите – и если вам подойдет, забирайте, нам не нужно.
Бартоло зашел и посмотрел… Вот как он пишет об этом много лет спустя:

«Бог Ты мой! При виде этого образа у меня сердце сжалось … Он был ужасно старый, с износившимся холстом и потрескавшейся краской, - но это бы еще не беда… Лик Мадонны, который должен был быть нежным, добрым, прекрасным и святым девическим ликом, был грубым и простоватым… Весь плащ ее был в дырах, проделанных насекомыми… Остальные фигуры были еще уродливей, так что я даже не находил, что сказать. Святой Доминик справа от Нее больше походил на идиота, чем на святого… а слева стояла св. Роза с таким грубым и неряшливо написанным лицом, коронованная ужасными розами… Я стоял перед образом в нерешительности: оставить его здесь или все-таки забрать с собой, невзирая на его состояние? Меня угнетало сознание того, как мало у меня времени; ведь я обещал миссионерам и народу привезти икону Розария уже этим вечером!»
Делать нечего – Бартоло все же забрал образ. И повез его с собой; но тут возникла новая проблема – огромная икона превышала параметры допустимого багажа на железной дороге. Неформат-с! Пришлось Бартоло срочно искать оказию – некий житель Помпеев как раз возвращался домой из Неаполя, так что адвокат «вписал» жуткий образ к нему на телегу. Когда на месте икону извлекли из телеги и развернули ткань, она воистину ужаснула первых ее созерцателей; но фра Розарио, не растерявшись, нанял проходившего через деревню вольнонаемного художника, чтобы тот привел икону в воистину Божеский вид. В 1879 году она была окончательно реставрирована до состояния, в котором пребывает сейчас: лица Девы и Доминика подправлены, святая Роза, пережив ряд трансформаций, превратилась в св. Екатерину Сиенскую – более любимую и известную в Италии, и посему сочтенную более уместной в такой компании. А вскоре икона начала чудотворить.

Не знаю, как кого, а меня эта история безмерно радует. Какая-то она очень доминиканская. Этот образ не приплыл по воде, не спустился с небес, как Virgen del Pilar, не был нарисован одним из апостолов. Он сперва был «спасен» из какой-то лавчонки священником, который не мог оставить Пресвятую и двоих святых своего Ордена пылиться среди всякого хлама, пусть даже нарисованы они и не ахти. Потом был несколько раз переписан неизвестно кем. И это – чудотворная икона? Да, чудотворная. Чудотворность ее не в холсте, не в особом составе красок. Если надо Господу и если праведник попросит – так и будет чудотворить. Нам нужна чудотворная икона, Пресвятая, а это – изображение тебя. Соверши через него чудеса милостью Божией, пожалуйста, нам сейчас ради умножения веры очень нужны чудеса здесь и сейчас, попросил верный паладин у своей Госпожи. Святость Господня, человеческая праведность, настоящая вера и настоящая молитва – ну и материальный объект, который так нужен нам, людям, «материально ориентированным существам»: вот все необходимые составляющие, чтобы появилась новая святыня.
Я, гордый обладатель нескольких реликвий одного знакомого орденского Блаженного, не удивлюсь, если однажды они начнут исцелять. На моей памяти… впрочем, the rest is silence.

А вот вам, братие, еще и молитва впридачу. Вместе с упоминанием, что память блаженного Бартоло Лонго отмечается 6 октября – в канун праздника Пресвятой Девы Марии, царицы Розария.

Молитва о канонизации блаж. Бартоло Лонго:
«Иисусе, исполненный благодати и милосердия, принесший Себя в жертву за грешников! Ты так возлюбил нас, что пожелал принять за нас крестную смерть. Смиренно просим Тебя прославить на небесах и на земле слугу Божия, блаженного Бартоло Лонго. Ты обратил к Себе сердце того, кто некогда был священником сатаны, и наставил его на путь святости. Через его апостолат Розария было воздвигнуто святилище – базилика Марии Помпейской, Пресвятой Девы Розария; стены святилища хранят бесчисленные свидетельства Твоих благодатных даров и чудесных исцелений. С верою в Твою любовь и милосердие молю Тебя даровать мне заступничеством блаженного Бартоло ту милость, о которой я столь горячо тебя молю. (Ваше прошение) Через Христа, Господа нашего.

Сохранено