Без названия

С утра как-то вдруг неожиданно распогодилось.
Так что сняли напоследок несколько разных картинок.
- И кто ты?
- Я есть я. Гейша-матадор. Толстая гейша-матадор. Перестань смеяться.
Потом снимали головный убор - что-то вроде тернового венка, торчащие колючки - осторожно, чтобы не выколоть глаз, а на макушке лилия, сильно напоминающая эротическое нечто.
Снимали на обнаженном теле. Дверь в квартиру была приоткрыта, так что ворвалась соседка в велосипедном шлеме, размахивающая какими-то бумажками.
Я оттесняла ее к двери, пока Радек накидывал на себя полотенце. Она гневно что-то кричала. На печатном тексте красовался, нарисованный красным фломастером, большой член.
- Радек, что ее так расстроило?
- Они с моей мамой в домовом комитете и друг друга не любят. Соседка напечатала какой-то манифест, раскидала по ящикам и кто-то кинул ей в почтовый ящик ее же манифест с этим красным членом. Она почему-то решила, что это моя мама ей такое подкинула.
- Я что-то даже испугалась, - говорю, - наверняка она решила, что мы тут порно снимаем.
- Не бери в голову.
Мы, конечно, тоже молодцы. Опять наснимали разного противоречивого. За одну часть, в России по головке не погладят, за вторую, могу въезд в Польшу запретить. Но за наши пятнадцать лет так много разного интересного мы сняли. Только никтогда никому не показывали. Иногда даже обидно бывает.
И это все очень, на самом пристойно. Но церковь - есть церковь, а государство - государство. И лучше не связываться.
Петя был проездом через Варшаву в Москву. Выгуливала его по району и чуть дальше.
Зашли в один из выселенных дворов. Реновация активна на районе.
Зашли в один подъезд. Внутри все деревянное.
Тут же подскочил какой-то парниша, махал руками и кричал - пошли, пошли отсюда.
Он в подворотне наркотой торгует, дева Мария из каплички на него бестрастно взирает. А тут мы, плохие иностранцы.
Жаль, конечно. Дальше не пошли.
Показала Пете библиотеку с садом на крыше. Сделали кружок, сходили на ту сторону Вислы по одному мосту, а обратно по другому. Петя в Минск уехал. А я в Израиль собираюсь.
Радек вызвал такси. Приехал мужчина мусульманского вида.
- А этот ваш сын? - спрашивает на плохом английском.
- Нет, друг.
- А вы можете по-русски? - поговорили на русском. Таджик, прожил пару лет в Москве. Люди хорошие, но полиция плохая.
- О, а знаете - Сахарово?
- Где документы все оформляют?
- Ага, я там двенадцать суток отсидела, - смеется.
- Вот получу ВНЖ и в Германию поеду. Там получше. Не люблю я эту Европу. Я хочу в мусульманской стране жить.
- В какой?
- Ну, к примеру, в Турции. Здесь вот как - никто никого не уважает. У нас все старшим места уступают, помогают друг другу, здороваются. А тут такого нет.
- Тут тоже все по-разному, - рассказал, что ему двадцать семь, трое детей, семья в Таджикистане.
- Нет, я не хочу, чтобы они в Европу ехали. Нечего им тут делать. Вот я своей жене не разрешаю, чтобы у нее телефон был. И сразу ей сказал, что краситься она не будет. И никакого чтобы маникюра. Бог это все не любит. Она сказала мне - не хочешь, чтобы я красилась. Я не буду краситься. Потому что это уважение. Любовь, это когда люди уважают друг друга.
Я, конечно, ему сказала, что главное, чтобы никто друг другу не мешал жить. А любовь, это безусловно уважение, но это еще и когда невозможно друг без друга дышать.
Он не очень-то меня понял. Но все равно сказал:
- Поставлю вам пятерку, вы хороший пассажир.
Лететь ранними рейсами - кошмарик, конечно.
|
</> |