Без названия

Всё началось с того, что моя любимая коллега Л. решила посетить Израиль в январе -- она собиралась приехать по своим делам, но, как это обычно происходит, слухи о её приезде стремительно облетели всех заинтересованных лиц, и они, лица, позвали её сделать доклад. Рассказать о последних (несомненно, сложных и важных) результатах. Скажите, пожалуйста, -- вежливо спросили у Л. заинтересованные лица, -- будет ли ваш доклад самодостаточным или же нам надо к нему подготовиться? Сиречь, позвать группу разогрева, которая, за некоторое время до вашего изумительного доклада, расскажет нам всё, что нам надобно знать, чтобы понять хотя бы первую четверть вашего восхитительного доклада. Самодостаточным? -- захлебнулась Л. от изумления, -- нет конечно, никакой самодостаточности там и близко нет, вообще! Зовите группу разогрева, -- серьёзно сообщила Л. -- иначе ни слова не поймёте. Будет очень жаль, -- вздохнула письменно Л. -- всё это очень интересно, но чтобы понять насколько это интересно, надо знать что это такое и с чем это едят. Ага, -- понимающе сообщили заинтересованные лица, -- мы всё поняли. А вот не могли ли бы вы, -- аккуратно продолжили они, -- посоветовать кто из находящихся в непосредственной близости, мог бы послужить тем самым прекрасным разогревом, после которого мы, пусть и с трудом, но сумеем понять хотя бы первую четверть. Ха, -- немедленно отреагировала Л., демонстрируя очевидность этого вопроса, -- это же очевидно! -- добавила сразу после, через океан ткнула указующим перстом в меня и, предполагаю, довольно улыбнулась.
Дорогая, -- написала мне Ш., ответственная за приглашение Л. -- нам тут сказали, -- туманно продолжала она, не вдаваясь в лишние детали, -- что ты лучше всех на свете сможешь рассказать нам всё, что нам надо для того, чтобы понять доклад Л.! Мы будем счастливы, -- продолжала она безбожно льстить, -- услышать всё, что ты нам сможешь рассказать! Кхм, -- смущённо ответила я, -- я могу, конечно, попробовать, но: во-первых, сдается мне, что кто-то несколько переоценивает мои способности, во-вторых, на это понадобится несколько часов, кто это вообще выдержит?! Ха, -- немедленно ответила Ш. -- во-первых, девочки до сих пор от тебя в восторге, так что не скромничай, во-вторых, скажи сколько времени тебе понадобится, мы поскребём по сусекам и наберём столько, сколько будет надо. А уж то, что мы все будем слушать с раскрытым ртом, -- добавила для пущей убедительности, -- это ясно как божий день, можешь даже не сомневаться.
Девочками в восторге Ш. обозвала аспиранток. За несколько месяцев до этого довелось мне присутствовать на большой конференции, на которой ко мне внезапно подошла Ш. Слушай, дорогая, -- перешла она к делу с места в карьер, -- у меня к тебе небольшая, но очень личная и очень важная просьба. Да, конечно, -- я приготовилась серьёзно слушать. Я очень люблю Ш., всегда невероятно рада её видеть и слышать. Она великолепный докладчик -- настолько великолепный, что даже я, не имеющая почти никакого отношения к этим темам, понимаю по крайней мере четверть доклада. А это, следует заметить, очень и очень много. У нас тут девочки, -- она незаметно махнула головой, указывая на стайку позади, -- чего-то грустные ходят. Говорят, -- вздохнула она, -- что не понимают что им делать дальше, боятся, что у них ничего не получится, боятся, что не смогут найти работу, в общем, -- вздохнула она ещё раз, -- ты и сама прекрасно понимаешь чего они боятся. Я понимала, не отнять. Всю жизнь я боялась, что меня вот-вот разоблачат, всю жизнь считала (и считаю), что мне невероятно везёт -- столько лет дурить всех и вся, делая вид будто я умная и понимающая. Но меня точно поймают, вздыхаю я про себя, вот буквально ещё немного -- и все всё поймут. А что от меня требуется? -- вынырнула я из океана захлестнувших меня мыслей. Как что? -- искренне изумилась Ш. -- надо с ними поговорить, добавить мотивации, объяснить, что о конечной цели пока думать рано, надо просто работать по максимуму, а там -- будь что будет. И, -- засмеялась она вдруг, -- закреплять это всё личными примерами, понимаешь? -- она почти заговорщически подмигнула и ободряюще похлопала по плечу, -- я уверена, -- сообщила твёрдо, -- что лучше тебя им никто ничего не расскажет и не объяснит.
Целую неделю, каждый вечер после докладов, я сидела с девочками на просторном балконе, любовалась Мёртвым морем, пила холодное пиво и слушала. Они рассказывали о страхах, заботах, волнениях. В каждом их страхе сквозил мой страх, каждая их забота выглядела словно шита ровно на меня, каждое волнение было истинно моим. Я знала наперёд многое из того, что они только собирались сказать. Я боялась вместе с ними и говорила о том, почему можно бояться. Убеждать не бояться было глупо, ведь никто не смог убедить в этом меня, но это не главное. Главное, что бояться можно. Это совершенно нормально. Они слушали, недоверчиво качали головой и, казалось, посмеивались -- какие глупости.
В восторге, -- саркастически усмехнулась я, прочитав письмо Ш. -- это ж надо так грубо льстить! Но написала я ей, конечно, не это, а то, что я, вне всяких сомнений, буду счастлива сделать доклад, который, по моим скромным предварительным расчетам будет длиться около трёх часов. Этого всё равно не хватит, думала я про себя, но после трёх часов можно будет хотя бы не пугаться первых же строк предстоящего доклада Л., но вместо этого радостно кивать, осознавая, что ты это уже знаешь.
Доклад был назначен за два дня до моего дня рождения. Именно тогда нам в очередной раз неожиданно пришлось переехать и провести последнюю неделю в очередном по счёту жилище. Я собиралась позвать много гостей и отпраздновать день рождения в небольшом и крайне уютном пабе, в котором еда и питьё на любой вкус. Несмотря на то, что доклад был полностью готов и тысячу раз повторен и проговорен, волнение и страх никуда не уходили. Я шла почти как на эшафот, меня не покидала мысль, что это и есть тот самый, единственный, давно ожидаемый момент -- сейчас все всё поймут. Сейчас меня освищут, а после этого мне будет уже всё равно. Это утешало.
Три часа я бегала у доски, писала и стирала, заполняла следующую доску, стирала предыдущую. Три часа, которые казались невероятно долгими, закончились так внезапно, что я даже немного удивилась -- всё? Можно выдохнуть? После были вопросы, обсуждения, я отвечала и чувствовала, что с каждым следующим вопросом я устаю всё больше и больше. Мне нестерпимо хотелось домой. Многие давным-давно покинули аудиторию, отчего создалось ощущение, что доклад закончился и вопросы к нему тоже. Мне надо идти, -- неловко улыбалась я Ш., которая всеми силами удерживала меня в аудитории, повторяя, что у одного, как минимум, из слушателей, есть очень важный вопрос, ответ на который поможет им всем, вообще всем, понять что происходит и о чём вообще речь. Подожди буквально минуту, -- настоятельно сообщала мне Ш., продолжая крепко держать моё плечо, -- ещё буквально минуту, они пошли в туалет, -- добавляла, оглядываясь, -- но вернутся буквально через пару минут. Я стояла и ждала, я валилась с ног и понимала, что вряд ли смогу сказать что-либо вразумительное в ответ на дополнительные вопросы, возникшие практически ниоткуда. Я уже почти отчаялась, я почти рухнула в бездну чёрной тоски с вершины невероятной эйфории, когда вдруг отворилась дверь и вошли девочки.
Они вошли торжественно, неся на вытянутых руках огромный шоколадный торт, на котором каллиграфически, розовым кремом, было выведено моё имя и горячее поздравление с днём рождения. С днём рождения тебя, -- запели они разом, занося на вытянутых руках огромный торт, -- с днём рождения тебя, с днём рождения, дорогая, с днём рождения тебя! -- пели они громко и смеялись, наслаждаясь произведённым эффектом. Я стояла, раскрыв рот, пытаясь найти хоть какие-то слова -- пусть не самые правильные, но хоть какие-то, -- но слова не находились, а девочки продолжали петь, смеяться и наслаждаться произведённым эффектом.
Что это? -- громко зашептала я в ухо Ш., -- что происходит? А я тебе говорила, -- рассмеялась она с видимым облегчением, -- что девочки от тебя в восторге! Они искали и нашли когда твой день рождения, они заказали специальный торт в какой-то супер-кондитерской, они договорились, что его привезут аккурат к концу доклада, но были пробки, курьер задержался и потому они, -- она широко раскрыла глаза от гордости за своих и не-своих девочек, -- побежали ему звонить и торопить, а меня оставили тебя держать, и никуда, -- она цокнула языком, -- вообще никуда не отпускать! Пока не приедет курьер! А вопросы? -- растерянно оглядывалась я. А вопросов много, -- рассмеялась Ш., -- и главный из них: как быстро ты сумеешь загадать желание и погасить свечи!
Я загадала желание, много желаний, я смотрела, не отрываясь, на дрожащее пламя свечей, я смущённо благодарила всех окружающих и думала только о том, что у нас в холодильнике нет места, что нам ни за что не съесть такой торт за оставшиеся дни, что я ничем не заслужила такой изумительный торт, что у девочек всё получится -- так или иначе, но так, что они будут довольны. И никак иначе. У таких девочек не может быть иначе. Хотя бы потому, думала я, задувая свечи, что мне этого очень, просто очень, невероятно хочется. А слово именинницы, как известно, закон -- и обжалованию оно не подлежит. Никак. Нигде. Никогда.
Пусть будет прекрасный год. Мне не только надо, но очень хочется. Я не стар, я супер-стар. Имею право. Как никогда. Как в первый раз. Как всегда.
Спасибо вам огромное!
P.S. Про этот день рождения я тоже постараюсь написать, но позже, простите, позже.
|
</> |