Благодать

— Подайте копеечку, есть нечего, – взывала хриплым звонким голосом миниатюрная молодая женщина перед воротами, ведущими во двор собора.
— Вот сейчас такие просящие, что им хлеб не нужен, только деньги подавай, – вздохнула моя знакомая, с которой выходили из храма.
Я вспомнила, как-то еще раньше, поздней осенью эта худенькая, по внешности то ли девчонка, то ли мальчик-подросток, твердила с плачевной интонацией:
— Беременной подайте, пожалуйста.
«Если она беременная, то я балерина Большого театра», – подумала я тогда с горечью.
На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Ростом просто коротышка, метр с лишним, грубо остриженные рыжеватые, похожие на паклю, волосы, сизое лицо обветрено. Носила она брюки или короткую юбку. Ее отличало беззлобное, совершенно невинное выражение лица. Так же простодушно и уверенно Аня сочиняла легенды о цели своего попрошайничества, каждый раз новые.
Но она благодарила искренне и по-детски радовалась каждой копеечке. Все ходили к собору как на работу, ежедневно. А просящих собиралось несколько человек. Только Аню можно было встретить редко. Она заходила в храм, набрасывая на голову капюшон куртки. Заинтересованно спрашивала, какой сегодня праздник. В приделе Пресвятой Богородицы «Знамение» всегда ставила на подсвечник самую маленькую свечку. Непременно прикладывалась к раке с мощами святителя Иоасафа — главной святыне.
А на улице, стоя на обычном месте, она обращалась к проходящим людям, говоря, что ей негде жить или нечего надеть. Сама же появлялась зимой то в дубленке, то в короткой искусственной шубке.
— Это муж мой, Колька, – Аня показала на высокого худого мужчину средних лет в марлевой маске.
У него была онкология. Маской он закрывал большие черные шишки на нижней губе и подбородке. Говорил с трудом. Он тоже просил милостыню, но был ли ее мужем, знает Бог.
— Только не пей, – с такой просьбой вручила ей небольшую сумму моя знакомая, когда мы все вместе встретились в притворе. Аня послушно кивала головой и чуть ли не целовала руки тем, кто давал ей деньги.
Она рассказывала, что живут они где-то в пригороде, ездят на электричке. Я постоянно слышала всякие небылицы. То Аня жаловалась: работы, естественно, нет, и жилье они снимают. Колька работал на одного армянина, но сейчас уже сил у него нет. Лишь это было похоже на правду. Потом она уверяла, что ее муж в тюрьме и у них внезапно умерли родственники, отец, сестра и другие. Они, скорее всего умерли, только несколько лет назад. Поражала Анна не одной убедительностью этих сказок, а своей абсолютной верой во все это.
— Какой сегодня праздник? – подбежала ко мне Аня.
— Пасха, – как-то раз ответила я.
Она испуганно округлила глаза:
— Как это, Пасха?
— Каждое воскресение — малая Пасха.
Самые главные праздники она, конечно, знала. В праздник Крещения она обхватила меня, маленькими холодными пальцами коснулась моей ладони.
— А я воды набрала, – сообщила, довольная, и дыхнула запахом табака.
Из-за своей детской непосредственности она совсем не вызывала осуждения. В неделю новомучеников в соборе служил владыка. Аня с багровым лицом подошла ко мне во время евхаристического канона. Владыка вышел из алтаря благословлять, в руках диккирий и трикирий.
— Патриарх, – прошептала она благоговейно и склонила голову.
— Митрополит, – поправила я, сдерживая улыбку.
Аня посмотрела на меня недоуменно, по ее мнению, ничего смешного не было.
Весной я встретила их с Николаем возле центрального рынка, в соседнем квартале от собора.
— Сейчас поедем анализы сдавать, Кольке МРТ сделаем, операцию обещали бесплатно. Ему надо скорее операцию, – поясняла Анна.
Но через пару недель они снова стояли возле храма. Об операции я не спросила.
Шел Великий пост, Аня приходила в собор чаще, и в магазине я видела, как она покупала сигареты и пиво. А кто из нас без греха?
В храме она была осторожна:
— Господь простит меня, что без платка?
— Конечно, простит, – заверила я.
Она заскочила в куртке без капюшона.
Однажды Аня упала мне на плечо, горько рыдая.
— Муж мой, Колька, умер вчера!
От нее разило мощным перегаром.
— Ну держись, – обняла я ее.
Какими словами я могла утешить бедолагу? Сказать, что все мы умрем, в тот момент было бы неуместно. Сказать, что теперь он избавился от своих мучительных болей, – тоже слишком примитивно. Я молчала.
Это был четверг перед Лазаревой субботой.
Затем, в ближайшее воскресение наступил Вход Господень в Иерусалим — преддверие Пасхи. Я вышла из храма после поздней литургии и увидела невероятную картину. Муж Анны, Николай, стоял в маске на своем прежнем месте живой. Как говорится, живее всех живых, и даже разговаривал с ближними, активно жестикулируя. Я не понимала, плакать или смеяться.
— Ты знаешь, что означает мое имя? – в другой раз спросила Аня, улыбаясь бесхитростно.
— Что? – удивилась я перемене темы наших разговоров.
— Благодать! – протянула она гордо и тут же продолжила, – А это правда, Христос учил, что надо помогать нищим?
Я стояла совершенно ошарашенная.
— Помолись, у меня будет суд, – сказала она однажды серьезно.
«Снова врет», – про себя огорчилась я.
Несколько раз она заходила в собор, но не узнавала, какой сегодня праздник. Потом прошло еще несколько дней, как-то во время встречи во дворе храма она развернула сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне:
— Я завтра уезжаю. Там написано… куда поеду.
На листке я прочла ее имя с фамилией под фотографией, и только успела уловить формулировку «отбывание наказания в исправительно-трудовой колонии» в области.
Какая-то филькина грамота, бумага давняя, лист весьма потрепанный.
— Ну потерпи, это же временно, – проговорила я равнодушно.
На следующий день Аня снова стояла у входа с протянутой рукой.
На Пасху в нашем кафедральном соборе совершалась самая необычная служба. В 5 утра при восходе солнца с крестного хода началась Пасхальная утреня. Ввиду ракетной опасности власти запретили ночные богослужения. Но что бы ни происходило в мире, Христос Воскрес — над всем сияет эта вечная истина!
А потом в одно из воскресений после Пасхи собор был полон народа. Под конец литургии Аня возникла рядом с прежним вопросом. На ней была новая одежда, кремовые брюки и тонкий розовый шарфик на голове. Лицо светлое.
Вдруг открылись Царские врата, и она воскликнула:
— Как я хочу причаститься!
— Надо исповедаться, – шепнула я ей.
— А я исповедалась, – захлопала она глазами, из них выступили слезы, – и ничего не ела.
– Так пойдем!
Мы влились в очередь причастников, я продвинула ее вперед себя. В центре стоял с Чашей настоятель отец Игорь, я малодушно испугалась: сейчас он отправит мою подопечную.
Когда она правильно сложила руки на груди и подошла, умудренный опытом протоиерей спросил:
— Вы исповедовались?
«Неужели и перед Чашей будет врать?» – подумала я сокрушенно. Аня что-то ответила.
— У кого? – продолжал священник.
Я не слышала ее слов, наблюдая только за его лицом, полным сострадания.
Через секунду отец Игорь причастил рабу Божию Анну, и она отошла в слезах радости. Она была красива, даже совсем не выглядела несчастной побирушкой. Потому что милость Божия выше всех моих предрассудков. А благодать Божия не просто велика, она безмерна.
Больше Аню я не видела. Николай сказал, что ее, действительно, посадили. Он также приходил к собору, просил купить обезболивающие таблетки или молока. Я не узнала у него, какое преступление совершила его жена. Или не жена.
Если ей там тяжело, пусть Господь облегчит бремя, поможет перенести наказание в этой земной жизни. И Он обязательно приведет ее душу ко спасению силой Своей благодати. Ведь важно оставаться христианином в любом положении и состоянии.
|
</> |