Без названия

silver_mew — 25.12.2019 Это было хорошее место, оно подходило как нельзя лучше, столько огней, да притом именно такие, как я люблю: белые и золотые вперемешку, мигают, переливаются, бегают дрожащей цепочкой друг за другом!
Покружил сверху, осмотрелся – никого, никого! Слетел, упал, уцепился когтями – всё тихо, всё спокойно, никто не высунулся, не запел, подавая сигнал, что успел занять тёплое местечко для гнезда, значит, моё, моё!
Сложил крылья, осторожно пробрался между огней и колючих веток, огляделся – за кругом света свисают нити, качаются сияющие фигуры, так уютно, повезло, повезло, у меня будет самое лучшее гнездо в этом году!
Не тратя больше времени, зачем, и так ясно, что всё в порядке, начал вить гнездо, из белых нитей света вперемешку с золотыми, связывал одни с другими, вплел в развилку между двумя отходящими от ствола отростками, хорошо, хорошо!
Сам не заметил, как начал петь, будущее гнездо росло и становилось всё уютнее, а я пел всё громче, звал подругу в наш с ней новый дом.
И тут пришёл он – незваный, нежданный, услышал, учуял! Стал ходить рядом, сверкал глазами, но не смел, не смел, не мог пробраться сквозь защитный сияющий бело-золотой круг.
Он был так страшен, что я почти решился сняться с уже готового, свитого гнезда, почти готов был бросить его и поискать новый дом для своей подруги и будущих птенцов, если бы я заметил его сразу же, я бы, наверное, так и сделал, но как же теперь было жаль покидать такое хорошее, такое уютное место!
Я запел снова, положившись на силу охранительных огней. Он внимательно слушал, склонив голову, улегшись поодаль, делал вид, что ничуть не смотрит, ничуть не следит, а сам стерёг, стерёг.
Прилетела моя подруга, затрепетала крыльями под потолком, он будто бы спал, глаз не открыл, но я видел, что он караулит и уши чутко поворачиваются из стороны в сторону, следят за тем, как моя подруга опускается на верхнюю ветку и ныряет внутрь, пробираясь ко мне, к гнезду.
Я сказал: если хочешь, давай улетим и поищем себе другое место, другие огни, я не видел его прежде, чем начал петь, ты боишься? Прости меня, я виноват, не сумел подобрать надёжного дерева для нашего гнезда, прости!
Ничего, сказала она, дрожа крыльями, ничего, здесь хорошо, я не хочу никуда улетать, смотри, вокруг столько света, он не сможет пробраться внутрь, давай останемся.
Мы остались.
А ночью свет погас. Наше гнездо было спрятано в густых ветках, укрыто за сверкающими нитями, заслонено белыми и золотыми фигурами, среди которых были даже крылатые, словно бы даже похожие на нас, не заметить, не пробраться, не проникнуть, но бело-золотых огней больше не было, и нам стало страшно в темноте.
Мы лежали, обнявшись, прижавшись друг к другу, а он встал и опять ходил рядом, и выпускал когти, и принюхивался к воздуху. Но в ту ночь, в первую ночь нашу ночь в новом гнезде, он так ничего не сделал, а утром свет загорелся снова, огни сплелись в охранительный круг, и мы с подругой успокоились.
К вечеру в гнезде было первое яйцо – через несколько дней из него появится первый из наших с подругой детей, и мы с ней были счастливы, и почти не боялись, когда огни снова потухли.
Он опять ходил рядом, и снова ничего не сделал.
И на третью ночь – тоже ничего.
Днём я пел для моей подруги, сидящей на гнезде, и видел, что тот, сидящий внизу сторож, внимательно слушает мои песни. Иногда он уходил, но через какое-то – не слишком долгое – время возвращался и опять ложился рядом, закрыв глаза, насторожив уши. Или садился, склонив голову набок, внизу, всматривался в переплетение веток и отражения бело-золотых огней плясали в его глазах. Нам было страшно, но уже не слишком: стало понятно, что он не решится напасть, он боялся вызвать гнев тех, кто зажигал и гасил наши бело-золотые огни.
Мы ошиблись.
На седьмой день скорлупки яиц начали трескаться, и мы с подругой смотрели на них, затаив дыхание, не отводя глаз, и именно этот момент он выбрал для того, чтобы напасть, при свете дня, в сиянии огней!
Дерево затряслось и покачнулось под его весом, зазвенели, сталкиваясь, фигуры, и он внезапно очутился совсем рядом, шарил вслепую огромной лапой с растопыренными когтями, жмурясь от невыносимой бело-золотой яркости – и это меня спасло.
Если бы он мог видеть, он бы поймал меня этими своими когтями, но он не мог, и потому зацепил за крыло не меня, не меня, а одну из фигурок, лишь смутно напоминавших нас с подругой, одну из фигурок, окружавших наше гнездо.
Он упал с бесполезной, поддельной, кукольной добычей – а наше дерево устояло, устояло, и гнездо уцелело! И один из тех, кто зажигал и гасил огни, уже был рядом и говорил что-то своим гулким, тягучим голосом, что-то непонятное ни нам, ни ему, но совершенно точно был недоволен, и легко поднял его, и унёс его от нашего дерева, осторожно раздвинув перед тем ветки и повесив спасшую меня куколку обратно.
Я был так глуп, сказал я подруге, обнимавшей крыльями новорожденных птенцов. Прости, я обещаю, что на другой год выберу для гнезда надёжное и безопасное место, где не будет никого подобного.
Всё в порядке, дрожа, ответила она, мы живы и ничего не случилось, он не посмеет сегодня сделать ещё одной попытки, а назавтра мы с детьми уже улетим, под звон полуночных колоколов, в сиянии праздничных огней, оставив фигурки, подобные нам, раскачиваться на еловых лапах, прощально махать крыльями нам вслед.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив