Без названия

enzel — 10.10.2013 О СЛУЧАЕ ИЛИ НАИТИИ

Такая вот история случилась... Как я уже писал, мне довелось три года (1984-87) проработать в Институте социологических исследований АН СССР, точнее – в его демографическом отделе, а ещё точнее – в группе, руководимой известным демографом А.Г.Вишневским. Анатолий Григорьевич – личность колоритная, пожалуй, даже яркая, и я храню о годах работы под его началом, о создаваемой им в нашей группе атмосфере самые тёплые воспоминания. Это, действительно, крупный учёный, демограф, экономист и социолог с мировым, пожалуй, именем. Но оказалось, что помимо собственно научной стороны, есть и другая, значительно менее известная, а до поры и вовсе скрытая, но мне куда более близкая и интересная. Оказалось же это буквально только что, третьего дня.

Захотелось мне вдруг выяснить, представлен ли он в Википедии, и что о нём там пишут. Ну да, разумеется, представлен: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%90%D0%BD%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D0%B9_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87. Читаю его характеристику и вдруг спотыкаюсь о фразу «Писатель и историк литературы Русского Зарубежья». Вот так раз! Мне он, конечно, был известен как человек культурный, знаток литературы, поэзии, свободно говорящий по-французски, но как-то не возникало предположений о том, что помимо своей очень широкой научной работы он ещё и это. Углубляюсь в вопрос и выясняю, что он автор романа-коллажа «Перехваченные письма», выдержавшего уже два издания (2001 и 2008 гг.). Что за роман такой? Тут же имеется подробное интервью с Дм.Волчеком о романе: http://www.svoboda.org/content/transcript/1942488.html.

Теперь всё встало на свои места, пазл сложился. Выяснилось, что харьковский еврей с библейской внешностью (говорили, что он даже взял фамилию жены вместо своей, совершенно невозможной) и сохранивший в своей речи неустранимый мягкий южно-русский акцент и некоторые характерные жаргонизмы напрямую связан с первой русской эмиграцией! Связь же эта возникла через женитьбу на девушке, родившейся во Франции и репатриировавшейся с родителями в СССР, по-видимому, уже во времена вегетарианские. Деталей я не знаю, додумывать не хочу, но история удивительная. Вот благодаря ей и её сохранившимся французским связям и протянулась ниточка из Парижа в Москву, куда А.Вишневский переехал ещё в 1971 г. Жена работала переводчицей, дома говорили по-французски. Я неоднократно слышал, как мой начальник, звоня с работы домой, вёл беседу на этом мало понятном советским людям наречии, чем определённо злил своих коллег и особенно начальника отдела. Но за исключением такой вольности, он держал себя с окружающими подчёркнуто корректно, был любезен, тактичен, услужлив.

Перестройка и последовавшие за ней годы открыли перед ним зелёную улицу, он смог сыграть всеми имевшимися у него на руках козырями. Это относится и к научно-организационной, и, как сейчас стало мне понятно, к человеческой стороне его жизни. Попросту говоря, они с женой как бы вернулись во Францию – она в буквальном смысле, а он – за компанию. И там он вошёл в круг её старых знакомств, которые не прервались за годы жизни в СССР. К этому кругу принадлежали и братья графы Борис и Степан Татищевы, внуки Д.Н.Татищева, последнего командира Отдельного Корпуса Жандармов, расстрелянного чекистами в августе 1919 г. в качестве заложника. У братьев хранился обширный архив, содержавший документы разного происхождения и периодов, но в целом отражавший историю России и русской эмиграции с предреволюционной поры до 1970-х. Среди прочего, он включал в себя личный архив известного поэта Б.Поплавского, душеприказчиком которого был отец братьев Николай Татищев. Смерть Степана Татищева помешала его планам обработать семейный архив. Его брат Борис предложил заняться этим своему приятелю А.Вишневскому. В результате возник роман-коллаж, где, за исключением трёх страниц предисловия и двух страниц скупых примечаний, нет ни слова самого автора-составителя (или, как он сам себя называет – осветителя), но только подлинные голоса человеческих документов, состыкованных хронологически и тематически. Короткое предисловие заканчивается так:

«И сейчас наш луч пройдётся по иным местам, и мы вспомним для начала иные топонимы, такие, например, как Кресты, Бутырки или Лубянка, говорящие здешнему уху не меньше, чем тамошнему Куполь или Селект. Так уж сложилось. <�…> И ещё раз захочется уйти, наконец, от всех этих старых историй, забыть их, пересесть поскорее в новое столетие, в новое тысячелетие, отчалить немедля, начать всё сначала, с чистого листа. Ах, если б это было возможно!»

Разумеется, это невозможно. Хотя многим бы и хотелось, причём по мотивам совсем иным, чем у автора этих слов. Глыба прошлого, страшная и незнаемая, никуда не уйдёт, как не делай вид, что её нет, как ни драпируй её красными тряпками, как ни покрывай глянцевыми картинками и пошлыми надписями. «Ничего не знаем и знать не хотим, нас это не касается, ничего не было, всё вы врёте!» - злобно бормочут советские человечки, муравьями снующие у подножья огромного чёрного камня. Они думают – если думают вообще, - что можно и так, что всё, что нужно, уже давно произошло и ушло. Они и все, кто так думает, ошибаются. Поле этой глыбы искривляет жизненные траектории и неумолимо воздействует на исторические судьбы, как ни хорохорься, набив сундуки дармовыми миллиардами, как не надувай суверенно-управляемых щёк. Что-то важное и трудное сделать всё равно придётся, не этим сегодня, так другим завтра, а не завтра, так послезавтра. От того, что было, от ТАКОГО прошлого никуда не уйти – в конце концов, оно само настигнет и раздавит беспамятных и бессовестных дикарей и чужаков.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив