Без названия

У нас есть особая группа подопечных — инвалиды детства. Они попадают к нам из детской паллиативной службы. Кто-то из этих детей никогда не был здоровым. Кто-то был, но что-то произошло.
Одна из самых неочевидных сторон моей работы в паллиативе — долгие разговоры. Что я могу сделать для мамы паллиативного ребёнка? Конечно, обеспечить уход и комфорт обоим. А ещё разговаривать, вернее, слушать и слушать. То, через что прошла эта мама, даже представить трудно, собственно, поэтому люди от неё и шарахаются, боятся почувствовать отблеск той боли, страха и отчаяния. Меня напугать сложно, выбить из колеи тоже, вот и слушаю, снова и снова историю болезни, которая равна истории жизни. Обнимаю, глажу по спине и снова слушаю.
Знаете, сколько хамства и пренебрежения выливается на таких мам? И от медработников (хотя казалось бы!). И от близких. И от простых мимохожих. Каждый второй отведёт глаза, а каждый третий пнёт. И уж конечно каждый первый знает, сколько ресурсов лично у него отбирает ребёнок, который никогда не станет взрослым, не заплатит налоги и не поедет на рыбалку.
А я думаю, что если эти мамы когда-нибудь начнут поступать рационально, оставлять вот этих детей и рожать других, или просто уходить в большой мир жить свою, отдельную жизнь, что-то сломается в нашем и без того насквозь больном обществе и сломается безвозвратно.
А ещё я думаю, что доверие такой мамы, когда она оставляет ребенка нам на день, на два, а может и на неделю, чтобы пожить той самой отдельной жизнью, это доверие бесценно. Оно значит, что мы позаботимся о нем достаточно, чтобы её не съедала тревога. Она знает, что в любой момент что-то может случиться (кто знает это лучше неё?). Но она верит, что мы сделаем всё, что сможем, и примем решения, с которыми она согласится. Доверие — самое ценное, чем может подарить нас человек. «Я вам доверяю!» — никакие регалии не перевесят этих простых слов.
Она возвращается через день, два, или неделю, я её обнимаю и говорю, что её сын, конечно, скучал, но вообще всё в порядке, а она выглядит похорошевшей. Она ворчит, что без неё всё не так, и вещи в шкафу переложили, но на самом деле вздыхает с облегчением.
А потом мы снова сидим и разговариваем и снова я слушаю эту историю болезни длинною в жизнь. И снова обнимаю её и глажу по спине. У меня достаточно времени. Время здесь частенько замирает. Наверное, это и называется паллиатив.
|
</> |