Без названия

Зима, кстати, в Германии довольно мягкая. Замерзнуть там невозможно. Замерзнуть немец может только в России. С климатом там, конечно, повезло. Не сравнить с нашим. Мы — люди севера. Другие. У нас зима полгода и снега по 3 метра вдоль дороги. Поэтому мы разрозненны, злы, недемократичны. Русские. Все годы антирусской пропаганды не сумели достигнуть своего — русский человек всегда остается в мысли Европы тем, кто живет на грани отчаяния и духовного поиска. Не считает все наперед. В век безумного потребления и материализма русская душа остается оплотом иррационального.
В чем сила, брат? спрашивает в веках Данила Бодров. Сила — в умении не отречься. Любя. Не каждому дано. И уж точно не старушке Европе. Зима гудит в наших проводах, синий иней стучит в нашем сердце. Только в сравнении понимаешь это, когда вернувшись среди зимы из солнечной Тюрингии ступаешь, наконец, на обледенелую взлетную полосу аэропорта во Внуково. Огни города тревожно мерцают. Самолет входит в зону турбулентности. Я возвращаюсь домой. Не отрекаются любя.
Итак, пришла и мне пора возвращаться, в который раз. Я приехала в Европу в первый день падения пандемии, как только во Франции сняли ограничения. Дышала воздухом Парижа, пропустила свой поезд на Страсбург, и так далее и тому подобное. Так как то я проболталась там до начала октября, и уже пора было уезжать. По пути из Берлина я решила заехать в Прагу, взглянуть на Карлов мост. Потом в Вильнюс, одаривший меня золотой тишиной и золотом первых осенних дней. Какой был Вильнюс! Боже мой, эта тишина... Какая там в центре тишина... Слышно, кажется, как далеко за пределами Старого города идет поезд. Как там было хорошо. Потом граница, Каменный Лог. Минск, Москва.
Зимой я снова побывала в Вильнюсе, бродила по проспекту Гедиминаса, послушала службы в центральном католическом соборе и соборе в православной Епархии, в Свято-Духовом монастыре. В Вильнюсе уже шел снег — огромные снежинки, словно из детства падали с неба, они были как куски какой-то небесной материи, небесного причастия. Я не удержалась и ловила их языком. От ворот Зари, ворот Аушрос, прошлась тихими улицами куда-то к чертям собачьим вдоль Вильны, совсем уже на окраины и вернулась на автовокзал по оживленной Вильнюсской улице. Здесь, говорят, лучшие ночные заведения. Но что может быть более увеселительно, чем прохождение ночью пограничного контроля.
Мы въезжаем в Евразийский союз, народ, ехавший с заработков в Европе наполняет автобус. Кофе-машина ломается, ломается по пути и туалет. Автобус въезжает в ледяные веси Беларуси. И окончательно ломается там. Нас подхватывает другой автобус. Вот так история, думаю я, но записывать нет сил, нет сил записывать все разговоры попутчиков, опоздание на поезд Минск-Москва, опять мое застревание в Минске (нет, ну определенно этот город не хочет меня отпускать, говорит, вернись, вернись к берегам Западной Двины, туда, к истокам... Второй раз уже я застреваю в нем не по своей воле). Но тем не менее, в конце концов, уже забыв и о Праге, и о Вильнюсе, я усаживаюсь в поезд и наблюдая за потрясающим снегопадом, под которым курильщики разбегаются по платформе к своим вагонам, отбываю к своим замороженным местам. Влад встречает меня на перроне с запасными носками)))
А в Тюрингии, где-то дымят уютно маленькие камины и распускаются розы у Герды на окне. Снежная королева отбыла в Лапландию вместе с ее возлюбленным Каем. Иногда мне мое путешествие представляется чем-то вроде истории Герды, вместе со всеми этими сломанными автобусами, зачарованным Вильнюсом, суровой границей, прибуханными попутчиками...
|
</> |