Без названия

galso — 26.07.2023 Вот уже пятьдесят восемь лет с того дня, как ушел из жизни мой отец.
Он погиб в шестьдесят пятом году. Погиб нелепо, в тридцать шесть лет, через четыре дня после своего дня рождения. День рождения отмечали весело - даже тещу из деревни пригласили, отец сам за ней съездил. Мама подарила ему шикарный костюм цвета топленого молока он тут же его надел, любил хорошо одеваться. Он был директором дома-интерната, веселым, щедрым, и, по воспоминаниям близких, очень умным. Закончил два института, имел хорошие карьерные перспективы, но болезнь русской интеллигенции его не миновала - друзей было много, а человек он был компанейский.
Жарким летом одному из таких друзей понадобилось заправить машину. Он пошел с ним в подвал, где стояли бочки с бензином, были в деревне такие подвалы, треугольничком врытые в землю, в подвале было темно - решил посветить себе спичкой. Взрыв отбросил и его, и друга на несколько метров. Друг стоял на несколько шагов сзади, это спасло ему жизнь.
У нас на веранде в шкафу еще долго хранился пиджак цвета топленого молока со следами крови и коричневыми подпалинами - наверное у мамы не доставало сил выбросить это последнее свидетельство того, что был, того, что жил.

Несколько дней боролся за его жизнь лучший друг, главврач краснозоренской больницы. Говорили, что ему уже было лучше, но медсестра по ошибке сделала "хлористый горячий" укол, после которого он заметался от боли и умер. Сорок процентов ожогов тела. Сейчас могли бы спасти.
Мы пересеклись с ним очень ненадолго. Осталось лишь немного воспоминаний, которые чудом сохранила память четырехлетнего ребенка, несколько фотографий, две исписанные тетради - черновики неизданных рассказов.
И вот это стихотворение.
ЗИМА
То не травы утром росы пьют,
Серебром на восходе искрясь,
Звездной, искристою россыпью
Рассверкалась седая ясь.
Заметелено, заморожено,
Все поля в голубых платках,
И плывут по небу-озеру
Белокурые облака.
Тихо, немотно за околицей,
Запорошенные спят поля.
И, наряженные под русских молодцев,
Подбоченились тополя.
Зимний ветер опять оголтело
С воем носится по полям,
Перемешивая мутно-белое
С серебристым пополам.

И всю жизнь не давала мне покоя печать сиротства, поставленная, кажется, на самом сердце. Возможно, он бы не был самым хорошим отцом, раз уж он так любил выпить. Но мне всегда не хватало человека, к которому можно было бы прижаться, пожаловаться, а он бы просто пожалел.
В детстве мне всегда говорили, что отец больше всех любил меня, баловал, таскал всюду за собой. Мне было 4,5 года, когда он погиб, но я его помню.
Помню праздник 8 Марта. Мы живем в маленьком беленом домике, внутри темные узкие коридоры и низкие потолки. И вот по этому коридору шествует с большим блюдом а руках папа, веселый и счастливый, потому что он сам, в честь праздника приготовил фаршированную рыбу!
А вот мы стоим на берегу бушующей речки - ледоход идет, сметая всё на своем пути, ломая и круша. Мне страшно, я боюсь, но он рядом, он говорит мне, что держит меня, я ему верю, и уже не боюсь.
Или вот, яркий солнечный день и папа кормит меня свежими огурцами со свежим мёдом, говорит, что вкуснее этого ничего и быть не может. Я пробую и мне неожиданно нравится.
На Октябрьскую мы в Москве в гостях у моей тёти. Она живет в двух шагах от Кремля и мы присоединяемся к колонне демонстрантов. Очень холодно, поэтому после демонстрации мы бежим быстрее согреться, но, оказывается, Ольга Петровна захлопнула дверь в свою комнату, а жила она в большой коммунальной квартире с длинным коридором и кухней, похожей на баню. Расстроенные мы стояли перед дверью, но вдруг она распахнулась, а там папа. Он, как настоящий герой, прошел из соседнего окна по каменному карнизу и открыл нам дверь изнутри.
Эта поездка запомнилась ещё одни событием. Мне купили яркое красное пальтишко, красные резиновые сапожки и красную шапочку. В этом наряде я вприпрыжку бежала по аллее Нескучного сада, а папа и мама неспешно прогуливались следом за мной. Ворота были открыты и я, не останавливаясь, выскочила на проезжую часть перед Большим каменным мостом. По счастью водитель машины, под чьи колеса я норовила угодить, успел затормозить и ругал потом подбежавших родителей на чем свет стоит.
И самое страшное тоже помню. Мы с двухлетним братом играли на бревнах и вдруг увидели дым, конечно же побежали туда, это же как интересно! Навстречу шел папа и ещё какие-то люди. На нем был тот самый праздничный костюм цвета топленого молока, а кожа на руках и на лице висела клочьями. Я всё спрашивала его: "Папа, тебя корова покусала?", не помню, отвечал ли он, кто-то отталкивал меня: не мешайся тут под ногами! Прибежала мама. "Катя, я сгорел".
Нет, самое страшное это было потом. Привезли гроб, поставили на площади. Люди плакали, я боялась подойти, совершенно не понимала, почему он там лежит, почему не встает, почему не расскажет мне, что с ним случилось.
На похоронах было очень много народу, человек он был в районе известный, к тому же сама по себе история шокирующая: осталась двадцатидевятилетняя вдова с двумя малолетками. Мамина подруга забрала нас к себе и мы с братом пропустили траурный митинг, а присоединились траурному шествию не сразу. На фотографии я как маленькая старушка в платке, глаза опущены вниз, брат в добротном костюмчике с баранкой в руке на фоне могилы заваленной венками.
Я долго потом пыталась понять, что такое смерть и сокрушалась, что папа спит, а сны свои мне не расскажет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив